Выносить его тупое самодовольство становилось все тяжелее, и Адаму пришлось постараться, чтобы изобразить нужное выражение.
— Я об этом как-то не думал.
— Поэтому я тебе и говорю.
Увидев щелку, Адам попытался ее расширить. Земля, возразил он, — это большая ответственность. К тому же она порождает страсти, причем не всегда благородные. Так было и в его собственной семье, которая раскололась в предыдущем поколении. Родственники обратились друг против друга, и в одном случае дело даже дошло до того, что его отец ударил своего брата.
— Ударил? — презрительно фыркнул Гаетано. — Я знаю случай, когда брат убил брата.
Адам с сомнением покачал головой.
— Не веришь? Так и было.
— Что было?
— Брат убил брата. Из-за дома и земли.
За признанием последовало тяжелое молчание. Гаетано, наверное, понял, что сказал лишнее, а Адаму ничего больше и не требовалось — подозрения подтвердились.
Черту подвели, пропустив еще по стаканчику, после чего Гаетано с облегчением перешел к своей излюбленной теме: планам мирового господства. Планы эти распространялись, в частности, на большой отель по соседству. Сам Гаетано уже созрел для принятия окончательного решения, и единственная проблема заключалась в том, что нынешний владелец отеля каким-то образом прознал о его намерениях и мог заломить максимально возможную цену. Может быть, использовать посредника? Попала в сферу интересов посредника и вилла неподалеку от Пизы. Поместье принадлежало старинной семье, не сумевшей остаться на плаву в трудные времена. Впрочем, добавил рассудительно Гаетано, вилла может подождать. Куда важнее выстроить для начала бизнес. Поместье — дело хлопотное, оно требует больших и постоянных вложений — уж ему ли не знать. Стоит подумать и о женитьбе. Брак хорош для бизнеса, а он уже далеко не мальчик. Держался долго, но, может быть, пришла пора, как говорится, выбросить полотенце и взять молоденькую, из тех, что еще не сбились с пути.
Слушать излияния этого человека — самоуверенного, преисполненного сознанием собственной важности и в то же время малодушного, отчаянно ищущего опоры — Адам больше не мог, но в какой-то момент все же вставил шутку насчет того, что в свой следующий приезд в Италию надеется найти Гаетано счастливым супругом и владельцем виллы Доччи, что неподалеку от Пизы.
Отреагировал бывший садовник не сразу. Прошло, должно быть, с полминуты, прежде чем он, извинившись, поднялся из-за столика — мол, ему надо облегчиться.
Свою оплошность Адам понял только тогда, когда собутыльник отошел от стола. За время их затянувшегося разговора бывший садовник неоднократно упоминал о вилле Доччи, но ни разу не назвал ее так.
Или все же назвал? Может, да. Может, нет. Может, у него паранойя. Одного взгляда вполне хватило, чтобы убедиться — паранойя ему еще не грозит.
Гаетано даже не кивнул, а всего едва заметно наклонил голову, но и этого оказалось достаточно. Адам не видел его лица и глаз, но видел, как два парня в рубашках с короткими рукавами вышли из угловой кабинки и последовали за хозяином.
Пошарив по карманам, Адам бросил на стол несколько бумажек в оплату счета за выпитое и, проклиная собственную щепетильность, стоившую ему драгоценных мгновений, поспешил к выходу. На передней террасе уже никого не осталось, пустым выглядел и тротуар — о том, чтобы затеряться в шумной воскресной толпе, не было и речи.
Адам свернул вправо, прибавил шагу и, пройдя немного, нырнул в первый попавшийся переулок, идущий от моря. Мысли разбегались. Он понял вдруг, что свернул не там, что его переулок — следующий. Первый поворот… черт… это же так предсказуемо. Он побежал, то и дело оглядываясь. Лодыжка еще побаливала после падения в саду. Пока он шел, все было в порядке, но, как только пытался ускориться, она тут же напоминала о себе. К счастью, до спасительного парка с его темным лесом оставалось не больше полутора сотен ярдов. В конце улицы Адам сбавил шаг и бросил взгляд через плечо. Чисто. Ни души. Спасен.
От парка его отделяла последняя широкая улица. Он посмотрел влево-вправо — нет ли машины. И увидел двух парней в рубашках с короткими рукавами. Они только что вышли из-за угла параллельного переулка и заметили его сразу.
Адам перелетел через дорогу и нырнул в темноту.
Кочки, неровности, корни, предательские ветки — не разбежишься. К тому же кроны пиний практически не пропускали лунный свет. Он упал. Поднялся. И почти сразу упал еще раз. Второе падение закончилось в неглубокой сухой канаве. Преследователи приближались сзади, перебрасываясь короткими фразами. У них было важное преимущество — они знали парк.
Адам сменил тактику и двинулся влево, пригнувшись, держа одну руку в кармане, чтобы не звякали монеты, и сжимая другой книгу. Книга мешала, но, с другой стороны, могла и пригодиться на крайний случай как метательное орудие.
Он всегда гордился тем, что не задерживался на спортплощадке сверх необходимого. Носиться по замерзшему полю или отбивать летящие в тебя мячики — такие развлечения никогда его не притягивали. Обычно он или прикидывался больным, или демонстрировал вопиющее незнание правил — что угодно, лишь бы заслужить право быть изгнанным с поля и оказаться вне игры. Игры? Да разве ж это игра! Умерщвление плоти. Ну ладно, теннис стерпеть еще можно. Особенно парный. Там хотя бы можно занять позицию у сетки и отмахиваться от всего, что летит в твою сторону. Теннис, но никак не все остальное и в особенности то, что требует сверхусилий, напряжения, стойкости и выносливости.
Теперь все те уничижительные комментарии звучали циничными насмешками. Легкие жадно втягивали теплый ночной воздух, пульс бился в ушах, а ноги как будто принадлежали кому-то другому. Его поддерживал только страх. Страх, подобного которому Адам никогда не испытывал. Разве что в кошмарах. От этого страха по плечам и бедрам разбегались мурашки. Беги или встань и бейся — этот сигнал посылало тело. Выбор простой и нелегкий.
В конце концов сил не осталось, и ему пришлось остановиться. Он упал в какие-то кусты, вжался лицом в песок и принялся шарить по земле, пытаясь найти более подходящее оружие, чем книга по скульптуре эпохи Ренессанса. Все инстинкты обострились, а тело, которое только что подвело, теперь изо всех сил старалось помочь: отрегулировать сбившееся дыхание и настроить слух.
Сначала Адам не слышал ничего, кроме монотонного гула проносящихся вдалеке машин. Это было на руку, потому что передвигаться бесшумно по парку, усыпанному ветками и иголками, невозможно. Похоже, ему все-таки удалось ускользнуть от них. Он подождал пять минут, потом еще столько же — на всякий случай — и осторожно вылез из укрытия.
Скрытность, осторожность — это был его стиль. Пауза пошла на пользу. Безрассудная, слепая паника улеглась. Он двинулся дальше, останавливаясь через каждые несколько шагов, прислушиваясь, избегая открытых мест, оглядываясь по сторонам, прежде чем переходить тропинку.
Адам ушел довольно далеко, прежде чем оказался перед большой, круглой поляной. За деревьями, на другой ее стороне, светились окна домов. Он подумал, что поляну все-таки лучше обойти. И если бы сделал это, то попал прямиком в руки врага. Потому что едва Адам, пригнувшись, шагнул на открытое пространство, как из леса выскочил один из преследователей:
— Я его взял! Здесь! Давай сюда!
Забыв про боль в ноге, он рванул напрямик со скоростью, удивившей его самого. И даже, наверное, успел бы нырнуть в спасительную чащу, если бы не налетел на дерево.
Адам пошатнулся. Закружилась голова. Книга упала на землю, и он вдруг ясно вспомнил, что купил ее за четыре шиллинга в пыльном магазинчике возле Чэринг-Кросс-роуд. Потом что-то ударило в спину, вышибив из легких воздух и швырнув его на землю.
Противник не был ни великаном, ни силачом. Ни размеры, ни сила ему и не понадобились. Их заменяла жестокость. Два-три рассчитанных удара ногой удержали Адама на месте до прибытия второго преследователя. Вместе они поставили пленника на ноги.
— Ты кто, черт возьми, такой?
— Что? — пробормотал он по-английски.
Его дернули, тряхнули, развернули и бросили на дерево. Он ударился затылком, пошатнулся, но устоял на ногах, так что им не пришлось поднимать его снова, чтобы схватить за руки и ударить о другое дерево.
Мир куда-то ушел, а когда вернулся, Адам обнаружил, что лежит на земле, сжимая голову руками, и что ладони у него липкие от крови.
— Ты кто такой? — Одна из двух теней склонилась над ним.
Адам съежился и вскинул руки, закрывая голову.
— Не надо, — жалобно простонал он, уже сознавая, что, если не вымолит пощаду, они будут швырять его на дерево, пока не забьют насмерть.
Входило это в их намерения или нет, Адам так и не узнал.
В темноте что-то треснуло, словно сломалась ветка, и тень слева, словно получив пинок сзади, полетела на него. Когда он выбрался из-под тела, с тенью справа было покончено. Номер два лежал на спине, вопя от боли под градом сыпавшихся на него ударов. Бил незнакомец не кулаком, а каким-то орудием, острым, судя по вылетавшим из-под него брызгам крови.
