– Допей его за меня. Это была паршивая идея, напиваться не в моем духе.
Я не стал возражать и подчинился.
– Ну, что ты там говорил про это итальянское местечко?
Когда мы вставали из-за столика, из зала ресторана появился набоб, Хертер и мисс Браун, которая грациозно приветствовала меня наклоном головы. Для остальных членов этой процессии меня просо не существовало.
Их вид напомнил мне, что где-то неподалеку может появиться Юсуф, и я попросил дежурного вызвать для нас такси.
Само итальянское местечко находилось всего в полумиле от отеля и представляло из себя угловую комнату на первом этаже, в которой было такое количество столиков, что для воздуха места просто не оставалось. Но порции здесь были вполне приличными, и никто не поднял бы излишнего шума, даже если посетитель начал вылизывать свою тарелку.
Мы заказали скамни, телятину, белое кьянти и слушали голос Луи Армстронга из музыкального автомата в углу комнаты.
– Удивительное дело быть американцем, – заметила моя спутница. – Где бы ты не появился, то сразу находишь, что какая-то частица Америки попала туда раньше тебя. И чаще всего это Луи Армстронг.
– Этот мир принадлежит Америке. Я пилотирую американский самолет. "Пьяджио" моего приятеля Китсона сделан в Италии, но у него американские двигатели. В нескольких милях отсюда находится американская военная база. Американский мир: пей свое кьянти и наслаждайся им.
Она отрицательно покачала головой. То ли по поводу сухого белого вина, то ли насчет моей идеи.
– Нет, это не совсем так. Об этом повсюду говорит множество людей, и чертовски много американцев этому верит. На самом деле все по-другому. "Дакота" принадлежит этому месту, так же как это было бы в любом американском штате, а голос Армстронга звучит именно здесь. Но это совсем не потому, что они американцы – сам факт их американского происхождения словно бы выветрился. А может быть истратился, как ты тратишь доллар, полученный от доброго американца.
– Это плохо?
– С точки зрения окружающего мира – вовсе нет. Но по-прежнему остается множество Американцев, которым нравится думать, что у них находится закладная на всю мировую цивилизацию, и они могут отказать остальному миру в праве пользоваться ею, если он начнет вести антиамерикански. Им ненавистно признание того факта, что не они правят миром: он просто продолжает летать на их "Дакотах" и слушать Армстронга за ужином.
– Черт побери, да планета просто кипит странами, которые ни за что не признаются, что не они руководят этим миром. В одной только Европе таких можно насчитать не меньше пяти, включая Британию.
Она как-то странно посмотрела на меня и сказала:
– Все гораздо проще: это колониальные державы. Но когда они пытаются править миром, они никогда не стараются рекламировать свою принадлежность к англичанам, французам и так далее. Это не то, что мы с проталкиванием своей идеи принадлежности к американцам.
– Ну, да, мы стараемся только внушить всем мысль, и ничего больше. Мы говорим людям, что они могут стать христианами, отправить своих сыновей в Итон и Сандхерст, носить цилиндр в Эскоте, но это не сделает их англичанами. И ничто не сможет сделать. Англичанином надо родиться. Любой африканец или индус может великолепно подражать англичанину, но он все равно даже не сможет вступить в клуб.
Ширли раскрутила остатки вина в своем бокале.
– Но, ты, парень, не станешь коренным филадельфийцем, просто вступив в наш клуб.
– Нет, конечно. Но тебе этого и не нужно, все равно останется множество мест, куда ты никак не попадешь, или же тебе так и останутся недоступными прихоти любого стального магната с сотнями миллионов долларов в кармане. К тому же внутри каждого клуба часто существует еще один клуб. А самые закостеневшие классовые структуры на земле можно найти за стенами любой мало-мальски большой тюрьмы.
Она мягко кивнула и продолжала наблюдать, как вино продолжало затихать в ее бокале.
– С другой стороны, ты всегда можешь перестать быть англичанином, а для американца это практически невозможно. Надеюсь, ты это заметил?
– Может быть, – пожал я плечами. – Это происходит от наличия жестких требований клуба: всегда можно скатиться ниже этого уровня.
Ширли Берт посмотрела на меня с любопытством, потом снова кивнула и осушила свой бокал. Я взялся за бутылку и предложил восполнить недостачу, но она только покачала головой.
– Почему вы с Кеном решили отказаться от английского гражданства? – спросила она наконец.
Я аккуратно поставил бутылку на место и по крайней мере постарался объяснить это моей спутнице.
– Ты хочешь сказать, что мы летаем для иностранных хозяев? Дело в том, что в Англии слишком много пилотов и...
– Не в этом дело. Я видела регистрационную запись Китсона в его отеле: здесь не верят на слово, так что нужно предъявить паспорт. У него пакистанское гражданство. После этого я взглянула на твою и оказалось, что у тебя швейцарское. Так в чем же дело?
– В тебе заговорила журналистка?
– Хватит валять дурака.
Я плеснул в свой бокал немного вина и стал его разглядывать, но в голову так ничего и не приходило.
– Пойдем и выпьем у меня в номере, – неожиданно предложила она, вставая.
– В твоем номере?
– Я прихватила с собой из Рима бутылку шотландского виски. Мне бы хотелось получить по этому поводу квалифицированное мнение эксперта, – с этими словами Ширли так простодушно посмотрела на меня, что я тут же бросил на стол три ливийских фунта и поспешил за ней к выходу.
25
Мы вернулись в "Уаддан".
Ширли снимала номер на четвертом этаже. Его нельзя было назвать ни большим, ни маленьким: это была просто обычная гостиничная комната, забитая стандартной для таких мест мебелью со стандартным освещением. В такой комнате можно было прожить всю жизнь, но вероятность оставить здесь след своей индивидуальности не больше, чем возможность оставить царапину на бриллианте.
Я осторожно закрыл за собой дверь и обернулся. Она замерла в нескольких футах от меня, скованная и настороженная, словно ожидавшая, что я тут же брошусь на нее, но не решившая то ли поймать мое тело, то ли увернуться от этого прыжка.
– Тебе не нужно ничего говорить, – сказала Ширли. Пожалуй ее голос звучал даже слишком спокойно.
– Да и тебе не стоило приглашать меня сюда, – поддержал ее я. – Вот если только ты что-то говорила про виски.
Она несколько расслабилась и даже почти улыбнулась.
– Загляни в чемодан под кроватью. А я собираюсь немного умыться.
Я выудил по указанному адресу бутылку: этикетка была такой шотландской, что ее вряд ли могли отпечатать намного севернее Милана. Я налил понемногу в два бокала, стоявших на ночном столике, захватил один с собой и устроился с ним на розовом плетеном стуле.
