Первой мыслью было самое очевидное — обратиться к врачам. Но она тут же отказалась от этого. В ее деле и так уже много сомнительного: следственная комиссия, военный трибунал, эта несусветная награда Альтиплано… Если еще ко всему прибавится наблюдение у психиатров, то ей никогда не добиться того, чего она хочет.
А чего она хочет? Она никогда раньше так прямо себя не спрашивала, и вот ночью попробовала понять. Она хочет… Раньше она бы сказала — безопасности. Безопасности, защиты от прошлого. Такую защиту мог предоставить ей Флот. Но тот человек мертв, ложь вышла наружу». В этом смысле ей ничто не грозит. Чего же она действительно хочет?
В голове проносились обрывочные мысли и картинки, короткие и яркие, совсем как обрывки травмированной памяти. Вот она на мостике «Деспайта» и приказывает возвращаться назад, к системе Ксавье… Вот она отдает приказ открыть огонь, и огромный вражеский крейсер взрывается прямо перед глазами. Уважение на лицах слушателей на лекции, когда даже адмиралы, даже капитан, несмотря на его отношение к ней, восхищались тем, как она все им изложила. Даже восхищение младших офицеров, хоть ей самой и претило, что ей это нравится. Новые друзья, эта дружба с Барином, еще такая неокрепшая, как молодые растеньица весной.
Она хотела этого, хотела, чтобы такие моменты повторялись, чтобы их было больше. Хотела командовать, управлять, исправлять зло. Хотела выявить те таланты, которые, как ей казалось, у нее есть. Хотела, чтобы ее ценили сверстники и товарищи, хотела дружить, хотела жить.
Критическая сторона ума едко напомнила ей, что подобных моментов вряд ли будет много, если только она будет продолжать работу в техническом отделе и все время служить на кораблях, управлять которыми будут предатели или некомпетентные капитаны. Она вовсе не блистала в технике, как некоторые другие.
Она много занималась, неплохо разбиралась в том, что от нее требовалось… Но не больше.
Ты слишком строга к себе. Недостаточно строга. Жизнь может быть куда жестче, нужно самой опережать ее. Ты не даешь себе проявиться полностью. А что, по его мнению, значит «полностью»? Что хотел сказать этим энсин Серрано? Он совсем юн, этот мальчик Серрано. Значит… он считает, что она не дает себе проявиться. Если бы он только знал. Если, если, если…
Теперь после стольких лет в технических группах она уже не может переспециализироваться. Она и не хочет учиться на капитана. Не хочет? Она терпеть не могла сражений, с самой первой минуты мятежа и до последнего удачного выстрела все это было просто отвратительно. Она постаралась подавить чувство, которое у нее сопутствовало страху, болезненное отвращение ко всей этой бессмыслице…
Кто вообще знает, что в такие минуты чувствуют люди? Вероятно, она сможет сама стать инструктором, она знала, что умеет преподнести другим даже самый сложный материал. Инструктор по истории тогда так прямо ей и сказал. Почему она отказалась от того предложения? Мысли ее метались, как рыба на крючке, она не могла уйти от болезненной реальности, на которую так глупо, так слепо попалась. И впрямь как рыба… она, которой предначертано плавать свободной. Но где?
На следующее утро она выглядела такой усталой, что это заметила даже майор Питак.
— Поздно легли, Суиза?
— Нет, просто снились плохие сны, майор. — Она постаралась закончить разговор, но не резко. Питак долго смотрела на нее.
— У многих людей, побывавших в сражении, случаются особые сны, вы ведь знаете. Никто вас не будет презирать, если вы попробуете пройти сеанс терапии в медчасти.
— Со мной все будет в порядке, — быстро ответила она. — Сэр.
Питак все смотрела на нее, и Эсмей почувствовала, как краснеет.
— Если станет хуже, сэр, я вспомню ваш совет.
— Хорошо, — проговорила Питак. И вдруг, как Эсмей только расслабилась, добавила: — Если это не секрет, скажите, почему вы выбрали техническое, а не командирское направление?
У Эсмей перехватило дыхание. Она не ожидала, что здесь ей зададут такой вопрос.
— Я… я не думала, что из меня выйдет достойный командир.
— Почему?
Она попыталась что-нибудь придумать:
— Ну… я не из флотской семьи. У них это врожденное.
— Вы действительно никогда не хотели командовать, пока это само собой не получилось на «Деспайте»?
— Нет, я… Когда я была девочкой, конечно, я о многом мечтала. Я из семьи военных и с детства наслушалась предостаточно героических историй. Но больше всего я хотела просто в космос. Когда я попала в подготовительную школу, то увидела людей, подготовленных намного лучше, чем я…
— Вначале вы неплохо проявили себя как лидер.
— Наверное, мне дали фору, потому что я с далекой планеты, — ответила Эсмей. Так она объясняла все себе уже который год. А лидерские оценки становились все хуже. До Ксавье. До мятежа.
— У вас совсем не технический склад ума, Суиза. Вы много работаете, вы достаточно умны, но это не ваше. Ваше — это лекции. Та бумага, которую вы мне написали… Технические специалисты по-другому излагают материал.
— Я стараюсь…
— Я никогда этого не отрицала. — В голосе Питак звучало чуть ли не раздражение. — Но скажите, ваши родственники когда-нибудь стали бы из лошади для поло делать тяжеловеса?
Эта попытка объяснить ей все при помощи понятий ее родной культуры почему-то задела Эсмей. Она заупрямилась. Она прямо-таки физически ощущала, как у нее вырастают длинные ноги с тяжелыми копытами, и вот они увязают в грязи, она пытается высвободиться, сопротивляется.
— Если нужно было бы перевезти груз и под рукой не было бы другой лошади…— И пока Пятак не успела ничего ответить, ова продолжила: — Я понимаю, что вы хотите сказать, сэр, но я никогда о себе не думала как… как о лошади, на которую взвалили слишком большой груз.
— Интересно, а что вы думали, — бросила Шпак, словно сама себе.
— Я хотела работать, — ответила Эсмей, — подальше от Альтиплано. — Честнее не скажешь, если, конечно, не углубляться в такие вопросы, которые она вообще не желала обсуждать.
Питак гневно посмотрела на нее:
— Девушка, Флот это не место работы подальше от дома.
— Я не имела в виду просто работу…
— Надеюсь. Черт побери, Суиза, вы так хорошо что-то делаете, а потом… Ляпаете совсем невпопад.
— Извините, сэр.
— А потом извиняетесь, Суиза. Я вообще не понимаю, как вам удалось сделать то, что вы сделали при Ксавье, но лучше побыстрее во всем разбирайтесь, ведь талант-то ваш именно в этом. Или вы им будете пользоваться, или он сгниет. Это понятно?
— Да, сэр. — Ничего ей не понятна Вряд ли Барин ей здесь поможет. В частности, потому, что она сама не сможет просить его о помощи.
— Я устроила ей настоящую взбучку, — сказала Питак капитану Севешу.
— И?
— А потом сорвалась и чуть не ударила ее. Я совсем ее не понимаю. В ней словно два разных человека, а может, и три. Производит впечатление человека огромных способностей, настоящего сильного характера, а потом вдруг проскальзывает, как вода сквозь пальцы. Я никогда такого раньше не встречала, а всегда думала, что повидала предостаточно всяких странностей, которые обычно разгребают психоняни. Вот она вся перед вами… а потом вдруг раз, и нет. Я по-пробовала уговорить ее сходить в медчасть по поводу ее переживаний после битвы, а она уклонилась, словно я предлагаю ей невесть что.
— Мы не первые, кого она вводит в заблуждение, — напомнил ей Севеш. — Поэтому мы так и удивились…
— Есть и хорошие новости: она понемногу выходит из своего панциря, общается с молодыми офицерами, — продолжала Питак. — С энсином Серрано и другими.
— С молодым Серрано? Не думаю, что это так уж хорошо. При Ксавье было двое Серрано.
Питак пожала плечами:
— Не вижу никаких проблем. Этот слишком молод, те были намного ее старше. И они ничего плохого не замышляют. Они лазают по Стене и временами вместе играют в спортивные игры. Я даже подумала, что высокомерие Серрано может помочь продырявить ее панцирь, а там, глядишь, и таланты наружу вылезут.
— Возможна Но она видится не с ним одним?
— Нет. Я узнаю обо всем в основном от Цинтнер, которая играет вместе с ними. Ова говорит, что Суиза терпеть не может игры с переменной гравитацией, но вообще играет неплохо. Я не спрашивала, но она сама рассказала мне, что двое или трое молодых людей бегают за Суизой. Правда, без особого успеха. Когда получше ее узнаешь, понимаешь, что она просто очень замкнутая» — так сказала про нее Цинтнер.
Севеш вздохнул:
— Наверняка прячет что-то. Эти молодые офицеры всегда что-то скрывают, даже когда сами уверены в обратном.
— А мы не скрываем? — спросила Питак.
— Скрываем, но мы об этом сами знаем. Преимущества зрелости: мы знаем, где закопаны наши тайны, а то, что закопано, может быть и выкопано. Обычно, правда, в самый неподходящий момент.
— А Суиза?