в уважительном отношении к нормам Уголовно-процессуального кодекса.
Подтверждая слова генерала, Шимановский пальцем постучал по своей голове, сердито глядя на Прокофьева. А ведь прав Ковелев, не должен был Прокофьев отвечать тараном на таран.
– Виноват, товарищ генерал-майор!
– Виноват. Виноватых бьют! Ты всерьез думаешь, что Свищ мог в тебя стрелять?
– Я думаю?
– А телефон его зачем в отработку взял, до его женщин добрались?
– Отрабатываем возможные варианты.
– Кстати, о женщинах, – поморщился Ковелев. – Из-за кого там у тебя конфликт с Карамболем был?
– Это к делу не относится! – отрезал Прокофьев.
– Ух ты! – ошалело сказал генерал, не привыкший к столь резкому отпору. – Не относится! А к Хвойникову ты зачем приходил?
– Деньги у него криминальные нашли, хотел получить объяснения.
– Хотел получить объяснения, а получил пулю.
– Винтовка установлена была на Хвойникова, но выстрелили в меня.
– Как ты можешь это объяснить, подполковник?
– Пока только одно логическое объяснение. Один конфликт со Свищом перерос в другой – с ним же.
– Вот и я о том же, нельзя с этими тварями на рожон. Умней нужно быть. Во всех отношениях.
– И деньги мог подбросить Свищ. И жену Карамболя похитить. Но я не стал бы исключать Курдыбина.
– Думаешь, Пентиум вернулся, чтобы отомстить Карамболю?
– Деньги, которые мы обнаружили, могли принадлежать только Пентиуму, – думая еще и о Свищеве, сказал Прокофьев. – То есть деньги принадлежат банку.
– Банк мы пока пропустим, – осаживая собеседника, махнул рукой генерал. – А деньги оставим.
– Из-за этих денег в стане Карамболя пошел ропот. Карамболь объявил Пентиума крысой, теперь крысой считают его самого. А Свищ усиленно подогревает эти слухи. И уже вышел из подчинения Карамболя.
– Я смотрю, тут криминальной войной запахло.
– Война уже идет, Карамболь ранен, он в больнице. И на него вторично готовилось покушение. К счастью для него, все обошлось. И к несчастью для меня, – усмехнулся Прокофьев.
– Что предлагаешь делать?
– В доме Карамболя нашли деньги. Два миллиона восемьсот рублей. Даже для Свища с его наркотрафиком это немаленькая сумма. Такими деньгами так просто не разбрасываются.
– Если можно, покороче, – поморщился Ковелев.
– Можно и покороче. Если в ход пошел такой козырь, то игра будет идти до последнего. Вчерашний выстрел это подтвердил. Я думаю, это не последнее покушение на Карамболя. Я бы установил за Хвойниковым негласное наблюдение, перекрыл бы все подступы к нему, чтобы взять киллера на подходе к нему.
– Ну что ж, дело серьезное. Очень серьезное, – глянув на Шимановского, сказал Ковелев. – И работа предстоит очень серьезная. Каратаева подключать будем.
Прокофьев кивнул. Подполковник Каратаев занимал должность заместителя начальника Управления уголовного розыска и одновременно возглавлял борьбу с организованной преступностью. В общем-то этот отдел и должен был заниматься как Свищом, так и Карамболем. Но и отдел по раскрытию тяжких и особо тяжких преступлений не мог оставаться в стороне.
– А вы, товарищ подполковник, отправляйтесь в больницу, – сказал Ковелев. – Это, конечно, похвально, что вы рветесь на передний, так сказать, край, но вид у вас, скажу я вам! Еще упадете в обморок перед подчиненными!
– Я все понял, товарищ генерал.
Прокофьев действительно еле держался на ногах, хотелось присесть, а еще лучше прилечь – желательно на больничную койку. Тем более что без перевязки сегодня не обойтись, да и обезболивающий укол не помешает.
Генерал ушел, поворачиваясь вслед за ним, Шимановский подал знак дождаться его. Проко-фьев сел, в кабинет вошли Бордов и Ярыгин.
– Ковелев Каратаева к делу подключает, сейчас Шимановский подойдет – фигуры переставлять. Не знаю, куда вас поставит, но вы мне Ахтарцева найдите. Он по телефону звонил, должен быть номер, пробейте, кто звонил из дома на Спортивной улице.
– Да, технари уже работают, все под контролем. Только вот в результате не уверен, Ахтарцев сам технарь, может их перехитрить.
– Найдите его. Здесь он где-то. Карамболя в покое не оставят, как бы беспилотником в него не запустили.
– А что, Ахтарцев сможет.
– Все частоты вокруг больницы надо заглушить.
Прокофьев вдруг понял, что больше не может говорить. Еще слово, и с ним точно случится обморок, а терять сознание при подчиненных что-то не очень хотелось даже при уважительных обстоятельствах.
И все же несколько слов сказать пришлось, Егор оставил за себя Бордова, а Ярыгина попросил отвезти его в больницу.
– Я вот все думаю, откуда киллеры узнали, в какой палате лежит Карамболь? И в каком он состоянии находится. И что может выйти на балкон, – в машине, закрывая глаза, с трудом проговорил Прокофьев. – Причем в ближайшее время. А он собирался…
Карамболь мог выйти на балкон в тот же день, когда Егор схлопотал пулю. Или даже в тот же момент.
– С Карамболем поговорить надо… Москва, Головастик… – Прокофьев замолчал, не в силах больше говорить.
Карамболь знался с Головастиком, с его людьми, возможно, держал с ним связь через того же Пентиума. Ему и самому нужно знать, кто на него покушался. Возможно, он даст подсказку, которая поможет выйти на Ахтарцева. А еще лучше на заказчиков.
Из машины Прокофьев выходил с трудом, он мог потерять сознание в любой момент, но тем не менее прямым ходом направился к Карамболю, благо что их палаты находились в одном коридоре, хотя и в разных крыльях здания.
Палата охранялась, но Ярыгин пер как бульдозер, сметая все на своем пути. Брайтон открыл дверь, собираясь зайти в палату и предупредить босса, но Ярыгин оттолкнул его. Бросаться на него Брайтон не стал, его только сегодня выпустили на свободу, и ему вовсе не хотелось возвращаться за решетку.
Прокофьев бросил взгляд в открытую дверь и увидел сидящего на койке Карамболя, процедурная сестра Нина Борисовна заканчивала перевязывать его.
– …тебя к нам в сауну привозили… – донесся до слуха противный, с мерзкими в нем нотками голос Карамболя.
