Раздался звонок, и Эллис пошла к дверям.
— Садись, дорогой. Врач сказал, что тебе не надо переутомляться.
— О’кей.
Вошли Дженкинс и его спутник. Эллис принесла кофе, и все четверо расселись друг против друга: Таннеры на диване, а Дженкинс и человек, которого он представил как Гровера, в креслах.
— Кажется, это я с вами говорил в Нью-Йорке, не так ли? — спросил Джон.
— Да, это был я. Я представляю Управление. Как и Дженкинс. Он был направлен сюда полтора года назад.
— Вы очень убедительно исполняли роль полисмена, мистер Дженкинс, — сказала Эллис.
— Это было нетрудно. Тут прекрасное местечко и очень приятные люди.
— Я думаю, что тут прежде всего местечко, где обитал «Порванный ремень». — Таннер не скрывал своей враждебности. Пришло время для объяснений. И он хотел получить их.
— И это, конечно, тоже, — мягко согласился Дженкинс.
— Тогда вам бы лучше сразу все выложить.
— Очень хорошо, — сказал Гровер. — Итог я могу подвести в нескольких словах. «Разделяй и убивай». Таким мог быть девиз «Омеги». Его-то и придерживался Фассет.
— Значит, это в самом деле был Фассет. И я думаю, что он действовал под своим настоящим именем.
— Так и было. В течение десяти лет Лоренс Фассет был одним из лучших оперативников в Управлении. Предан делу, прекрасный послужной список. А затем с ним что-то случилось.
— Он продался.
— Не так просто, — сказал Дженкинс. — По каким-то причинам его взгляды изменились, претерпели чудовищные изменения. Он стал врагом.
— И вы об этом не подозревали?
Гровер помедлил, прежде чем ответить. Казалось, он искал слова, которые никому не причинят боли. Он чуть склонил голову.
— Мы догадывались… Мы шли к этому постепенно, год за годом. Перебежчиков уровня Фассета никогда не удается накрыть врасплох. Процесс идет медленно, и истина выявляется шаг за шагом. Но рано или поздно все становится ясно. И тогда наступает момент, расставляющий все по местам… Чем мы и занимались — приближали его.
— И благодаря этому я попал в чертовски запутанную и опасную ситуацию.
— Лучше назвать ее просто опасной, но не запутанной. Фассет прибегал к различным приемам, манипулируя вами и вашими друзьями. Он был привлечен к операции «Омега», поскольку считался великолепным работником. Ситуация была на грани взрыва… Мы правильно предположили, что враг возложит на Фассета ответственность за сохранение «Омеги», чтобы спасти ее от разрушения. Он одновременно стоял во главе ее обороны и осуществлял охоту за ней. И поверьте мне на слово, стратегия была хорошо продумана. Вы начинаете понимать?
— С трудом. — Таннеру действительно трудно было понять сказанное.
— «Разделяй и убивай». «Омега» продолжала существовать. Звено «Порванный ремень» в самом деле обнаружилось в Сэддл-Уолли. Мы много анализировали то, что нам было известно, и почти сразу вышли на счета в швейцарских банках у Кардоне и Тремьянов. Когда в поле зрения появился Остерман, выяснилось, что и у него есть счет в Швейцарии. Обстоятельства как нельзя лучше играли Фассету на руку. Он вышел на три связанные между собой пары, занимавшиеся весьма сомнительной финансовой деятельностью и так или иначе объединенные швейцарскими банковскими счетами.
— «Цюрих». Вот почему это слово заставляло их так нервничать. Кардоне просто оцепенел.
— У него были для этого все основания. Впрочем, как и у Тремьяна. Один принимал самое непосредственное участие в спекуляциях брокерской конторы, которую финансирует мафия; а другой оказывал юридические услуги фирмам по торговле недвижимостью, прибегающим к уязвимым с точки зрения закона методам. Все их благосостояние держалось на этой деятельности. Откажись они от нее — и их ждало бы полное разорение. Остерман терял меньше, если говорить о конкретных деньгах, но, как представитель средств массовой информации, подвергаясь таким обвинениям, он мог, утратив безупречность репутации, потерять все. Вы лучше нас знаете, как чувствительна пресса к таким разоблачениям.
— Да, — не проявляя никаких эмоций, сказал Таннер.
— Всего за несколько дней настойчивый Фассет смог так искусно запугать все три пары, что они стали обвинять друг друга. Следующим этапом должны были стать силовые акции. Как только представилась бы такая возможность, настоящая «Омега» уничтожила бы минимум две пары, и Фассет мог бы предъявить нам разгромленную «Омегу». Достижение с виду бесспорное… И все подозреваемые мертвы. Это был бы… блистательный ход.
Таннер с трудом поднялся с дивана и подошел к камину. Не скрывая гнева, он схватился за стойку вешалки.
— Я просто счастлив, что вы можете сидеть здесь и профессионально оценивать происшедшее. — Он повернулся к правительственному чиновнику. — Но так спокойно рассказывать об этом вы не имеете права, не имеете права! Моя жена, мои дети едва не погибли! Почему поблизости не оказалось ваших агентов? Что случилось со всем тем оборудованием, которые вы закупаете у крупнейших корпораций всего мира? Кто слушал эти электронные… штучки, которые вы, как мне сообщили, растыкали по всему дому? Где все были? Нас оставили умирать в подвале!
Гровер и Дженкинс ответили на его слова лишь смущенным молчанием. Они спокойно и с пониманием встретили взрыв враждебности Таннера. Им уже приходилось сталкиваться с такими ситуациями. Пытаясь успокоить Таннера, Гровер заговорил мягко и убедительно.
— Мы признаем, что в таких операциях могут быть допущены ошибки. Более того, они неизбежны. Речь может идти даже об одной большой ошибке. И она тоже неизбежна в данном конкретном случае.
— Какая ошибка?
— Я бы хотел ответить… — сказал Дженкинс. — Это моя ошибка. Я был старшим офицером в этом деле и единственным, кто знал о подозрениях относительно Фассета. Единственным. В субботу днем Макдермотт сказал мне, что у Коля есть исключительно важная информация и он должен немедленно увидеться со мной. Но я не успел встретиться с ним в Вашингтоне, не сделал этого. Выслушав Макдермотта, я как можно скорее помчался сюда… Я решил, что Коль или кто-то из имеющих отношение к операции здесь, узнал, кем на самом деле был Фассет. В таком случае, из Вашингтона должна была поступить куча новых указаний.
— Мы были к этому готовы, — прервал его Гровер. — Тут же вступил бы в действие альтернативный план.
— Я снова вернулся в Нью-Йорк, поднялся в номер отеля… но Коля в нем не оказалось. Я знаю, это звучит просто невероятно, но он отправился обедать. Просто отправился обедать. Он оставил название ресторана, и я помчался туда. Все это потребовало времени. Такси, уличные пробки. Я не мог использовать телефон; наши переговоры записывались. Они могли дойти до Фассета. Наконец я нашел Коля. Он понятия не имел, о чем я говорю. Он ничего не просил мне передать.
Дженкинс остановился, потому что рассказ о происшедшем разозлил и смутил его.
— В этом и заключалась ошибка? — спросила Эллис.
— Да. Она предоставила Фассету время, в котором тот нуждался. И предоставил его я.
— Не слишком ли рисковал Фассет? Ведь его могли разоблачить. Коль отрицал, что искал вас.
— Риск у него был рассчитан. Секунда в секунду. Коль был выбран не случайно. Он в самом деле мог хотеть мне что-то передать, потому что он был постоянно на связи со мной, но не имел права обращаться через кого-то. И я попался на эту уловку. Откровенно говоря, после разговора меня тоже должны были убить.
— Но это не объясняет отсутствие охраны снаружи. Ваша поездка в Нью-Йорк не объясняет ее исчезновение.
— Мы же говорили, что Фассет блестяще вел дело, — продолжал Гровер. — Когда мы объясним вам, почему тут никого не оказалось, почему на несколько миль в округе не осталось ни одного патруля, вы должны будете понять, как блистателен он был… Он систематически внушал всем, кто был в засаде вокруг ваших владений, что вы и есть «Омега». Что люди, которых они, рискуя жизнью, охраняют, на самом деле и есть настоящие враги.
— Что?
— Вот и подумайте об этом. И после того, как вы будете убиты, кто смог бы это опровергнуть?
— Но как они-то поверили в это?
— Убедила электроника. Одно за другим по всему дому устройства прекращали функционировать. Постепенно они все отключились. Вы были единственным, кто знал об их существовании. Значит, вы и уничтожили их.
— Но я этого не делал! Я даже не знал, где они были натыканы! Я и сейчас не знаю!
— Никакой разницы, если бы вы даже и знали. — Теперь взял слово Дженкинс. — Эти микрофоны могли действовать от тридцати шести до сорока восьми часов — и не больше. Прошлым вечером я показывал вам один такой. Он был разъеден кислотой. Как и все остальные. Кислота постепенно проела их покрытие, и передачи прекратились… Но люди в засадах знали только, что они перестают действовать. И тут Фассет сообщил, что он допустил ошибку. Что на самом деле «Омега» — это вы, и обстоятельства кардинально меняются. Говорю вам, что сообщил он это весьма убедительно. Когда такой человек, как Фассет, признает свою ошибку, он делает это очень смущенно. Он убрал охрану, а затем на пару с Маккалифом приступил к осуществлению убийства. Они, признаться, могли и вас убить, потому что меня тут не было, и я не мог вмешаться. Фассет увел меня со сцены.
