— Что проис… — только и успел прохрипеть мистер Гэррити прямо перед тем, как вся его шея превратилась в бумагу, а чернильные строчки поползли по нижней части лица, сглаживая щетину, захватывая губы, заползая в рот.
Несчастный библиотекарь покрылся бумажной кожей с ног до головы всего за несколько секунд. Его волосы высохли прямо на глазах, как будто он мгновенно поседел.
Мистер Гэррити издал хрип и замер. И тут он испытал ни с чем не сравнимую боль — словно кто-то принялся скручивать все его тело гигантскими руками, выжимая, точно влажное белье. Каждая частичка мистера Гэррити запылала, при этом он уже не мог пошевелить ни одним мускулом.
Бедный библиотекарь не понимал, что с ним происходит. Его глаза, которые пока что остались прежними, были полны ужаса, и где-то в их глубине проблескивали крохотные искорки надежды… надежды на то, что все это просто сон и что он вот-вот проснется.
Впрочем, он бы не смог проснуться. Ведь чтобы проснуться, нужно спать.
— Не стоило тебе меня провоцировать, Джим Гэррити…
Мистер Ив одним движением вышвырнул себя из кресла и подошел к несчастному библиотекарю. В свете лампы блеснул нож для бумаги. Два стремительных движения, два росчерка по груди и животу мистера Гэррити… Из ран на старый паркет вместо крови потекли фиолетовые чернила.
Не издав ни звука, библиотекарь упал на колени. Его ноги хрустнули и растрескались. Мистер Гэррити стоял в луже натекших из него чернил на полуоторванных конечностях, которые тут же стали размокать.
— Ладно, пожалею тебя, — сказал мистер Ив. — Еще кто-то скажет, что я жесток, а ведь это всего лишь шутка…
Нож для бумаги скользнул по горлу библиотекаря, и из продолговатой раны хлынуло еще больше чернил. Джим Гэррити рухнул навзничь.
Застыв над мертвым библиотекарем, мистер Ив склонил голову набок, любуясь содеянным. На себя прежнего мистер Гэррити сейчас совершенно не походил, всем своим видом напоминая большую, одетую в коричневый костюм, куклу из папье-маше, которую сбросили с антресолей какого-то шкафа.
Мистер Эвер Ив был доволен шуткой. Вышло совсем не смешно. Вышло просто ужасно. Как раз так, как ему и нравится.
![]()
Кто-то тронул Виктора за плечо, и он проснулся.
Все еще не до конца придя в себя, огляделся: кажется, он заснул прямо над бумагами. Керосин в лампе почти догорел, фитиль едва теплился, и весь зал погрузился во тьму — миссис Айвз куда-то ушла. Судя по карманным часам, которые лежали рядом с тетрадью, Виктор проспал добрых три часа.
Странно, но он не ощущал никакой усталости от сна в неудобной позе. Ни спину, ни плечи, ни поясницу совсем не ломило, даже шея не затекла, как будто он только что, буквально за минуту до того, как его разбудили, сел на этот жесткий стул и положил голову на руки.
Виктор имел большой опыт по части сна вне собственной кровати — из-за статей, которые обязательно нужно было сдать к утру, он довольно часто ночевал в редакции. Засыпал прямо за столом настолько измотанный, что никакие сновидения и не думали его посещать. Но в этот раз, Виктор мог поклясться, ему что-то снилось. Что-то весьма необычное, что-то, от чего еще оставалось неприятное послевкусие…
Рядом стояла сестра. Она глядела на него осуждающе, прямо как мама.
— Ты домой собираешься? — спросила Кристина. — Или решил прогрызть еще пару норок в этих трухлявых бумагах, маленький книжный червь?
— Да, собираюсь, — сказал Виктор и зевнул.
— Выяснил, что хотел?
— Едва ли.
— Сочувствую.
— Не стоит.
— Ну и ладно…
Спустя несколько минут Виктор с Кристиной уже ехали в машине домой.
На Уэлихолн опустился вечер, при этом улицы были темны настолько, будто в трубах закончился газ, керосин в лампах испарился, а мыши съели все свечи. Фонари не горели, и лишь две узкие полосы света из круглых фар «Драндулета», словно вилкой, вспарывали окружающую тьму.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Кристина, как всегда, не замолкала; впрочем, поддерживать беседу смысла не имело — сестра неплохо справлялась и сама.
Виктор закрыл глаза и уперся головой в стекло окошка. Под несмолкающее щебетание Кристины Виктор думал о своем расследовании. Мысли его вертелись около письма и записки с прикроватной тумбочки, но в какой-то момент машину тряхнуло на выбоине в брусчатке, он дернулся и распахнул глаза. Город буквально пылал, словно кто-то поджег его с четырех сторон.
— О, зажгли фонари, — только и сказал он.
— Да, соня. Уже давно пора было заметить.
«Драндулет» медленно ехал по Холмовому району, и Виктор молча любовался праздничной иллюминацией. Да, в Лондоне такого не увидишь. Подумать только, как же здесь становится красиво в День, когда зажигают фонари! Как будто город надевает свой любимый, самый яркий костюм.
Кристина с улыбкой покосилась на брата.
— Ты не забыл, о чем мы договаривались? — лукаво спросила она.
«Ах да, мы ведь о чем-то говорили утром в библиотеке, — припомнил Виктор и вздрогнул. — О боже, только не это…»
— Но я думал, это шутка, — угрюмо сказал он — угождать капризу Кристины ему совсем не хотелось.
— Какая такая шутка? — обиженно проговорила сестра. — То есть я, по-твоему, слишком незначительна, чтобы брать у меня интервью?
— Я этого не говорил.
— То есть ты сейчас не споришь… — Кристина надула губки.
«Ох уж эти подростки, — нахмурился Виктор. — И как с ними вообще можно поддерживать нормальное общение? Сейчас от обиды еще направит “Драндулет” в столб».
— Кристина, — начал Виктор, искренне надеясь на хоть какие-то крохи здравомыслия в этой черноволосой головке, — интервью — это дело серьезное. Оно не терпит легкомысленности, а еще…
— Я могу быть серьезной! — заверила Кристина.
— …а еще, — продолжил Виктор, — у тебя должна быть какая-то информация, которая может быть интересна широкой общественности.
— У меня есть! — вдохновенно заявила сестра. — Есть такая информация!
— Неужели?
— Ага! О чем там твоя статья? Ну та, которую ты якобы пишешь?
— Не «якобы». А пишу.
— Ну да-да, — не стала спорить Кристина. — Так о чем?
— О традициях наступающего праздника, — уклончиво ответил Виктор. — Но только не в общем, а в том, как к его празднованию и подготовке подходят… э-э-э… к примеру, в Крик-Холле.
— Скука! — взвизгнула сестра.
— Для тебя, может, и скука. А я тут предостаточно странностей уже повидал. Может получиться отличный сюжет!
— А, так тебя всякие странности интересуют? — уточнила Кристина и тут же продолжила: — Так бы и сказал сразу! У меня этого хлама на добрый десяток интервью наберется.
— Ну да, на десяток интервью, — с сарказмом прокомментировал Виктор.
— Ты можешь смеяться сколько хочешь, болван! — Кристина не на шутку разозлилась — она просто ненавидела, когда ее не воспринимали всерьез. — Только я знаю такое, отчего у тебя волосы дыбом встанут на твоей лысеющей макушке.
— Она не лысеющая, — оскорбленно заметил Виктор.
— А чего тогда ворчишь и занудствуешь, как старый пень? — Кристина наградила брата своим знаменитым «злым» взглядом. — Но вообще-то я знаю много чего… гм… разного… всякие грязные секретики членов нашей веселой семейки. Вот, к примеру, тетушка Рэммора! Она теперь живет во флигеле, и мама строго-настрого запретила ей появляться в ее бывшей комнате. Так вот я вчера лично поймала Рэммору прямо на выходе из этой самой комнаты. Она сказала, что выращивает там кое-что… какие-то редкие растения. Ха! Кто поверит в ее эти «выращивания», когда все знают, как тетушка относится к садоводству и к вранью. А еще…
— Скука! — воскликнул Виктор, копируя сестру.
— Ладно, а если я расскажу тебе о мамином тайном госте? — Кристине даже не нужно было смотреть на Виктора, чтобы понять, как изменилось его лицо. Она и не подумала сдерживать самодовольную улыбку. — Или о том, кто написал тебе пригласительное письмо?
