– Я знаю её возраст до часочка.
– Четырнадцать ей скоро…
«Сюрреализм махровый», – не слушая дальше, задумался Лёнька, находившийся под сенью шатра. – «Для чего Даниленко занимается этими театральными глупостями? Наверняка, всё можно было решить гораздо проще. Типа – ломануться к принцу напрямки. Мол, так и так, имеем серьёзный разговор. Речь идёт о судьбе нашей многострадальной Фландрии, стонущей под жестоким игом испанских супостатов…. Впрочем, Серёге видней. Он – по части всяких хитрых и многоступенчатых выдумок – кого угодно заткнёт за пояс…. Интересно, чем сейчас занимается моя Неле? Думает ли обо мне? Помнит ли? Ладно, будем надеяться, что и помнит, и думает…».
На театральных подмостках – тем временем – произошли некоторые изменения.
Кормилица и сеньор Капулетти удалились в шатёр. А на самом краю сцены, встав на колени, скромно примостился юноша в дворянских одеждах, с длинной шпагой в нарядных ножнах на левом боку (Людвиг ван Либеке в роли Ромео Монтекки).
Из-за серых облаков нерешительно выглянула ранняя Луна.
«Сегодня всё в нашу пользу», – решил Макаров. – «Даже природные декорации…».
– Сказала что-то? – принялся громко бормотать Ромео. – О, светлый Ангел вновь заговорил. Собою ты лучезаришь ночь, подобно этому Крылатому посланнику Небес, что проплывает среди туч ленивых. Над задранными кверху белоглазо – людскими лицами…
– Ромео! – картинно вытянула руки (по направлению к Луне), трепетная Джульетта. – Ах, Ромео! Для чего, Ромео, ты? Отринь отца, отвергни это имя. Или, хотя бы, поклянись любить. И я не буду больше – Капулетти…
– Откликнуться? Или ещё послушать?
– Ведь, только лишь твоё мне имя – враг. И можешь ты иначе называться. Но, всё равно, останешься собой…. Что в имени? Оно же – не рука. И не нога. И с телом не срослось…. Не будь – Монтекки! Под любым другим названьем роза – так же сладко пахла б. И назовись Ромео по-другому, он будет совершенен и тогда…. Отбрось – пустое имя! А взамен – возьми меня ты всю…
– Недурственно, право, – шёпотом одобрил Тиль, стоявший внутри шатра рядом с Леонидом. – У Франка, определённо, талант. Некоторые особо впечатлительные зрительницы уже спрятали заплаканные глаза в кружевные носовые платки…
Неожиданно вновь зазвенел-загудел колокол.
– Ну, вот! Всё, как и всегда! Не успели доиграть до конца, – расстроился Даниленко. – Минут пять-семь всего-то и оставалось.
– Что, собственно, произошло? – насторожился Лёнька. – Почему нельзя продолжать спектакль?
– Потому. «Второй» вечерний колокольный звон призывает благонравных католиков к молитве. Мол, помолился, перекусил и завалился спать. Завтра, как-никак, рабочий день…
Глава двадцать пятая
Полноценная премьера
Отзвенели последние монеты, брошенные благодарными зрителями в широкополые шляпы. Жители и жительницы Брюсселя – дружными стайками – разбрелись по домам. Площадь Гран-плас опустела.
– Что дальше? – спросила Герда. – Забираем денежки, разбираем шатёр, загружаемся в фургончик и следуем на постоялый двор?
– Денежки, конечно, прибрать следует, – усмехнулся Тиль. – А, вот, с разборкой шатра торопиться не будем. Подождём немного…. Ага, похоже, к нам направляются визитёры. Как я и ожидал…
Со стороны «Дома Короля», торопливо пересекая площадь наискосок, к цирковому шатру приближалась приметная троица.
По центру и чуть впереди, с достоинством опираясь на массивный посох, следовал низенький господин, разодетый в пух и прах: чёрный камзол с квадратными серебряными пуговицами, пышный светло-розовый кружевной воротник, остроносые кожаные туфли, темная шляпа с высокой тульей. Физиономию господина украшали тёмно-рыжие, невероятно-лохматые бакенбарды.
«Странная персона», – подумал Лёнька. – «С одной стороны, одет он весьма добротно и богато. Одни только пуговицы чего стоят. А с другой,…м-м-м, дешёвым плебейством отдаёт за версту…. Во-первых, отсутствует холодное оружие – ни шпаги, ни даже занюханного кинжала. Во-вторых, шляпа явно не дворянского покроя. Казённая какая-то. В-третьих, эти дурацкие бакенбарды на высокомерной физиономии. Такие бакенбарды – в моём прежнем Мире – носили швейцары, обитающие при московских пятизвёздочных отелях. В-четвёртых, глаза. Холодные, льдистые, неподвижные и недоверчивые. Такие глаза характерны для отставных подполковников ФСБ…».
По бокам обладателя пышных бакенбард важно шагали два стражника. В том плане, что два обыкновенных ландскнехта – высокие, широкоплечие, хмурые. Один сжимал в ладони правой руки древко ярко-горящего факела, другой – рукоятку короткого меча, лезвие которого отливало тёмно-синим булатом.
– Я – ван Тролль, дворецкий его сиятельства принца Вильгельма Оранского, – остановившись, густым басом представился нарядно-одетый господинчик, после чего спросил: – Кто из вас является – «Тилем Уленшпигелем»?
– Я, – сделал шаг вперёд Даниленко.
– Отойдём в сторонку, комедиант. Никому за нами не ходить. Темнота? Ничего. Пренебрежём….
Минут через пять секретные переговоры были завершены. Дворецкий и стражники, не прощаясь, отправились восвояси.
– Вот, всё и сладилось, – белозубо улыбнулся Тиль. – Завтра мы даём полноценный премьерный спектакль – «История не в меру ревнивого гентского графа Герерда по прозвищу – «Дьявол». Занимательная и поучительная…». Естественно, во дворце высокородного принца Вильгельма Оранского. Что это вы так всполошились и напряглись, братья и сёстры по высокому ремеслу?
– Да, как-то боязно, – признался Ян ван Либеке. – Кроме принца на представлении, скорее всего, будут присутствовать и другие важные вельможи. В том числе, и верные слуги Великой Инквизиции. Не дай Бог, последним что-то не понравится. Заберут потом в церковные застенки. Начнут пытать. То, да сё…
– Всё будет нормально, – заверил Даниленко. – Если что, Оранский заступится за нас. Примет, так сказать, под своё благородное крыло…. Герда, возьми этот кожаный кошель с тридцатью флоринами. Типа – аванс от щедрого принца. Присовокупи к прочим, честно заработанным деньгам.
Циркачи забрались в повозку и уехали.
А Тиль, Макаров, Иеф и Тит Бибул остались ночевать в шатре – в качестве бдительных сторожей театрального реквизита.
Когда они остались одни, Лёнька тут же пристал к приятелю с вопросами, мол: – «Зачем нужен весь этот театральный балаган? Почему не обратиться к принцу Оранскому напрямую?».
– Здесь, Лёньчик, психология замешена, – старательно мастеря из театральных костюмов некое подобие постели, ответил Даниленко. – Высокая такая психология, замороченная…. Потомственные аристократы, как принято считать, ребята особенные. В том плане, что без всякой меры капризные и подозрительные. Ну, не любят принцы и графы просителей. То бишь, изначально относятся к ним пренебрежительно и, как правило, отказывают, даже не пытаясь вникнуть в суть дела. Да и выслушивать челобитчиков обладатели голубой крови предпочитают ни с глазу на глаз, а в присутствии свидетелей. Нас это абсолютно не устраивает. Разговор-то намечается насквозь приватный и тайный…. И совсем другое дело, когда проблема всплывает как бы случайно и исподволь. То есть, в разговоре на отвлечённую тему. В этом случае шансы на взаимопонимание возрастают многократно…. Я развеял, брат Ламме, твои сомнения?
– Частично.
– Вот, и ладушки. Тогда будем ложиться спать. Эй, Шнуффий, заканчивай задирать бедного ослика. Спать всем. Я сказал…
Утром их разбудил городской колокол.
– Вставай, толстяк, – с хрустом потягиваясь, велел Даниленко. – Благонравным католикам пора приниматься за труды праведные. Только подлые еретики дрыхнут до полудня. Ну, и всякие там благородные персоны, облачённые большими деньгами и властью…. Ты же, как я понимаю, не облачён? Тогда поднимайся.
Они по очереди посетили «общественную выгребную яму» и умылись над крохотным фонтанчиком, расположенном посередине площади.
– Кушать очень хочется, – заныл Лёнька. – Уже чёрт знает сколько времени, маковой росинки не было во рту…
– Во-первых, не стоит всуе упоминать чёрта, – ухмыльнулся Тиль. – Инквизиторы, проходящие мимо, могут случайно услышать. Тут же, морды суровые, потащат в пытошную. А после стандартных процедур и на жаркий костёр…. Во-вторых, Вильгельм Оранский, как утверждают фламандские рыночные сплетницы, недолюбливает упитанных людей.
– Почему – недолюбливает?
– Не знаю, брат. Сам у него спросишь сегодняшним вечером. Может, и ответит.
– Чёрт…. Извини. Бог с этим принцем. Жрать ужасно хочется. Тут неподалёку имеется трактир – «Ржавый арбалет». Давай, я туда сгоняю по-быстрому? А после меня и ты сходишь?
– Ничего, Гудзак, у тебя не получится, – входя в шатёр с объёмной корзиной в руках, известила Гертруда. – Трактиры откроются только ближе к полудню.
