– Так, ведь, текст очень смешной.
– Что здесь смешного? Ей Богу, не понимаю. Вот, смотри на меня и слушай…. Ромео! Ах, Ромео! Для чего, Ромео, ты? Отринь отца, отвергни это имя…
– Ха-ха-ха! Держите меня семеро…. Ха-ха-ха!
– Вот же, засранец! – негодовал Тиль. – Никакого почтения к классике. Пусть, и к будущей…. Ламме, а ты что творишь? Пузо подбери немедленно! Ещё! Ещё! Ты же, как-никак, рыцаря играешь…
Как бы там не было, но в среду вечером Тиль объявил:
– Всё более-менее пристойно. В том плане, что третий сорт – не брак. В первом приближении сойдёт…. Значится так. Завтра вечером даём – с Божьей помощью, понятное дело – первое представленье.
– Каковы…э-э-э, технические моменты? – уточнил Лёнька. – То бишь, как это будет осуществлено практически?
– Элементарно, мой друг Ламме. С самого утра сворачиваем лагерь и выезжаем в Брюссель. Останавливаемся на постоялом дворе – «Графский кабанчик». Вполне приличное и респектабельное заведенье. Заселяемся, распрягаем и кормим лошадок. Сами завтракаем. Потом Ян идёт к бургомистру и просит, чтобы к полудню площадка для представлений была бы свободной…
– На обратной дороге я зайду к печатнику и заберу очередные новые объявления, – дополнил глава семейства ван Либеке. – Они от последнего варианта отличаются только одной фразой. Мол: – «Первое представленье состоится сегодня».
– Всё верно, – одобрил Даниленко. – Итак, Ян возвращается. По-быстрому обедаем, запрягаем лошадку и на одном из фургончиков выдвигаемся на исходные позиции. По дороге, естественно, развешиваем – везде и всюду – свежие объявления. Прибыв на Гран-плас, огораживаем канатом сцену – так, чтобы она вплотную примыкала к стене ратуши. Рядом со сценой устанавливаем шатёр.
– Для чего нам понадобился шатёр? – перебил нетерпеливый Франк.
– Чтобы переодеваться и гримироваться, понятное дело. Ведь, некоторым из нас предстоит за вечер отыграть по две-три роли…. Итак, устанавливаем шатёр, готовимся – в плане театрального реквизита, и, дождавшись ударов вечернего колокола («первого» вечернего колокола, извещающего об окончании рабочего дня), начинаем – в строгом соответствии с общим сценарием – спектакль. Вопросы?
– Пока обойдёмся, – вздохнул Лёнька. – Будем задавать их уже в процессе. Задавать и, ясный вечерок, решать…
К представлению всё было готово.
– Всё ли? – засомневался Тиль. – Ага, забыли про освещение. Лёньчик, надо по краям сцены – к стене ратуши, на высоте человеческого роста – прикрепить-закрепить два факела.
– Закреплю, не вопрос, – пообещал Макаров. – А, когда их поджигать? Сейчас?
– Нет, конечно же. Когда начнёт темнеть. По моим расчётам – между первым и вторым отделениями нашего спектакля…. Натяг каната проверил?
– Конечно. Звенит – как гитарная струна.
– Слушай, выстави ещё вдоль канатов несколько широкополых шляп для сбора денег. Тут так принято. Со стороны сцены, естественно, выстави…
Наконец, раздался колокольный перезвон.
Вскоре колокол затих, а площадь Гран-плас начала постепенно заполняться любопытными зрителями.
«Совершенно разношёрстная публика», – отметил про себя Леонид. – «Мужчины, женщины, подростки, дети, старики. А, вот, социальный состав, определённо, не равный. Богатые одежды откровенно преобладают. И это вполне понятно, ведь, большинство бедных людей не владеют грамотой…».
– Зрителей уже больше сотни, – засуетился Даниленко. – Всё, коллеги по творчеству, пора. Начинаем!
Начали, понятное дело.
Первое отделение задумывалось как «разогревающее». То есть, было – по цирковым меркам и понятиям – стандартным.
Сперва Иеф – под руководством Яна ван Либеке – успешно продемонстрировал «умение считать».
Потом на сцену выскочил отчаянно гавкающий Тит Шнуффий, заменивший в этом номере безвременно-почившего леопарда Фила. Ослик изобразил смертельный испуг, упал на спину и, вытянув вверх все четыре ноги, неподвижно замер.
В это время Тиль, разгуливая по канату, натянутому над площадью, без устали выкидывал свои фирменные фортеля и коленца.
Яна и его четвероногих подопечных сменили Людвиг, Томас, Отто и Франк, облачённые в стандартное цирковое трико. Гимнастические номера сменялись пантомимой, пантомима – жонглированием, а жонглирование – гимнастическими номерами.
Даниленко продолжал беззаботно разгуливать по канату. Естественно, вместе с фирменными коленцами и фортелями.
Пришла Лёнькина очередь. Он с удовольствием завязал пышными и изысканными узлами-бантами с десяток толстых железных прутов, разломал с полсотни лошадиных подков и – чисто напоследок – от души пожонглировал тяжеленными пушечными ядрами.
А Тиль всё прыгал и прыгал по своему канату.
Брюссельская публика одобрительно охала, ахала, повизгивала от восторга, благодарно хлопала в ладоши и изредка бросала в широкополые шляпы, расставленные вдоль ограждающих канатов, монетки…
Начало темнеть. Даниленко, покинув-таки полюбившийся канат, объявил короткий антракт (мол, артистам надо переодеться), а Макаров зажёг факелы, закреплённые по краям сцены.
Вскоре на площади замерцали и другие факелы, а также несколько масляных ламп.
Вторая часть спектакля началась (после краткосрочного перерыва), ключевыми сценками из комедии Вильяма Шекспира (в данном контексте – Тиля Уленшпигеля), «Виндзорские проказницы».
Роли были распределены следующим образом:
– сэр Джон Фальстаф (толстый рыцарь Фальстаф) – Ламме Гудзак (Леонид Макаров);
– миссис Пейдж – мадам Гертруда;
– Анна Пейдж – Отто ван Либеке;
– миссис Форд – Людвиг ван Либеке;
– миссис Куикли – Томас ван Либеке;
– сэр Хью Эванс, пастор – Тиль Уленшпигель (Серёга Даниленко);
– Фентон, молодой дворянин – Франк ван Либеке.
Прочие шекспировские персонажи, за неимением полнокровной труппы, были наглым Тилем безжалостно усечены и вычеркнуты.
Как то:
– высокородный судья Шеллоу и его племянник;
– виндзорские горожане;
– Уильям, сын мистера Пейджа;
– Каюс, французский врач;
– хозяин гостиницы «Подвязка»;
– свита рыцаря Фальстафа;
– всякие пажи и слуги.
Действие началось.
«Хрень-то какая!», – тарабаня заученные реплики, мысленно тосковал Лёнька. – «Ну, и роль мне досталась, мрак сплошной и беспросветный. Некий тщеславный простак – добродушный, но заведомо глуповатый. Партнёры по сцене шутки мерзкие шутят и рожи – за спиной – строят. Тоже мне, соратники…. Впрочем, Серёга – по ходу дела – большой палец на мгновенье поднял вверх. Значит, всё не так и плохо. Да и зрители, похоже, угорают нешуточно. Пошлый гогот над площадью стоит, не затихая ни на секунду, охренеть можно. Монеты – серебряным и золотым дождиком – летят в шляпы. Народные массы, определённо, довольны происходящим. А это, блин, главное…».
Была успешно сыграна – под одобрительные смешки публики – финальная сцена усечённых «Виндзорских проказниц».
– Объявляется перерыв! – провозгласил Ян ван Либеке, выполнявший обязанности конферансье-распорядителя. – Актёрам необходимо сменить костюмы!
– Видел? – оказавшись в шатре, спросил Тиль.
– Скалятся и пошло хихикают, – равнодушно пожал плечами Макаров. – У здешних горожан, надо признать, весьма дурной вкус.
– Я, собственно, не об этом…. Многие окна в «Доме Короля» освещены масляными светильниками. Более того, в окошках наблюдаются многочисленные силуэты. Человеческие, ясен пень. Значит, что?
– Что?
– Значит, удалось произвести задуманный ажиотаж. Нас заметили. Всё идёт по плану…
По завершению антракта Ян ван Либеке объявил:
– Уважаемые горожане! Сейчас вашему вниманию будут предложены две сценки из бессмертной трагедии Тиля Уленшпигеля – «Ромео и Джульетта». Поприветствуем актёров!
Раздались дружные и нетерпеливые аплодисменты.
Из шатра вышли и расположились в нужных местах:
– Джульетта Капулетти – Франк ван Либеке;
– кормилица Джульетты – мадам Гертруда;
– сеньор Капулетти, отец Джульетты – Тиль Уленшпигель (Серёга Даниленко).
Вообще-то, в этой сцене – по шекспировскому тексту – отец Джульетты не значился. Наоборот, там присутствовала её мать. Но, похоже, такие мелочи драматурга Даниленко ни капли не смущали.
– Скажи мне, няня, где же дочь моя? – картинно прижав руки к груди, поинтересовался сеньор Капулетти. – Покличь её.
– Моим девичеством клянусь (в двенадцать лет целёхоньким ещё), я кликала уже, – лукаво сверкая тёмно-вишнёвыми глазами, ответила моложавая кормилица. – Где же ты, Джульетта? Ау, голубка! Девочка моя! Ну, где же ты?
– Кто звал меня? – отозвалась худенькая, нарядно-одетая девчушка с мальчишескими повадками.
– Отец твой.
– Я здесь. Я слушаю.
– А дело, вот, в чём, – многозначительно нахмурился Тиль. – Оставь нас, няня. Надо по секрету с дочерью мне поговорить…. Нет, няня, воротись! Я передумал. Ты тоже слушай. Ты знаешь, дочь на возрасте уже…
