О нашей находке на Сейдозере было… не то, чтобы забыто — скорее, тему отложили до лучших времён. Барченко категорически заявил, что Карась необходим ему для завершения подготовительных работ — и двое суток мы с краткими перерывами на еду и сон, обыскивали окрестные леса и болота. Раза три Татьяна объявляла, что «искалки», вроде, среагировали на человеческий след, но попытки проследить неизменно приводили нас либо в трясину, либо к берегу озера. Да что там искалки — чуткий нос Алкаша и то ничего не уловил, хотя и получил «ориентиры» в виде рубашки и несвежих подштанников Карася, позаимствованных из его палатки.
А на третий день, после обеда, мы, отойдя километра на три с половиной к северу от лагеря, нос к носу столкнулись с поисковой группой, в которую входила Елена. С ними был и пропавший Карась — в полуобморочном состоянии и сквозной пулевой раной в плечо, которая сильно воспалилась и уже попахивало гнилью. Возглавлявший группу старшина пограничников рассказал, что в паре километров отсюда они наткнулись на место жестокой стычки. Три мёртвых тела, судя по одежде, принадлежали нашим соотечественникам. Тут же валялись гильзы от патронов 7,62×54. Самих винтовок не было — вероятно, те, кто уничтожил эту группу, выбросили их в ближайшее болото.
По положению тел легко определили, в какую сторону велась стрельба — и действительно, обшарив мелкий ельник на краю полянки, обнаружили там человеческие следы и россыпь коротких медных гильз солидного калибра. Кроме того, там нашлись следы «волочения» — так старшина определил полосы примятого мха, образовавшиеся от того, что кто-то тащил человеческое тело.
И следы и обнаруженные в ельнике гильзы вызывали массу вопросов. Старшина отрапортовал, что точно такие следы они видели сначала на острове Курга, возле брошенной стоянки, потом на берегу, где причаливал неизвестный гидроплан. Да и за те двое суток, пока группа шла по следу чужаков, им не раз попадались отпечатки рубчатых подошв нерусских ботинок. В предъявленных же старшиной гильзах я без труда опознал гильзы от американских патронов .45 АСР. Судя по тому, что на месте боя их собрали не меньше полусотни, огонь вёлся не из пистолетов, а из автоматического оружия, скорее всего — из хорошо знакомых мне «Томми-ганов». Несколько гильз нашлись и возле мёртвых тел. «Добивали, видать… — сказал старшина. — Я потом трупы-то осмотрел — дырки все здоровенные, от этих самых патрончиков. Мириканские они, для «Кольта», мне такие на Гражданке попадались. И потом ещё, в Туркестане, когда басмачей гоняли..."
Обследовав с «искалками» театр боевых действий, Елена довольно быстро обнаружила две «дорожки отхода». Первой явно воспользовались нападавшие с «Томпсонами» — часть следов были глубоко вдавлены в мох, что указывало на тяжёлый груз у тех, кто их оставил. И действительно, пройдя по этому следу метров триста, Елена и пограничники наткнулись на свежую, не слишком даже старательно замаскированную могилу. Что ж, кем бы ни были погибшие — по крайней мере, один из них успел открыть ответный огонь — и отомстить за смерть, свою и своих товарищей.
Могилы раскопали. В них лежали не одно, а два тела — в «ненашей» одежде и тех самых ботинках с рубчатыми подошвами. Документов, каких-нибудь мелочей, позволивших бы опознать национальную принадлежность мертвецов, в карманах не оказалось, но тут один из бойцов по фамилии Сергеев проявил недюжинную смекалку: он снял с трупов куртки, и обнаружил на подкладках потёртые фабричные ярлычки с надписями латиницей. Одну из курток старшина прихватил с собой вместе с гильзами сорок пятого калибра — улики, объяснил он, по инструкции полагается. Трупы чужаков вместе с телами трёх их жертв оттащили в подходящую рытвину и завалили лапником; место нанесли на карту и отметили вешками и затёсами на стволах елей. Вообще-то, согласно той же инструкции трупы следовало забрать с собой на предмет дальнейших следственных действий, но силами трёх пограничников и Елены сделать это было затруднительно. Старшина подумывал о том, чтобы оттащить всех пятерых покойников к озеру и отправить одного из бойцов за лодкой, чтобы в ней отвезти тела в лагерь — но решил повременить, пока не будет обследована вторая «дорожка отхода».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Эта цепочка следов тянулась на юг, примерно в сторону базового лагеря экспедиции, до которого оставалось верст пять. Идти по ней смог бы любой новичок — глубокие следы, оставленные двумя парами сапог, пятна крови на мху и стволах деревьев ясно указывали на то, что оба были серьёзно ранены. Так и оказалось: не успели пограничники с Еленой пройти и полутора километров, как наткнулись на привалившегося к стволу ели Карася, рядом с которым остывал труп в обнимку с трёхлинейным карабином. На мой вопрос: «а не было ли у убитого каких-нибудь документов?» старшина замялся, но, когда я предъявил ему свой ГПУшный аусвайс (вот, кстати, и пригодился!) — вручил мне две корочки с такими же четырьмя буквами на оттисках печатей. Одно из удостоверений принадлежало мертвецу; по фотографии, вклеенной во второе, старшина после недолгих колебаний опознал одного из трёх погибших на поляне.
«Только с одного из товарищей смог снять документы… — сказал он. — Да и то, как ухитрился, под пулями-то? Храбрый, видать был малый: сам кровью истекал, а о долге не забыл!»
Я шёл по тропе вслед за Татьяной и трусящим возле неё Алкашом. Пёс был доволен — хозяйка возвращалась в лагерь, где можно будет подлизаться к дежурным по кухне и выклянчить остатки кулеша, сваренного к обеду. За моей спиной хрустели ветки под ногами нагруженных двумя парами носилок погранцов, а на языке вертелись слова из старой пионерской песенки:
…Коричневая пуговка валялась на дороге.
Никто не замечал ее в коричневой пыли.
Но мимо по дороге прошли босые ноги
Босые, загорелые протопали, прошли….
Что ж, картина трагедии, разыгравшейся в прибрежном ельнике, пожалуй, вырисовывается. Четверо сотрудников ОГПУ и находившийся при них Карась решили сделать привал, но забыли об осторожности — и были внезапно атакованы пятёркой неизвестных.
…Ребята шли гурьбою из ближнего лесочка,
Последним шел Алешка и больше всех пылил.
Случайно иль нарочно, того не знаем точно,
На пуговку Алешка ногою наступил….
В последовавшей скоротечной стычке нападавшие разменяли двух своих на троих чекистов. Но, видимо, оставшиеся в живых не слишком стремились разделить участь погибших спутников — поскольку дали уйти двум тяжело раненым противникам. После чего, прикопали тела своих и отправились назад, туда, где они припрятали лодку — и дальше, через озеро, к дожидавшемуся гидроплану.
…А пуговка не наша — сказали все ребята,
И буквы не по-русски написаны на ней.
К начальнику заставы бегом бегут ребята,
К начальнику заставы, скорей, скорей, скорей!..
Тоже, кстати, характерный признак эпохи. Это в наши дни любой, прочитавший богомоловский «Момент истины» или одну из повестей Маклина, где описывается, как готовили к заброске в немецкий тыл британских коммандос, известно, что одежду и обувь надо брать неприятельскую — а со своей, если уж придётся ею воспользоваться, непременно надо спороть фирменные ярлычки. Здесь же, в пасторальном 1930-м до таких изысков пока не додумались.
…«Рассказывайте точно», — сказал начальник строго,
И карту укреплений перед собою раскрыл:
«Среди какой дороги, и у какой деревни
На пуговку Алешка ногою наступил?»…
Во этой стройной картине оставалось лишь два неясных момента. Первое: как Карась оказался с ГПУшниками? Выяснить это у него самого мы не могли: воспалившаяся рана дала сильнейший жар, он бредил, просил пить, порывался встать — и встал бы, если бы оставалось хоть немного сил. Очевидно было, что если немедленно не оказать парню нормальную медицинскую помощь, долго он не протянет — и уж точно, ни о каких расспросах прямо сейчас не могло быть и речи.
