Я должна. Это просто необходимо.
Мемуары вернут мне мою жизнь.
От детства и молодости у меня осталось не так уж много вещей, и все они лежат в кладовке, в подземном гараже. Я не заходила туда уже несколько лет, не говоря уж о том, чтобы заглядывать в коробки. Причем намеренно. Я сознательно решила не перебирать их содержимое.
Теперь я это сделаю.
Но решение мое не назовешь твердым – как и все решения, принятые от отчаяния. Я не могу заставить себя приступить к делу. Вместо этого подхожу к окну и стою там, пью один бокал вина за другим, пока небо не начинает затягиваться тучами и темнеть.
– Сделай это, – говорю я своему отражению и заставляю себя отвернуться от окна. Выходя из квартиры, я беру с собой ручку, блокнот и, разумеется, бокал вина.
В гараже поиски кладовки отнимают гораздо больше времени, чем я ожидала.
Я отпираю металлическую дверь, щелкаю выключателем и захожу внутрь.
Помещение площадью двенадцать квадратных футов. Я никогда не заглядывала в кладовки других жильцов, но нисколько не сомневаюсь, что большинство из них от пола до потолка забиты пластмассовыми контейнерами и картонными коробками с этикетками: «Рождество», «Отпуск», «Зима», «Лето», «Детская одежда» и т. д. В этих коробках хранится память об их жизнях, законсервированная дорога, которая ведет к началу.
Моя кладовка практически пуста. Здесь свалены лыжи, теннисные ракетки и клюшки для гольфа – принадлежности для видов спорта, которыми я пробовала заниматься, но потом бросила, хотя когда-нибудь собиралась вернуться к ним снова, – а также ненужные вещи и старинное зеркало, которое я купила во Франции, а потом забыла о нем.
И две коробки. Всего две. Материальные свидетельства моей жизни не занимают много места.
Я протягиваю руку к первой коробке. На ней надпись: «Улица Светлячков». Вторая обозначена: «Королева Анна».
Меня пробирает дрожь. Я боюсь. Две коробки олицетворяют две половинки моей прошлой жизни, мою бабушку и маму. То, что спрятано внутри них, я не видела несколько десятилетий. В семнадцать лет я стала душеприказчицей бабушки. Она оставила мне все – дом на холме Королевы Анны и сдаваемую в аренду собственность на улице Светлячков. Оставшись одна, вновь брошенная матерью и помещенная в приемную семью, я избавилась от всех вещей из дома на холме Королевы Анны, оставив лишь то, что поместилось в эту коробку. Во второй коробке, «Улица Светлячков», хранилось немногое, что мы с матерью собрали за то короткое время, что провели вместе. За всю жизнь я жила с матерью только в семьдесят четвертом в доме на улице Светлячков, пока однажды она просто не исчезла. Я всегда всем говорила, что это недолгое время стало для меня благословением, потому что я встретила девочку, которая стала моей лучшей подругой. И это правда. Действительно благословение. Но также очередное разочарование в собственной матери.
Я хватаю старое одеяло, бросаю на пол и опускаюсь на колени. Затем тяну к себе коробку с надписью «Королева Анна».
Трясущимися руками я откидываю крышку. Пульс у меня частый и неровный, удары сердца словно подгоняют друг друга. Дышать становится трудно. В последний раз я открывала эту коробку в бабушкином доме, стоя на коленях в своей спальне. Дама из социальной службы сказала мне, чтобы я была «готова», когда она придет забирать меня. Я тщательно сложила свои вещи, но, несмотря на все эти ужасные годы, проведенные с матерью, все еще ждала, что она придет и спасет меня. Думаю, мне было семнадцать. Я была одинока и ждала мать, которая меня не спасла. В который раз!
Я сую руку в коробку. Первая вещь, которая попадается мне в ее темной глубине – старый альбом для вырезок и фотографий.
Он большой и тонкий, с изображением Холли Хобби [20]на обложке. Я глажу обложку. Бабушка подарила мне этот альбом на одиннадцатый день рождения. А вскоре появилась моя мама, без предупреждения и пьяная, и повела меня в центр Сиэтла.
Я так и не поняла, какие намерения были в тот день у моей матери. Знаю только, что она бросила меня на крыльце дома на Пайонир-сквер в разгар антивоенного митинга.
– У твоей мамы проблемы, – сказала бабушка, уже позже, когда я сидела на полу и плакала.
– Поэтому она меня не любит?
– Прекрати, – приказываю я себе. Что было, то быльем поросло.
Я раскрываю альбом и вижу свою фотографию в одиннадцатилетнем возрасте: уже тогда я позирую перед камерой, склонившись к торту и задувая свечи.
С другой стороны прикреплено первое из нескольких сотен писем, которые я написала матери, но так и не отправила. «Дорогая мамочка, сегодня мне исполнилось одиннадцать лет…»
Я захлопываю альбом. Я едва взглянула на него, даже не листала, а уже чувствую себя хуже, чем когда начинала. Эти слова оживили ее – меня саму, ту, от которой я всю жизнь пыталась убежать, девочку с разбитым сердцем.
Будь Кейти со мной, я смогла бы разобрать эту коробку, извлечь наружу свою боль, проанализировать ее. Кейт сказала бы: «Твоя мама неудачница» и «Смотри, какая ты хорошенькая на этой фотографии», и другую чепуху, которую мне так нужно услышать. Без нее у меня не хватит душевных сил.
Я медленно встаю, понимая, что выпила слишком много вина.
Не потрудившись закрыть коробку, я ухожу из кладовки, забыв даже запереть ее. Может, мне повезет, и кто-то украдет эти коробки раньше, чем я решусь просмотреть их содержимое. На полпути к лифту звонит мой сотовый. Это Марджи.
– Привет, Марджи. – Я сразу же отвечаю, радуясь возможности отвлечься.
– Привет, Талли. Я хочу заказать столик в ресторане в Лос-Анджелесе, на субботний вечер. Как называется тот ресторан, который ты любишь?
Я улыбаюсь. Как я могла забыть, даже на минуту? В эти выходные у Мары выпускной. Я два дня проведу с семьей Муларки и Райан. Это подарок, который я очень ценю. Возможно, я даже попрошу Джонни помочь мне найти работу.
– Не волнуйтесь, Марджи. Я уже все забронировала для нас всех. В семь часов, в «Мадео».
14
В эти выходные я собираюсь быть такой, какой была прежде. Буду делать вид, что у меня нормальная жизнь и что в ней мало что изменилось. Буду смеяться с Джонни, обнимать свою крестную дочь и играть в видеоигры с мальчиками.
Не буду видеть в их новом доме только пустые стулья и людей, которых нет. Сосредоточусь на тех, которые рядом. Как в стихотворении Вордсворта – буду черпать силы в том, что осталось.
Когда такси останавливается перед современным домом на ухоженном участке в Беверли-Хиллз, я чувствую, как моя решимость сменяется паникой.
