– «Товарищ Радайкин второй год сидит на свинье!»
Оказывается, это заявление вызвало недоумение только у стенографистки, все же присутствующие нисколько не удивились, даже сам Радайкин закивал в знак согласия головой: дескать, действительно, второй год сижу на свинье.
На самом деле эти слова надо понимать так: совхозы треста, который возглавляет товарищ Радайкин, сдают государству в мясопоставки только свинину.
…На трибуне управляющий трестом Росглавмолоко тов. Живилов. Назови его кто-нибудь в беседе коровой, он несказанно обидится, подаст в суд. А тут сам официально признается:
– Я даю молоко ежедневно!
Никто его не поправляет. Всем понятно: он хотел сказать, что молоко ежедневно доставляется в город.
…А оратор дальше возмущается:
– Нельзя же меня всё время бить на молоке!
Дадим справку: никто тов. Живилова (тоже, несомненно, партийца – Ф.) не бил, тем более на молоке. Его слова означают:
– Нельзя всё время ругать меня за плохую заготовку молока».
Автор заметки, взбешенный «тарабарским языком ораторов», предлагает, наконец, призвать их к порядку и «заставить говорить по-русски, а не на каком-то жаргоне».
В отдельных случаях наблюдается совмещение эллипсиса с эвфемизмом, где недоговоренность фразы является результатом желания не только быть кратким, но и смягчить этим сокращением внутреннее содержание данного выражения, как, например:
«она ездит» (в деревню за продуктами, т. е. спекулирует);
«он сел» (в тюрьму или арестован НКВД).
* * * * *
В советском языке обогащение лексики, использующее морфологические вариации, обусловлено, главным образом, двумя факторами: во-первых, появлением новых слов, уточняющих мысль, что свойственно всем европейским языкам, и, во-вторых, появлением новых слов-понятий, присущих исключительно советской системе. Здесь используется словесный материал родного языка, т. е. в совершенно новом сочетании агглютинируются старые основы, префиксы, суффиксы и флексии:
– ка (суффикс «к» в совмещении с флексией «а») – слова иногда общего, иногда совершенно конкретного характера. Показательными для них являются, с одной стороны, их фразеологическая сокращенность: непрерывка = непрерывная рабочая неделя, обезличка = система обезличенного труда, ответственности, пятилетка = пятилетний план развития народного хозяйства в целом или в частности, самописка = самопишущее перо, зачетка = зачетная книжка, текучка = текущие дела и т. д., с другой стороны, во многих подобных словах (например, трех последних) даже в советский период еще ощущается некоторая просторечность, хотя они и проникают в литературу:
…в повседневной текучке забыли о простой человечности. (Лит. Газета, 6 февр. 1954).
Особо, конечно, следует выделить слова, в которых морфема «ка» является показателем женского рода, обычно от слов, оканчивающихся в мужском роде на -ец (см. ниже) – стахановка, партийка, выдвиженка;
– ик (слова, обозначающие представителей определенных групп – профессиональной, производственной, политической): водник, речник, пищевик, массовик, автоматчик, картотетчик, заправщик; передовик, срывщик; загибщик, аллилуйщик [74];
– щин (суффикс слов обобщающего характера с отрицательным смыслом): групповщина, обывательщина, штурмовщина (иногда употребляющиеся только неофициально: стахановщина, ежовщина и т. п.);
– ец (суффикс, входящий в наиболее широкий круг слов, охватывающих всевозможные группы людей): красноармеец, орденоносец, невозвращенец, выдвиженец, вторженец и т. д.
К последней категории следует отнести и бесчисленное множество слов – производных от имен собственных, наблюдавшихся в языке и до Революции, но в несравненно более тематически-ограниченном масштабе, а именно – идейном (вольтерьянец, петрашевец, толстовец и т. п.). Теперь этот суффикс охватил самые разнообразные области жизни: военную, производственную, научную и т. д.:
корниловец, буденовец; изотовец, бусыгинец; мичуринец, челюскинец.
Исключительно широкое распространение получил и суффикс иностранного происхождения -ист, не просто перенесенный в составе иностранных слов, как это было в дореволюционном языке: монархист, эссеист, гедонист, марксист, а очень продуктивный на самой русской почве: троцкист, чекист, связист, очеркист, значкист и т. д.
Вообще наряду с типично русскими суффиксами, оказавшимися очень продуктивными после Революции, мы часто наблюдаем и компоненты иностранного происхождения. Очевидно, партийный жаргон, принесенный большевиками из эмиграции, привел к соединению русских основ с западноевропейскими:
– изация – советизация, яровизация;
– изм – большевизм, троцкизм, бытовизм;
– лог, -логия – болтолог, треполог, болтология, трепология.
Говоря об иностранных суффиксах, следует отдельно остановиться и на форманте «-аж». И раньше этот суффикс встречался в словах французского происхождения (ажиотаж, абордаж и т. д.), но теперь он является признаком некоего собирательного понятия:
инструктаж (общее инструктирование);
фактаж (фактическая сторона чего-либо);
типаж (совокупность типичных черт);
листаж (число листов в книге; число выпускаемых издательством печатных листов).
Такого же порядка слова «метраж», «литраж», «кубаж», сосуществующее с более распространенным в языке словом «кубатура». Наиболее старое из слов подобного типа – «монтаж» отображает процесс собирания, тогда как производные от него – «фотомонтаж» и «литмонтаж» – показывают результаты такого собирательного действия.
Акад. С. Обнорский указывает на «…уже вышедшее из употребления и шутливое «подхалимаж». Здесь можно оспаривать маститого академика, т. к. это слово, о котором задолго до него писал К. Федин, во-первых, не всегда имеет шутливый характер, а во-вторых, оно не могло выйти из употребления, ибо само явление всё еще очень распространено в Советском Союзе. Так, например, у Николая Грибачева в его «Стихотворениях и поэмах» (Гос. изд-во худож. лит-ры, 1951), на стр. 235 читаем:
– ласкою взять не думай,
не выйдет подхалимаж!
В газете «Советская Латвия», в номере от 10 февраля 1952 г., помещен фельетон под заглавием «В пылу подхалимажа», а в книге Л. Ленча «Дорогие гости», вышедшей в Москве в 1954 г., на стр. 164 мы также встречаем это слово:
– Правильно! – поддержал колхозника сержант. – На почве подхалимажа вы оскандалились, уважаемый, – факт!
Кроме неологизмов-имен существительных в русском языке появилось много неологизмов-глаголов, формально являющихся агглютинациями префиксов [75] и глаголов (подчас, с уже имеющимися префиксами), как, например:
за-снять, за-фильмовать, за-товаривать, за-бросить (людей, товары);
за-явиться, за-иметь, за-делаться (последние три – крайне распространенные вульгаризмы);
о-культурить, о-товарить;
про-работать, про-вернуть;
пере-осмыслить:
Вот бы где вас заснять, товарищ майор, и послать в «Огонек». (Эренбург, Буря, 712).
Могут товарищи наши к тебе заявиться… (Лидин, Изгнание, 98).
К тому времени, когда ты заделаешься агрономом, Цимбал тут всё окультурит. (Павленко, Счастье, 372).
Знал, что существует слово «отоваривать» (оно его очень смешило)… (Некрасов, В родном городе).
Я ж его, помните, как проработал на собрании. (Павленко, Счастье, 95).
В уже упоминавшемся выше «Фельетоне о языке и критике» К. Федин подчеркивает, что:
«Едва ли не самым модным послереволюционным словечком является приставка «за». Ей повезло не по заслугам.
Ни один уважающий себя репортер не напишет, что де «на Смоленском кладбище вскоре совсем перестанут хоронить». Нет. В газете будет значиться: «совсем прекратят захоронения». Или, что «на Волковом захоронено столько-то человек» [76].
Дальше. На ярмарку или в город, на базар или на склады у нас давно уже не привозят товара. Товар нынче «завозится», не иначе. «На Нижегородскую ярмарку завезена новая партия мануфактуры». «В Москву налаживается завоз крупы».
Кино всегда и во всем задает тон, и – конечно – «участники конференции будут засняты для кинофильма…»
…А кто в наше время не «заслушал» какого-нибудь доклада? Кто не «зачитал» протокола?
И вот уже взволнованы инженеры, и один из них вещает с кафедры: «если не оправдается запроектированное предложение…»
И тогда выступает на широкую арену писательство и остатками своего авторитета санкционирует грамматический бред. М. Чумандрин на одном заседании так прямо и сказал: «если не ясно, то я сейчас это замотивирую…»
Чиновничье, приказное выражение «заслушать» вошло, по-видимому, в плоть и кровь, и его не оспаривают самые щепетильные языковеды. Но ведь даже писатели на собраниях «зачитывают свои рассказы», хотя до сих пор можно было… зачитать, скажем, чью-нибудь книгу, или кого-нибудь до смерти [77].
