к тому, что Новый год ей придётся встречать без Олега. Он вёл себя странно, и слово «тайна», входящее в название пьесы, всё больше тревожило молодую учительницу Юлию Михайловну и в жизни. Она рассказала Олегу о том, что он под подозрением, а друг ничего не захотел ей объяснить, выслушав эту новость с подчёркнутым безразличием.
В измайловской гостинице они, конечно, больше не бывали. Где он жил, было неизвестно, и Юля вздрагивала от каждого телефонного звонка, надеясь, что это он. Но Олег звонил редко, да и то лишь для того, чтобы узнать, нет ли новостей. Юля подробно рассказывала ему о ходе следствия, в которое уже была втянута, как говорится, по самые уши.
Юля не знала, где Олег, но следователь Осипов ей не верил. Она была знакома с Олегом совсем недавно, но Глеб Петрович сомневался и в этом. Ему хотелось думать, что и с Мезенской у неё какие-то общие дела и махинации, раз уж Олег крутится возле их обеих. Осипов плохо знал женщин, если считал, что общий любовник может их как-то объединить. Как раз наоборот, Юля не хотела видеть Мезенскую и никогда бы к ней больше не пошла. А Марина тоже не хотела ничего слышать о «нищей, как мышь» Юле.
Татьяна Михайловна, которую Осипов тоже терзал своими подозрениями, пыталась объяснить ему, что Юля выросла у неё на глазах, никакая она не воровка, ни с каким криминалом не связана, и о тайных делах Олега не осведомлена.
— Я честно признаюсь, что Олег мне лично не по душе. Он — человек непредсказуемый. Я волнуюсь за Юлю, но что поделаешь? Мужчина он интересный, не бедный, кто же тут устоит? Да и не везёт ей в личной жизни, возраст уже, надо определяться, — говорила Татьяна, но следователь слушал её недоверчиво.
Осипов вообще был человеком крайне подозрительным, это Татьяна поняла сразу, как только увидела его. Но то, что он прицепится к такой мелочи, как одинаковые отчества у неё и племянницы, не ожидала даже от него.
— Ничего тут удивительного нет, — ответила она на его странный вопрос, — Михаил — наше семейное имя. Так звали моего деда, потом отца и брата. Юля — его дочь.
— Ладно, ладно, — согласился Глеб Петрович, — а я уж начал думать, что она не та, за кого себя выдаёт.
Здравствуйте, приехали, подумала Татьяна Михайловна. За каждым деревом ему шпионы мерещатся. Юля выдаёт себя за скромную учительницу, а на самом деле она — тайный агент, следящий за следователем Осиповым? Вместо того, чтобы заниматься настоящими преступниками, он отвлекается на всякую ерунду.
— Так где же нам его искать? — спросил в очередной раз Осипов, — нигде вашего Олега нет. Мы хотим уже Интерпол подключать, а вы нам даже его фамилию назвать не можете. Мы, конечно, контору в Париже найдём и без фамилии, но вы-то зачем её скрываете?
Вопрос о фамилии Олега привёл Татьяну в недоумение. Её никогда не интересовал этот вопрос, потому что Олег не занимал никакого места в её жизни. Он был сыном её подруги Нины Горлатых, которая давно умерла. Её ли фамилию носил Олежка, как она звала его в детстве, или фамилию её первого мужа, которую она не помнила, неизвестно.
— Мы ничего не скрываем, — сказала она Осипову, — Нина была женщиной активной, мужей меняла, и я не помню, чей он сын. А Юля считала, что у него такая же фамилия, как у матери. Может быть, Деревянкин знает? Он же Олегу дом продал.
— Не Олегу он дом продал, а Марине Станиславовне. Олег не засветился ни в одном документе. Дом купила красивая женщина, теперь в посёлке это знают все.
— Не подумала бы, что у моей подруги вырастит такой изобретательный сын.
Осипов с интересом разглядывал Татьяну. Вроде бы женщина умная, интеллигентная, в чём — то незаурядная. Откуда же у неё столько непутёвых подруг? Зачем они ей? Одна Витушкина чего стоит!
Да и та, царство ей небесное, была вертихвосткой. Сын-то, видимо, весь в неё уродился.
— Вы совсем не похожи на своих подруг, — сказал он, — что же вас связывает?
— Общее детство, школа, больше ничего. Вместе вспоминаем молодость — в те годы много интересного было. Заряжаемся положительными эмоциями. Хотя встречаемся мы редко, у всех свои дела.
— Да, пожалуй, — согласился Осипов, — когда люди вместе выросли, им трудно забыть друг друга. Я и сам чту друзей из далёкой юности. От них уже знаешь, что ожидать. Ну а подруги… Я думал, что они нужны для того, чтобы плакаться в жилетку.
— Я никогда не плакалась в жилетку и считаю это занятие бесперспективным, — возразила Татьяна, — и если признаться честно, я — человек самодостаточный, мне и без подруг не скучно.
Она впервые улыбнулась, глядя на пресловутого Осипова, как на хорошего знакомого. Он смутился и опустил глаза. Потом подумал, почему же такая женщина не встретилась на его жизненном пути? За ней бы он пошёл на край света.
Беседуя с приятной женщиной в приятной обстановке — а это было ещё в коттедже Деревянкина — он забыл, что именно в это время по его наводке в её московской квартире производится обыск. Он уже знал, что там ничего не найдут, но когда в присутствии Татьяны Михайловны ему позвонили и отругали за погром в приличном доме, ему стало плохо. Милиционеры ничего криминального не нашли, но наломали столько дров, что хозяева имеют право обратиться в прокуратуру. Осипов резко встал.
— Вызывают на работу, — сказал он, не сумев скрыть волнение, — служба.
— До свидания, — попрощалась Татьяна, не подозревая, что там у неё с квартирой и с бабушкой. А Осипов, ругая себя за то, что оказался трусом, не решился рассказать ей правду, а бесстыдно сбежал.
— Пора домой, — сказал Сергей Алексеевич, заходя в гостиную, как только Осипов покинул её, — уже тьма кромешная, и мать волнуется.
— Зато пробок на дорогах уж точно нет, поедем, — согласилась его жена.
Отказавшись от предложения хозяев ещё раз переночевать, они вместе с Ириной поспешили к машине цвета «колумбийская зелень».
Хорошая получилась прогулочка за город, нескучная. Так думали супруги, молча выезжая из владений Деревянкина. Неприятных новостей было слишком много, есть, о чём поразмыслить. Даже Витушкина молчала, задремав на заднем сиденье.
Осипов, несмотря на двенадцатый час ночи, ехал в отделение милиции к дежурному. Он хотел знать подробности происшедшего немедленно. К тому же его удивляло то обстоятельство, что ему позвонили так поздно, хотя обыск должен быть днём. Наверно, как и он сам, струсили, хотели замять дело,
