после этого?
Такие вопросы заставляют меня вспомнить того визиря, который так прижал знаменитого москальского царя в 1711 году возле Прута[279], что тот едва не сгинул там со всем своим лагерем. А шведский король, узнав об этом, идет к визирю и говорит ему: вот, в твоих руках царь с женой и со всем своим лагерем, ты можешь их всех или зарубить, или увести в рабство в Константинополь. Визирь на это отвечает: ежели я возьму царя в рабство, кто тогда будет заботиться о его стране? Услыхав такой ответ, шведский король отругал визиря и ушел из его шатра. Одним словом, милая кузиночка, я всем сердцем жалею, что приходится расставаться с Жужи. Ежели бы она захотела, могла бы остаться здесь. То есть этого, видно, не хочет Господь. Все должно идти по Божьему повелению, а мы должны с этим смириться.
Ты пишешь, милая кузиночка, что за человек этот француз, который недавно приехал к нам, — потому как он изрядный лжец. Этот полковник был у москальского царя, но там с ним не захотели иметь дело, потому как он ни с кем не мог договориться. Он хочет людям внушить, что все знает и все видит; я же считаю: ежели он скажет двадцать слов, то девятнадцать из них — вранье. Здесь он успел некоторым внушить, что умеет делать золото. Думаю, он, судя по всему, задержится у нас надолго, потому как таких разговорчивых, велеречивых проходимцев здесь очень любят. Его имя — Вигуру[280]. Милая кузина, доброй ночи! Бона сера!
77
Родошто, 4 decembris 1726.
Полатети! Кузиночка, приветствую тебя спустя два года, потому как прошло уже два месяца, как я отсюда исчез. Нельзя же вечно сидеть на одном месте, движение полезно для здоровья, да и от лени нужно иногда убегать. Ты ошибаешься, ежели думаешь, что я развлекался: я был в деревне, на сборе винограда. Самая большая моя радость была в том, что я там раньше никогда не был и провел там без больших неприятностей два месяца. Один месяц я смотрел, как собирают виноград, и еще месяц много ходил, потому как здесь осень — лучшая часть года, а сбор винограда — самая грустная часть веселья. Не так, как у нас, где ты видишь на сборе винограда много мужчин и женщин. Богатые дамы, девицы выезжают туда, обедают и развлекаются. И своим присутствием и участием в сборе урожая делают вино еще слаще. Здесь же хозяин виноградника нанимает двух-трех человек, те собирают виноград и в корзинах уносят домой, а там каждый у своего дома давит и процеживает виноград в полной тишине. Раз уж речь зашла о винограде, скажу: в окрестностях Константинополя ты можешь увидеть лозу такой толщины, как сливовое дерево, и ягоды на ней — большие, как сливы. Но я удивлялся не величине ягод, а тому, что на некоторых ветках виноград совсем зрелый, на других — не больше крыжовника, третьи только начинают цвести. Просто чудеса: на одной лозе можно видеть сразу три стадии, и так с весны до зимы. Об этом я, может, уже писал вам, но не могу вспомнить, когда. Но точно не писал о том, что у одного греческого епископа видел розмарин такой величины, как наша ива. Ничего подобного не найдешь у нас в Загоне, но мы без этого спокойно обходимся. Зато здесь нет ни слив, ни елей. Зато нашел я здесь, милая кузина, несколько твоих писем, в которых полно жестоких насмешек; но легко шутить над тем, у кого сердце не на месте.
Нет на свете горя горше расставанья,
С задушевным другом долгого прощанья.
Не прогнать ту горечь ни вином, ни песней,
Не забыть улыбку, коей нет чудесней[281].
Люди говорят, для неизлечимых вещей нет лучшего лекарства, чем забвение. Хоть это и трудно, но время помогает справиться с тоской. Да и разум дает силы для терпения. Я сам такого не испытал, но верьте, милая: и любовь со временем может стать затхлой, как сало. Затхлым его делает разлука. При всем том нет ничего прекраснее верной дружбы.
Один молодой дворянин во Франции был обручен с барышней; не знаю, как уж это случилось, но юношу захватили в плен морские разбойники, увезли в Африку и там продали в рабство. Несколько лет о нем ничего не было слышно. Девушке многие предлагали руку и сердце, но она, любя своего жениха, хотела сохранить ему верность. Спустя много времени какие-то люди, освободившиеся из рабства, принесли весть, что юноша все еще находится в рабстве в таком-то месте у такого-то турка. Девушка, услышав это, договорилась с одной подругой, они переоделись в мужскую одежду, и девушка повезла из дома столько денег, сколько, как она думала, нужно было для выкупа. Она пересекла море, прибыла в Африку и нашла своего жениха, который сильно удивился этому. Потом они стали торговаться с турком о выкупе, но денег, которые привезла девица, было недостаточно; они стали втроем обсуждать, что делать: или девице, или жениху надо было ехать за деньгами. Жених говорил, что нет другого способа, кроме как девушке вернуться за деньгами, а там, может быть, родственники найдут возможность его освободить. Девушка на это не согласилась, сказав: ежели я вернусь, то ничего не смогу для тебя сделать, родители будут следить за мной и никуда больше не отпустят; лучше мы с подругой останемся вместо тебя в рабстве, а ты поезжай и добудь деньги, которых не хватает для выкупа. Молодой человек ни за что не хотел соглашаться, говоря, что не может оставить ее в рабстве. Главная причина в том, что ежели турок догадается, что они с подругой не мужчины, то и за большие деньги не отпустит их и навсегда оставит в рабстве. Девица на это ответила: ступай, сделай так, как мы решили, а ежели твой хозяин и вправду догадается, кто мы такие, то у моего отца найдется достаточно денег, чтобы меня выкупить. Молодой человек так и сделал и оставил двух девушек вместо себя. Прибыв во Францию, он скоро раздобыл денег и вернулся к хозяину, который, пока его не было, догадался, что вместо него в рабстве остались две женщины, потому как девушка не могла ничего сделать, кроме как открыть турку правду. Турок, будучи растроган такой верностью, отпустил всех троих, они сели на корабль и счастливо
