— Это Пустошь, — человек согласно кивнул, словно прочитал мысли Марка. — Мы «пустынники» — отверженные, которым не нашлось места в вашем мире. Противоположность прогрессу. Таких антипроги как мы здесь тысячи, и они разбросаны по всему периметру, а ты сейчас в затопленных восточных шахтах.
После ограничения 30-го года, когда к востоку от Мегаполиса многокилометровые массивы солнечных батарей были переведены на автономный цикл управления, специально созданная комиссия СОТ приняла решение затопить ставшие ненужными транспортные тоннели восточных окраин вплоть до побережья. Сейчас согласно картам по этим шахтам текут подземные реки, охлаждая аккумуляторные накопители, но это лишь на ваших картах. Всё оказалось сложнее, чем планировалось. Пришлось в каждом тоннеле построить дамбу и, подключив насосы к вашим наземным аккумуляторам, в течение двух лет откачивать воду. Теперь затоплены только охладительные системы окрестностей Мегаполиса, ограждающие нас от вашего мира. Здесь же сухо, как в пустыне, вот только немного донимают крысы и летучие мыши.
Он поднял камень, метнул в обнаглевшую крысу и на удивление попал. Та с писком бросилась в темноту.
— Как голова? — отряхивая ладони, поинтересовался старик.
— Нормально, — недовольно поморщился Марк. Голова гудела неимоверно.
— Впервые вижу, чтобы «трансферт» был так беспечен.
— Не понимаю.
— Твой друг едва не умер. Это он подал сигнал?
— Он мне не друг.
— Он тебе не нужен?
— Нет, — ответил Марк.
— Нам тоже. Нам нужен ты. Но раз так, мы его вернём обратно…
— Там были ещё люди.
— Ты о спецслужбистах? Забудь о них.
— Нет. Я о девушке и о старике, о хозяине квартиры и о моей…
— Мне о них не докладывали.
— Но они там были.
— Кто твой друг?
— Никто.
— Это вряд ли. Тоновый резонатор — прибор совершенный. Кто-то из вас двоих попал в «трансмутационный отрезок». Поначалу было неясно, потому разобрались. Но твой товарищ на вид крепче тебя. Я думал, это он подал сигнал.
— Какой сигнал?
— Удивительно, что контактор не сообщил тебе о системе распознавания. Вы оба «розетки», но «трансфертом» всё-таки оказался ты. Хотя наверняка, твой уровень контакта пока самый низкий. Твой контактор, как он выглядел?
— Обычный… — Марк напрягся, — вы его не знаете?
Старик не ответил. С неподдельным интересом он разглядывал Марка, и серо-голубые глаза его излучали искреннюю радость.
— Как долго я ждал этот день, — произнёс он чуть слышно.
Затем поставил кружку на чугунную печь, распахнул дверцу и поднёс узловатые мозолистые ладони к ожившему в топке огню. Блики пламени мерцали на его бронзовых скулах, весёлыми зайчиками отражаясь в белках глаз. Вверху, где терялась печная труба, протяжно загудело нарастающим волчьим воем, и лёгкий ветерок колыхал концы платка на его голове. Дышать стало значительно легче.
— Свежий воздух уймёт головную боль, — произнёс Инженер. — День на отдых, а затем займёмся делом.
— Что вам всем от меня надо! — не удержался Марк, скрежеща зубами от злости. В его макушку словно вбили кол.
— Поначалу мне надо, чтобы ты отдохнул. И заметь, ты не связан и без охраны. Ты — гость. Хотя… — Инженер подбросил в печь несколько топочных брикетов, обтёр беспалую ладонь о фалды пальто, и многозначительно добавил: — …отсюда сбежать можно разве что в Пустошь.
Сняв с плиты алюминиевый чайник, он налил в кружку парующую жидкость и протянул её Марку. В нос ударил терпкий пьянящий аромат.
— Грибной отвар псилоцибе. Пей. — коротко кивнул подбадривая. — Моментально придаёт силы.
Взяв кружку, Марк сделал глоток. Передёрнулся от горького привкуса.
— Ну как? — чуть заметно улыбнулся старик.
Массивная дверь легко и бесшумно отворилась, и в комнату вошёл светловолосый подросток лет двенадцати с перекинутым через плечо полотенцем и с чугунным казаном грибного супа в руках.
— Грибы — наше всё. — Старик принял из рук мальчишки ароматное варево и взгромоздил на металлический стол. — Ассорти. Здесь и шиитаке, и шимиджи, и шампиньоны. Ирма прекрасно готовит.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Жажда оказалась сильнее мерзкого вкуса своеобразного напитка, и Марк, отпивая понемногу из кружки, опорожнил её до дна. На удивление головная боль и дрожь в теле отступили. Теперь он мог внимательнее осмотреть, где находится. В тусклом мигании светодиодного светильника, глаза различили стопку книг на железном ящике у стола. На столе из-за торчащих карандашей и ручек похожий на дикобраза массивный письменный прибор, кипы мелко исписанных листов бумаги, очки на раскрытом блокноте. Дальше у стены металлическая панцирная койка, рядом умывальник, под раковиной с выщербленной, пожелтевшей эмалью старое алюминиевое ведро.
— Мой кабинет. Здесь и живу, и работаю, — пояснил Инженер, уловив заинтересованный взгляд. Повернулся к парнишке: — Приберись здесь, Унц. Эту оставь.
Он взял со стопки толстый фолиант в чёрном переплёте. Мальчишка, собрав в охапку бумаги и оставшиеся книги, коротко поклонился и вышел.
— Угощайся. — Инженер протянул Марку полную миску супа: — Когда поешь, почитаешь на досуге. Станет понятней.
Он положил оставленную книгу. Белые затёртые буквы на обложке гласили: «Генрих Корнелий Агриппа. Оккультная философия 1533 г».
— Зачем? — спросил Марк, пытаясь удержать ложку в непослушной руке. — Зачем я вам…?
— Завтра начнём работать. Проводники имеют свойство работать в обе стороны.
За дверью послышался нарастающий шум. Из проёма вынырнула русая мальчишеская голова с горящими возбуждёнными глазами в пол-лица. Побелевшие губы дрогнули:
— Он… сбежал… тот, второй…
* * *
Алекс ладонями сдавливал пульсирующие виски, пальцами тёр покрасневшую воспалённую кожу и, казалось, от этого боль утихает. Но стоило опустить руки, как она возвращалась с удвоенной силой, протыкая мозги тысячами игл.
Тяжёлые ноги заплетались, по сгорбленной спине градом катил пот. Но удивляло, что резаная рана, зашитая Липсицом, затягивалась на глазах. Шов сросся, побелел, и даже гематома вокруг него перестала гореть пурпурно-маковым пламенем, приобретя бледно-жёлтый оттенок восстанавливающейся плоти. То, что случилось недавно без сомнения пошло на пользу, если бы не невыносимая, медленно убивающая головная боль.
Впереди, в глубине тоннеля слезящиеся глаза вырвали из темноты неясный свет. Алекс остановился, и чтобы не упасть, упёрся рукой в стену. Прикосновение к влажной холодной поверхности каменной кладки одновременно и испугало и придало уверенности. Если в конце тоннеля они, он знал, как поступать — за три года в пустыне выработались необходимые навыки. Несмотря на нестерпимую головную боль, он и без оружия умел постоять за себя. Тот охранник видимо знал о боли, потому не связал ему руки, поступив и гуманно и опрометчиво. Алекс поступил так же, сохранив парню жизнь. Скорее всего, тот уже пришёл в себя, и теперь пустынники взяли след.
Ему показалось, что свет в конце тоннеля движется. Покачиваясь как в детской колыбели, дрожа и подмигивая, он из тусклой матовой точки постепенно превращался в светло-белое пятно, грозя стать ярким прожекторным лучом. Без сомнения что-то двигалось навстречу, и монотонные звуки этого движения пробивались сквозь плотную тишину заброшенного подземелья. Тихий металлический скрежет и мерная дрожь монорельсы говорили о приближении самоходного механизма. Не поезд, не вагон…. ну, конечно! Однообразный надрывный писк — именно так звучит мускульный привод ручной дрезины.
Скрываясь за кирпичным уступом, Алекс спиной врос в холодную стену шахты. Гул монорельса нарастал, металлический писк усиливался, приближающийся свет прожектора разгонял полусонные стаи летучих мышей, кишащие под высокими тоннельными сводами.
Не обращая внимания на головную боль, Алекс напряг слух. Ему показалось, что движение дрезины стало свободнее. Шум плавно стихал, превращаясь в размеренный цокот затухающего метронома, и вскоре затих совсем. Дрезина остановилась прямо напротив притаившегося Алекса.
