Он замолчал и все молчали тоже.
— Уву я понял, у тебя нет обратной связи? — наконец нарушил молчание Инженер.
— У меня был алгоритм, но он сгорел.
— Вот как, — хмуро выговорил Инженер. — Следовательно, «иной» не появится в Пустоши. При всей их мудрёной методике, за много лет сами они здесь никогда не объявлялись. В противном случае мой «бубен шамана» давно бы обнаружил их.
— Остаётся одно, папа, — дерзко сказала Надя и больно хлестнула себя ладонями по упругим ляжкам, — мы сами пригласим в гости этого Гэри Купера.
Глава 28
Из-под двери на полу, словно над тихой утренней рекой, простилалось сизоватое облачно, и Роза догадалась, в чём было дело. Она помнила, звук хлопка приведённой в действие газовой гранаты. Схватив ближайший стул, она с размаху зашвырнула его в окно. Битое стекло со звоном посыпалось на пол. Стул застрял в раме.
Яков Соломонович онемел от увиденного.
Дым быстро заполнял спальню. Он поднимался пивной пеной и, окутывая Розины ноги, добрался до её колен. Не обращая внимания на боль в простреленной руке, Роза стремительно сдёрнула с кровати простыню, оторвала большой лоскут, смочила его в аквариуме, где вверх животами плавали дохлые золотые рыбки, и обвязала мокрой тканью нос и рот. Затем подняла за плечи свалившегося под кровать бездыханного Липсица и потащила его к окну. Боль вулканом пульсировала в ослабевшей руке, началось кровотечение, но Роза не чувствовала всего этого. Она спиной упёрла медэксперта в подоконник, подсела под него и приподняла выше, так чтобы его лицо смотрело в направлении выбитого окна. Веки Якова Соломоновича дрогнули, губы приоткрылись, и он сделал слабый вдох.
Придерживая старика одной рукой за ворот халата, Роза поднялась на ноги и посмотрела вниз на тротуар. Она увидела оранжевую крышу припаркованного у подъезда пикапа и то, как через задние двери двое в противогазах грузят в него бессознательное тело того, в белоснежной рубашке, который полчаса назад угрожал ей пистолетом. В это время двое других вынесли тело Марка, и Роза поняла, что ей не стоит звать этих людей на помощь. Она моментально присела, но так чтобы оставалась возможность дышать уличным воздухом.
Раздался визг шин, и Роза поняла — пикап рванулся с места. Стоило ждать, когда газ в спальне развеется.
Розу тошнило. Немели пальцы ног и рук, перед глазами плыли радужные круги, но она судорожно держалась за потухающее сознание. Ошибиться она не могла, это был бензонбилетанин — газ, парализующий нервную систему. Такой применялся во время войны, а затем в Пустоши, во времена карательных «зачисток». Его последствия были ужасны. Жертвы попросту сходили с ума, и чтобы этого не случилось, Роза помнила — главное сейчас не лишиться сознания.
Вскоре она потеряла чувство времени, и когда дверь с шумом слетела с петель, потянуло сквозняком и в дыму показались полицейские, она решила, что прошла целая вечность. За окном высоко в небе раздался шум лопастей, и луч прожектора, осветив подоконник, ударил по глазам. Выпустив из рук ворот халата хозяина злосчастной квартиры, Роза козырьком приставила ладонь ко лбу и лишь тогда поняла что на улице глубокая ночь.
На обоих надели противогазы, да так и оставили лежать у окна, решив, что если девушка и жива, то вряд ли осталась вменяемой, а мертвецки бледный старик и вовсе не подавал признаков жизни. Лишь когда дым развеялся окончательно, только тогда полицейский в противогазе подошёл к Розе и сделал укол антидота в плечо. Как назло он выбрал плечо больной руки. Мужчина хотел было уйти, решив, что Липсицу инъекция едва ли поможет, но девушка жёстко схватила его за рукав форменной куртки, так что едва не треснул шов, и зло кивнула в строну медэксперта. Полицейский понял её жест правильно и достал из аптечки ещё одни шприц.
Со временем дышать стало значительно легче и Роза, сев на корточки и сняв противогаз, отвернулась к стене и вставила два пальца в рот. Её тут же вырвало, принеся долгожданное облегчение. Так прочистив желудок, Роза почувствовала, как благодарное тело расплывается от накатившей на него усталости. Рядом, по-рыбьи хватая ртом воздух, хрипел Липсиц. Его слезящиеся глаза с благодарностью смотрели на неё.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
В комнату вошла высокая женщина в длинном чёрном плаще и с инкрустированным стразами чёрным зонтом в руках, и Роза непроизвольно поняла, от вошедшей ждать добра не стоит.
Женщина огляделась и не найдя более подходящего места, присела на краешек кровати, больше сесть было не на что, единственный в спальне стул торчал из разбитого окна. За ней встали двое в штатском и один полицейский с автоматом на груди.
Вошёл медик-полицейский, тот, что делал Розе и Липсицу укол, и что-то тихо шепнул женщине. Та кивнула и, пронзив колючим взглядом лежащих у окна девушку и старика, мягко спросила, будто вслед ушедшему поезду:
— Я опоздала?
Яков Соломонович привстал на колени и повернул бледное лицо на её голос. Вытер слёзы и присмотрелся:
— Вы… — тихо начал он, — я видел в прошлом годе вашу пресс-конференцию по спутнику…
— Не утруждайтесь, Яков Соломонович, — перебила его женщина, — сейчас вы очень слабы, но когда вы окрепнете, а я надеюсь, это случится довольно скоро, у вас появится такая возможность рассказать мне всё, в мельчайших подробностях, что произошло здесь в вашей квартире за последние двое суток. И у вас будет такая же возможность, ефрейтор Норман, — с этими словами женщина перевела взгляд на Розу.
— Ваш цепной пёс, полковник недавно тоже хотел ответов, — сквозь зубы процедила та, — Для этого ему понадобилось даже отравить комиссара Витте и едва не прикончить нас с Марком.
— Я искренне сожалею о случившемся, но уверенна, раз он так поступил, вероятно, это имело свои основания.
— Основания? — передразнила её Роза, — А какие основания для этого?
И она выставила вперёд простреленную руку.
— Мы обеспечим вас наилучшим лечением, ефрейтор Норман, — сказала женщина и, помолчав, добавила: — Если конечно вы как полицейский с отличием и законопослушный госслужащий, согласитесь сотрудничать с вашими коллегами из УБ?
Роза демонстративно отвернулась к стене.
— Есть два варианта сотрудничества, — не обращая внимания на явную демонстрацию непокорности, продолжала женщина, — добровольно или принудительно. Выбор за вами, роза, но я бы не советовала упрямиться. Это не в ваших интересах.
— Я готов сотрудничать, — скороговоркой затараторил Яков Соломонович. Было заметно, старик всё ещё не пришёл в себя. Он то и дело задыхался, сбивался с дыхания, хватал ртом воздух, но при всём при этом старался улыбаться и выказывать максимальное участие и покорность. — Да-да…всё, что знаю… я, зная Марка много лет… Мальчишка, что с него возьмёшь? Уж поверьте, он всё сделает, как я ему скажу. Мы договоримся. Я понимаю, служба есть служба, тут уж ничего не попишешь. Но мы-то точно вам сможем быть полезны. С властью не поспоришь, это уж точно и точнее не бывает. К тому же зачем? Смысл? Зачем спорить с такими людьми как вы, уважаемая? — Затем он повернулся к Розе, — Вы не правы, Роза, совершенно не правы… Власть — это о-го-го… ведь это наша власть, Роза, как так с ней? Вы не правы. Вы, Роза тоже власть… вы, если хотите, представитель власти. Вы обязаны, да-да, обязаны всё рассказать. — он снова развернулся к Агате и при взгляде на её невозмутимую осанку его щёки мелко завибрировали. — Мы расскажем всё, госпожа Председатель, всё, что знаем. Лично я расскажу вам всё. И если вам понадобится наша помощь, не стесняйтесь, используйте нас, в целях нахождения истинны в любое время суток… только не надо… этого… я очень боюсь боли… я старый человек…
Он говорил ещё долго, то срываясь на звонкий фальцет, то задыхаясь и опуская тембр своего голоса до заговорщицки низкого. И даже когда двое убешников застёгивали на его запястьях наручники, и когда выводили и его, и Розу из квартиры, Яков Соломонович, не переставая изворачиваться и через дрожащее плечо глазами побитой собаки умоляюще взирать на Агату, в который раз повторял:
