произнес:
— Дзень добра.
Не успел я удивиться, как вбежал Володя:
— А я тебя ищу всюду! Команда «по машинам» была! Бежим!
Дорога, дорога, дорога. Отличный асфальт. Дорога бежит среди полей и парковых лесов, мимо старинных замков и современных вилл, богатых фруктовых садов и обычных деревень. Деревни, как правило, прячутся в стороне от дороги, но мы их видим. Им трудно спрятаться сейчас, когда голы ветви деревьев, когда нет зелени да и снег — разве это снег? — ничего не может сделать. Снега мало. Он дотаивает в ложбинках и канавах, он доживает свои часы и минуты в тени под мостами, прячется под стволами деревьев.
А деревни бедные, даже если смотреть на них мельком с дороги. Деревни живут. Дымят трубы. Мелькают одинокие человеческие фигурки. Изредка мычат коровы…
Все, что ближе к дороге, замерло. Замерли особняки и виллы. Замерли сады и парки. Замерли теннисные корты и волейбольные площадки. Красивые, как на картинке, они похожи на нарисованные. Даже красно-белые флаги, вывешенные для порядка, что ль, на некоторых богатых домах, не колышутся. Безветренно и туманно. Туманная дымка висит над дорогой.
Дорога пустынна. Наш дивизион катит без остановки. Впереди — «газик» Катонина, за ним — крытые машины штаба, звукачей, топографов, фотографов, грузовики хозвзвода. Побитые машины успели отремонтировать. Шуршат скаты по мокрому ровному асфальту. Тарахтят моторы. Краков позади. Уже час пути, и другой. Начался, кажется, третий.
…Наша машина шла пятой. И вдруг — резко затормозила. Заскрипели тормоза у шедших впереди машин. Непонятные крики. Разрывы. Кажется, мины.
— Занимай оборону!
Это голос комвзвода Соколова.
Мы вывалились из машины и бросились под откос возле бетонного моста.
По другую сторону от нас лесок и труба завода. Стреляли оттуда.
— Шестиствольный. И не один, — сказал Соколов. — Сейчас соображу… Три штуки.
Оборону заняли уже все наши. Лишь пустые машины стояли на открытой дороге. Им некуда скрыться. Мины разрывались рядом. Я смотрел на машины, вернее — на колеса машин. Недолет. Опять недолет. Перелет. Мина ударила в мост рядом с нами. Осколки асфальта полетели на нас.
— Что они там медлят? — возмущался Соколов. — А ну давай…
Он назвал пятерых из нас, и мы по-пластунски, скрываясь за нашей машиной, миновали дорогу.
— Гранаты! И… смотрите в оба! — шепнул лейтенант. — Только ползком!
Мы ползли уже в сторону леска, над которым виднелась заводская труба.
«Ползком!» Соколов всегда говорил «ползком», а не «по-пластунски», как все офицеры.
— A y меня ведь нет гранаты, — бормотал рядом со мной Володя. — Что делать?
— Ползи, — ответил я ему. — Ничего… Как-нибудь.
Мы огибали лесок справа. Между деревьями уже торчала заводская кирпичная стена и ворота. Они были открыты. Минометы стреляли откуда-то из-за ворот.
Соколов связал три гранаты.
— Как дойдем до стены, вы меня подсадите, — приказал он.
— Почему вас? Вы и так ранены… — недоумевал Саша. — Я… Мы тоже можем…
— Молчи! — произнес Соколов. — Я сказал… Подсадите меня.
— Наши, смотрите, наши! — закричал Володя.
— Тише ты! — цыкнул на него комвзвода. — Вижу…
С другой стороны к стене ползли наши звукачи, и почему-то рядом с ними Буньков. Они уже почти у самой стены.
— Скорей! — подгонял нас Соколов.
Минометы всё еще стреляли. Вой и свист где-то у нас над головой, а разрывы мин раздавались, кажется, далеко-далеко. Но это только казалось. Немцы обстреливали наши машины на дороге. А дорога рядом, хотя и скрыта от нас стволами деревьев.
Мы подбирались к самой стене. Подсадили сразу двоих — Соколова и Сашу. С другой стороны ворот уже забрался на стену Буньков и еще двое солдат. Полетели гранаты.
— Теперь к воротам! — закричал со стены Соколов. — Быстро!
Мы бросились к воротам.
Минометы разбиты. Возле них трупы — раз, два… Кажется, пять. Начальник штаба и наш комбат обезоруживали трех немцев.
Один немец дико сопротивлялся и истерично кричал.
— Чего он хочет? — спросил я.
— Ну ладно, ладно, хватит. Успокойся, — говорил Буньков почти миролюбиво. — Берите их. — Он весело посмотрел на нас. — Тоже мне — нервишки! Говорит, что их предали…
Еще четверо суток пути. Короткие остановки — на час, на два, и опять мы двигались на запад. Корпус вел бой с хода, и паша помощь ему, видно, не требовалась. Мы догоняли корпус — вернее, его хвосты: санбаты, хозчасти, обозы. Даже штабы ушли далеко вперед.
После нескольких бессонных ночей — остановка в городе Берут Старый. Всюду следы недавних боев. Жители растаскивали из магазинов продукты, вещи и мебель — из пустых квартир.
— Сегодня, кажется, отоспимся, — говорил комбат Буньков. — Ищите помещение. Размещайтесь.
Мы с Сашей и Володей зашли в один дом. Хорошая обстановка. Чисто. На стене — портрет Ленина! Нас встретили две женщины и молодой человек, чуть старше нас.
— Пойдем, — заторопился Саша. — Лучше в каком-нибудь пустом доме.
Хозяева пригласили нас остаться.
— А откуда у вас этот портрет? — спросил я.
Молодой человек что-то горячо объяснял по-польски.
— Что? Что? — не понял Володя.
Я, кажется, понял:
— Он говорит, что этот портрет был у отца, которого забрали немцы.
— Вот это человек! — сказал Саша. — Давай здесь!
Не успели мы вернуться к нашим и сказать, что помещение найдено, узнали: «По машинам!»
— Всем быть в боевой готовности, — предупредил майор Катонин, когда мы заняли места в машинах. — Патроны, гранаты, чтобы все было готово.
— Ну ничего, славяне, еще отоспимся. Все впереди, — шутил Буньков. Потом посмотрел на лейтенанта Соколова — Как, Миша, верно?
— Верно, — согласился Соколов.
В последнее время наш лейтенант как-то повеселел. Точнее — с момента наступления. И даже то, что мы сейчас не работали, а просто ехали вперед, не огорчало его. Что происходило в его душе, мы не знали.
Машины наши выехали из Берута Старого и устремились по относительно свободной дороге куда-то в леса. Их здесь много — почти настоящих, смешанных и не таких прилизанных, которые мы видели прежде. Вдали слышался грохот орудий. Вспыхивали ракеты и трассирующие пули. Приближались сумерки.
— Да, чуть не забыл сказать вам. — Лейтенант Соколов, ехавший сейчас с нами в кузове, назвал по фамилии меня и Сашу. — Тот ваш «офицер», которого вы подстрелили, власовцем оказался. Пытался пробраться в Германию. Так что вы правильно сделали, не растерялись.
— Я вам давно говорил, товарищ лейтенант, что они у нас орлы, — произнес Володя.
А я молчал. К Саше это, конечно, не относится, но мы с Макакой как раз растерялись. И если бы не пленные, которым, видно, давно осточертело все, нам бы несдобровать. И мне сейчас не сидеть бы в этой машине, и не ехать вместе со всеми вперед, и даже
