— Ну? — Она тоже широко улыбнулась.
— Что, не получается у меня расшевелить ваш мозг?
— Отчего же, попытаться можно. Но у меня не должно оставаться ни капли сомнений в том, что внутренне вы мне доверяете, и тогда, в свою очередь, и я смогу вам внутренне доверять. Для этого мне и нужны ваши секреты. Самые заповедные, самые сумрачные. Ну может, не самые… Но что-то в этом роде.
— Ничего себе… — Брэд засмеялся и закрыл лицо руками.
— В чем дело?
Сотрясаясь от смеха, он покачал головой. Птичке пришлось силой развести его руки.
— В чем дело, спрашиваю?
Его вид озадачил Птичку. Лицо Брэда раскраснелось, он хихикал, как школьник, а глаза сияли, словно солнце. Она невольно захихикала вместе с ним.
Брэд не мог ей признаться, что хохочет не потому, что смешно. Он смеется от восхищения собеседницей. Потому и раскраснелся — смущен этим самым восхищением.
Наконец они успокоились, и Брэд откинулся на спинку скамьи, сцепив руки на затылке.
— Господи, не помню, когда в последний раз так смеялся.
— Если думаешь соскочить таким образом с крючка, жеребенок, ничего не получится, — заявила Птичка и ужаснулась: «Господи, что я такое говорю». — Это я к тому, что нам следует продолжить попытки расшевелить мой мозг. Ну, вы понимаете, о чем я. Пусть думает, что мы близки к тому, чтобы позволить себе такие глупости.
Брэд расплылся в улыбке как мальчишка и покачал головой, словно не веря, что все это происходит на самом деле. Он глубоко вздохнул, устроился поудобнее и начал свой рассказ.
Говорил о том, как рос в Остине, столице Техаса, в семье, где у отца с матерью был один сын — он, и две дочери. Отец работал адвокатом по уголовным делам — что объясняет выбор места службы Брэда, — только по другую сторону барьера. Поведал, как ребенком ходил на футбольные матчи, а потом, уже студентом, получил спортивную стипендию как теннисист. Как пил на Шестой авеню и вообще валял дурака весь первый год учебы в университете. В конце концов он переехал в Майами, где получил свою первую должность в ФБР.
Странная во многом история. Но для Птички она казалась абсолютно нормальной. В сравнении с ее детством, о котором он не расспрашивал, его юные годы прошли весело и беспечно. Машины, посиделки, друзья, воскресная месса, конфирмация. Вместе с приятелями он однажды запер священника в комнате, облачился в его рясу и вышел к аналою. На протяжении половины службы паства думала, что молитву читает приезжий священник. Словом, бандит был еще тот. Странное дело, но понимание, что он проделывал такие фокусы, делало его роднее.
«Получается, не такой уж он безупречный господин, каким я его себе рисовала».
Но забыть о колоссальной разнице между ним и собой Птичка не могла и все больше переживала из-за собственной ущербности. Здесь, под защитой стен центра, она среди остальных самая здоровая, но стоит сделать шаг по ту сторону, и ее посчитают ненормальной. Так зачем мечтать о знакомстве, любви, замужестве?
— Что-то не так? — прервал ее раздумья Брэд.
Ей казалось, они с Брэдом идут по проходу часовни, находящейся на противоположной стороне территории. В последний момент он круто оборачивается и смотрит на присутствующих. «Это просто шутка! Ха-ха-ха», — смеется Брэд. Заметив ее потрясение, удивляется: «Что? Ну же, Птичка, неужели ты подумала, что это всерьез? Я ведь не могу жить здесь, ты знаешь».
Да, это невозможно. Более того, всякого, кто на такое пошел, Брэд спустил бы в туалет. В этом-то и проблема: Брэд — красивый, роскошный, чувственный мужчина, и кто она рядом с ним? Ветошь.
Ради самой себя, ради собственного душевного здоровья ей следовало бежать отсюда. А она… остается на месте, да еще и влюбляется в него.
«Нет, нет, это не так, — с тревогой подумала Птичка. — Я ведь даже не знаю, что это такое — влюбиться, опыта нет. Но возможно, то теплое, волнующее, пугающее чувство, наполняющее душу, и есть влюбленность?.. Выходит, я все-таки влюбилась!»
— …думаете? — услышала Птичка голос Брэда.
Сообразив, что она, должно быть, не сводит с него глаз, Птичка попыталась встряхнуться.
— Простите. — Она нервно зевнула. — Расскажите мне про Руби.
«Выходит, ей все-таки мало моих откровений. Вот и давит».
— Вы любили ее…
— Да, — хрипло отозвался он. — Вы представить не можете как.
— Почему же, могу, — возразила Птичка. — А она красивая была?
— Право, мне не хотелось бы…
— Красивее меня?
Она понимала, что на этот вопрос могло последовать несколько вариантов ответа. Он мог увильнуть, возразить, откровенно солгать, просто промолчать.
Брэд повернулся к ней и внимательно, с ног до головы, оглядел.
— Нет. Разве что одевалась более тщательно, косметику использовала, но это не трудно. А внутри у нее был такой же ад, как и у вас. — Он поглядел на деревья. — И как у меня.
«Какой чудесный ответ, — подумала Птичка. — Кажется, он хочет сделать мне комплимент. Дает понять, что мы с ним — пара, врать не хочет. Все в нем прекрасно».
— Она убила себя, потому что думала, будто некрасива, — сказал он.
Повисло тяжелое молчание. Он смотрел в никуда, глаза затуманились, и Птичка знала, о чем он думает. Но отвлекать не хотела. Сердце ее преисполнилось сострадания.
— Вашей вины в том нет, — тихо произнесла она.
Он глубоко вздохнул и зажмурился, чтобы сдержать слезы. Не получилось — предательская слезинка поползла по щеке. Птичке самой захотелось плакать. Что такое любовь и нежность, она не знала, и еще меньше представляла, что значит быть женщиной в обществе мужчины. Но вот он сидит здесь, рядом, плачет, и она должна прийти к нему на помощь.
— И с тех пор вы никого не любили? — спросила она.
От этих слов внутри у него словно плотину прорвало.
Он уперся локтями в колени, закрыл лицо ладонями и разрыдался.
«Что такого я сказала? И что теперь делать? Я ведь говорю только то, что приходит в голову. И в этом, по словам Элисон, мой дар. Могу взглянуть на лист и увидеть все дерево. Вот и сейчас сказала только о том, что увидела».
— Вы боитесь, что не сможете полюбить никакую женщину, потому что никто для вас не сравнится с Руби. Но на самом деле это не так. Просто вы добрый и боитесь задеть женщину, заставив ее почувствовать, что она недостаточно красива. Ведь Руби ушла из жизни именно поэтому.
Брэд не реагировал на утешение.
— Только ведь это был ее выбор, вы здесь ни при чем, — продолжала Птичка. — Жизнь стоит того, чтобы жить, хотя бы потому, что это риск. Так говорит Элисон, и мне кажется, она права. То же самое с любовью.
Брэд негромко всхлипывал, по-прежнему не отнимая ладоней от лица. Вдруг он наклонился и положил ей руку на колено.
Ее словно током ударило. Птичка сидела неподвижно. Тяжелыми волнами на нее набегали печаль и радость, страх и изумление.
«Он изживает свою боль. Здесь и сейчас. Со мной».
Ей хотелось обнять его, и прижать к груди, и сказать: «Не плачь, не грусти, не надо, с тобой моя любовь. Она защитит, обережет, не позволит демонам тьмы утащить тебя».
Но Птичка не могла этого сделать. Пока не могла. Она должна держать себя в руках. Но прикоснуться к нему может и должна. Птичка бережно опустила ладонь ему на голову и мягко погладила коротко стриженные волнистые светлые волосы.
Так они и сидели. Птичка потеряла счет времени, погруженная в теплые воды надежды и покоя. И любви. Постепенно оба успокоились, и Птичка подумала, что надо бы распрямиться, а то она и ему не дает встать. Но менять позу не хотелось.
«Я здесь, с ним, потому что Элисон захотелось, чтобы я рискнула влюбиться. Так и получилось. Я здесь, потому что Брэд нашел меня красивой, пусть даже мне следует серьезно заняться и лицом, и волосами, и одеждой. Я здесь, потому что прикоснулась к мертвому телу и увидела темноволосого мужчину, немного напоминающего Кларка Кента, только без очков. Он склоняется над Мелиссой, говорит, как она прекрасна…»
Птичка порывисто вздохнула и резко выпрямилась.
— Что-то не так? — озабоченно посмотрел на нее Брэд.
— Я вспомнила.
Он шмыгнул носом и вытер глаза.
— Вспомнила что?
— Вспомнила, что видела. Мужчину, который убил Мелиссу!
— Не может быть…
— Да! — Птичка вскочила на ноги. — Да! Да! Я вижу его сейчас, ясно как день.
Брэд все не мог оправиться от изумления.
— Вы уверены? — Он встал со скамейки. — В таком случае надо срочно ехать в управление. Надо восстановить…
— Ехать? Нет, это невозможно. Но я могу нарисовать его портрет. Я же говорила, что неплохо рисую.
— Ну да, конечно. И вы знаете, кто это?
— Нет. Впервые вижу.
«Итак, свершилось! Элисон будет в восторге».
Птичка быстро зашагала в сторону приемного покоя.
— Скорее, иначе забуду!
ГЛАВА 24
В подземном гараже, расположенном рядом с домом Человека Дождя, как всегда, царило оживление: машины то и дело въезжали и выезжали. Квинтон, припарковавший «крайслер» с затемненными окнами за углом, на частной стоянке, не пропускал ни одной. Место он облюбовал еще два дня назад, когда заметил, что в ранние утренние часы оно пустует. С этого удобного положения хорошо виден пологий уклон, ведущий на улицу. Квинтон опустил козырек от солнца, чтобы его снаружи не заметил никто из любопытствующих. Въезжающие и выезжающие из гаража автомобили фиксировались на камеру наблюдения, но он заблаговременно остановил машину на улице в четыре часа пополудни, надрезал кабель и заехал в гараж, зная, что так поздно электрика никто вызывать не будет. А когда к утру камеру снова приведут в действие, работа его уже будет сделана.
