— Значит, так и должно быть… Счастливыми или несчастными люди становятся сами. Автор, которого надо писать с прописной буквы, он только дает людям жизнь. Если он — Автор… Он дает им жизнь и отходит в сторону. И наблюдает за ними. Но вмешаться, поправить что-то, Автор бессилен… Во все времена к Автору обра щались с просьбами, от него требовали, его обвиняли в бездушии. И все потому, что сами боялись изменить свою жизнь. Пусть, мол, это сделает он… Его ругают и проклинают за, якобы, бессердечие. И так мало любят, так редко благодарят за то, что он дал людям жизнь, дал душу и непостижимую возможность выбора… Я бы на месте его по меньшей мере обиделся. А он все терпит!
Все прощает!
Слушая эти слова, Дама кусала губы, а на глазах у нее набухали слезы.
Соринос замолчал. Пламя потрескивало в камине. И скрипело, прося о пощаде, перо, не поспевая за мыслью Автора.
— Страшные вещи вы говорите, — собравшись с духом, сказала Дама. — Мы так надеялись, что он помо жет Анечке и Дикообразцеву! Ведь она любит Алек сандра Александровича самозабвенно, да и он, как мне кажется, любит ее. Почему же все так нелепо случилось?
Дама встала и заходила перед камином. Лицо ее было несчастным, прищуренные глаза не видели ничего вокруг. Остановившись перед Сориносом, Дама спросила с затаенной надеждой, скрыть которую ей не удалось:
— И что, никто другой тоже не в силе помочь им?
Даже… мессир?
Соринос ответил усмешкой многозначительной:
— Мессир? Не думаю, что от его вмешательства им станет лучше, как этого хотите вы. Но…
— Да! — Дама знала, что он скажет «но». Знала, чувствовала! Ибо как поверить в такое, что двум любящим людям помочь не может совсем никто? — Говорите, говорите, Соринос! Кто в состоянии что-то исправить? Назовите его, и я упаду ему в ноги! Так кто же?
Соринос как выдохнул:
— Вы.
— Я?
Пламя в камине встревоженно загудело. Словно эхо в пещере от тысячи голосов, разбуженных-тонким, но ясным лучиком света, упавшим из сумрачной высоты.
— Я? — Дама смотрела в лицо Сориносу, но видел даль голубую бездонного неба, степь, залитую кровьюцветущих тюльпанов, и два силуэта, мужской и женский уходящие в степь, уходящие в небо.
Силуэты держались за руки. Знакомые силуэты…
— Как? Как я могу им помочь? — вновь увидев пере собою Сориноса, хрипло спросила Дама.
Движеньем руки Соринос ей указал на аквариум странным образом вместе со столиком, на котором стоял он, возникший перед камином.
Разноцветные рыбки, большие и крошечные, мелькали среди сочных подводных растений.
— Видите этих рыбок? — спросил Соринос.
— Конечно!
— Вы можете любоваться ими сколько угодно. Вы праве кормить их и не кормить, — объяснял Соринос серьезно и даже мрачно. — Вы можете менять им воду и не менять. Но вмешаться в их игры, участвовать в них вы не можете. Так?
— Не могу, — согласилась с ним Дама, уже начиная догадываться, к чему идет речь.
Соринос прикрыл глаза:
— Да, вы не можете вмешаться в их игры до тех пор, пока вы находитесь здесь, по эту сторону стекла, в нашем мире…
— Но если я окажусь в аквариуме… — от счастливой догадки у Дамы глаза вспыхнули и засияли.
— Правильно! — подтвердил Соринос. — Для того, чтобы хоть как-то вмешаться в их игры, вам надо оказаться в аквариуме!
Дама от радости закусила губу, но не заметила боли.
— Что я должна буду сделать?
Соринос поднял предостерегающе руку:
— Подождите, вы не дослушали… Да, вы можете оказаться в том мире, рядом с Анечкой и Дикообразце-вым. Но поймите, их мир — не аквариум. И, оказавшись в нем, назад вы вернуться не сможете. Это исключено.
— А мой возлюбленный?
Соринос подошел к аквариуму и заглянул в него сверху.
Так рыбок почти что не видно. Мелькают в воде какие-то тени. Мельтешат, суетятся. Бессмысленно.
— Ваш возлюбленный? — Соринос щелкнул пальцем по стеклу аквариума. Рыбки этого не заметили. Никакого соседнего мира они не знали и о нем не догадывались. Так было спокойнее. — Ваш возлюбленный, Автор, останется здесь… И если вы уйдете туда, к Анечке и Дикообразцеву, то сюда уже не вернетесь и его не увидите. Никогда. Как этим рыбкам меня не увидеть.
— Вообще никогда?
Подняв на Даму опечаленный взгляд, Соринос сказал: — Вообще. — Даже если этого захочу очень-очень?
— Ваши желания что-то значат, только пока вы здесь… Но я должен сказать еще одну очень важную вещь, — на губах у Сориноса появилась улыбка. По-моему, ироническая. И Даме она не понравилась.
Оглянувшись на Кавалера, который азартно писал, Дама взглянула Сориносу прямо в лицо:
— Говорите.
— Оказаться в том мире вы можете только с согласия Автора, своего возлюбленного, — тихо сказал Соринос. — Для этого Автор должен вписать вас в роман. Но если он сделает это, то вырвать назад вас не сможет никто. Ни Автор, ни я, ни мессир. Вот о чем идет речь!
Дама яростно сжала подлокотники кресла. Хорошо, что когда-то давно мастер, больше всего любивший молодое вино, сделал кресло из крепкого дерева. Иначе Дама сломала бы подлокотники.
Резко встав, подойдя к камину, Дама с гневом воскликнула:
— Как все нелепо! И подло! Как много жестоких условий! Как будто их кто-то придумал нарочно. Страшно! Страшно, страшно жить в таком мире!.. Люди любят друг друга и не могут соединиться. Третий хочет помочь им, но не в силах из-за дурацких условий.
— Делать добро сложнее, чем зло. Так уж устроен мир: отдавая, теряешь, — заметил Соринос и тут же спросил: — Мне можно идти, досточтимая королева?
Дама молчала перед камином.
— Мне кажется, — еще тише сказал Соринос, — вам лучше не думать об Анечке и Дикообразцеве. Ну к чему терзать свое сердце? Глупо!..
— Идите, — Дама голоса не повысила.
Соринос склонился в поклоне:
— Как прикажете. Но я к вашим услугам в любой момент. Вы только ме..
— Идите, — повторила уже с раздражением Дама.
Шаг к стене, и Сориноса нет… Нет у камина, нет в зале. Но он тут же вышагнул из стены в кабинку, замершую в верхней точке чертова колеса в городском саду.
На востоке лениво расплывался рассвет. Город спал на ладони, раскинувшейся под колесом. Мрачный город, угрюмый, подавленный.
В кабинке, откинувшись на спинку скамьи, выбросив правую руку над бездной, Сориноса встретил мессир.
— Что скажешь? — спросил он, как только Соринос предстал перед ним.
— Я оставил аквариум. Она в нерешительности.
— Да? — усмехнулся мессир. — Посмотрим, посмотрим!.. А он?
— Он пишет. Надеется что-то исправить.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
