— Я не понимаю ваш язык, — проговорил Рамх на урду.
— Не понимает по-нашему, — засмеялся стоящий в двери спецназовец с автоматом. — А когда брали, мата было больше, чем в сельском клубе на танцах.
— Все, — в комнату заглянул милиционер, — кареты прибыли.
Майя, вцепившись зубами в уголок платка, что-то проговорила. Рамх и Зашар успели зубами придавить воротники, прежде чем к ним подскочили спецназовцы.
— Твою и ихнюю мать! — Майор вскочил. — Врача! Быстро.
— Не надо, — сказал старший спецназовец. — Яд наверняка быстродействующий. Впервые в моей практике такое. Теперь буду проверять воротники…
— Век живи, век учись, — пробормотал майор. — И как это было сейчас — на ошибках других. А ведь мы не поверили звонку. И про яд, кстати, он говорил. Кто же этот доброжелатель?
— Что случилось? — В комнату вошел полковник милиции.
— Три жмура, — хмуро ответил майор. — Яд. У нее в платке, а у этих в воротниках. Предупреждал же человек, который звонил.
— Разберемся, — сказал полковник.
— А все было как всегда, — усмехнулся спецназовец. — Правда, баба и тот, — он кивнул на Рамха, — за стволы схватились. А этот, — посмотрел он на скрюченного Зашара, — возомнил себя Брюсом Ли, махать ногами и руками начал. Успокоили быстро. Все по инструкции.
— Вы свое сделали и можете проваливать, — хмуро проговорил полковник. — Так мы ничего и не узнали. Ни поставщика, ни покупателя. И вообще этих религиозных центров слишком много развелось. Закрыть бы все к едрене бабушке!..
«Ну вот, — думал Исао, — с этими покончено. Индиру и двоих кто-то избил, один погиб. Возвращаться в Японию? — Он вздохнул. — Нет никакого желания. И сейчас это опасно. Золотой Воин, спасибо учителю, предупредил, что меня разыскивают люди Якудзы и посоветовал не возвращаться. К тому же и здесь еще не все ясно. А мне это надоело. Когда я узнал о предательстве отца и прочитал в его дневнике, как он поступил со своим товарищем, дал клятву на мече и обагрил лезвие своей кровью, что найду и расскажу правду родственникам русского офицера, графа Евгения Мирославского. И я сделал это, помог найти истину. Что-то в этой графине есть, что заставляет сердце биться быстрее и появляется желание делать добро. А ее улыбка — отблеск солнца на морской глади. Она красивая…» — Исао завел мотоцикл.
— Почему генерал не звонит? — вздохнул Женя. — Обещал ведь.
— Я вижу, тебе очень хочется попасть в Америку, — рассмеялась Катя.
— А тебе нет?
— Мне — нет. Потому что снова возникнет разговор об этом кладе. Я не хочу в Америку и не хочу ничего знать об этих сокровищах. С меня вполне хватило и того, что уже произошло. А вообще-то ты не забыл, что гибель Мишиной семьи, можно сказать, на твоей совести?
— Перестань, Катька. Кто просил Мишку что-то рассказывать о глобусе? Наверное, он хотел продать эти сведения.
— Может быть, и так, но если бы ты ничего не говорил, ничего не случилось бы.
— Ну хватит, Катька. Я и так все время об этом думаю. Но и предположить не мог…
— Я тоже! — Катя обняла брата. — Хотя генерал предупреждал. А ты оторваться от глобуса не можешь. Неужели думаешь, что эксперты что-то не заметили?
— Да у меня появилась мысль, что придумали это триста лет назад. И вполне может быть, что все высокие технологии здесь не нужны, только человек может разгадать эту тайну. Но пока ничего не выходит. А вот зачем на глобусе сетка из мелких квадратиков?
— Женька, — засмеялась Катя, — спроси что-нибудь полегче. Я всего несколько дней смотрела на этот глобус, и у меня начала болеть голова.
— Ты знаешь, каких бабок этот шарик стоит? — усмехнулся бритоголовый верзила. — Ни в одном банке столько не возьмешь. Да и делов-то тут — две бабы и три фраерка. Один уже и так на ладан дышит. Только парнишка ничего и машется ништяк. Но мы бодаться с ним не будем. Ворвемся в хатенку и сразу валим всех. Хапнем эту хреновину и на ход. Делов-то — раз плюнуть! Войти в хибару нет проблем, там пьянчуга один живет, так он за пару пузырей с понтом к себе в гости приведет, и все дела. Ему тоже потом врежем по черепушке и свалим. Да и бить его не надо. Напоить ништяк, и он потом божиться будет, что те, кто с ним был, никуда не сваливали. В общем, вы как хотите, а я работаю. Найду себе…
— Не выделывайся, Гладкий, — сказал крепкий мужик, — будем вместе работать. Надо все там вынюхать.
— А чё там нюхать? — засмеялся длинноволосый парень. — Нам шарик нужен, ну, по поверхности еще чего хапнем и на свал. Короче, когда на дело канаем?
— Сегодня. Я с бухариком дочирикался. Может, есть желающие отвалить? — Гладкий осмотрел четверых парней.
— Я — за, — сказал длинноволосый.
— Мы тоже, — проговорил второй.
Двое остальных кивнули.
— А куда и кому этот шарик мы потом предлагать будем? — поинтересовался мужик. — А то хапнем его, жмуров наделаем, а он будет лежать и…
— Слышь, Фомка, такие дела по заказу делаются. Неужели ты меня за дурака держишь? Просто цену не уточнили еще. Предлагают сто кусков зеленью. А я тормознул его — мол, дело сделаю, тогда и про бабки разговор будет.
— Короче, вот что, — сказал Фомка, — не пить и никуда не вылезать. Отдохнем немного, и надо разработать план, как из столицы свалить.
— А на кой сваливать? — усмехнулся Гладкий. — Главное — следов и свидетелей не оставить, и все, сиди спокойно, не рыпайся, хрен найдут.
Исао прыжком встал с пола, коснулся пяткой выключателя. Вспыхнула люстра. Он тут же пальцами ноги выключил свет и поклонился. Сделал глубокий вдох, задержал дыхание и медленно выдохнул. Подошел к окну, взял бинокль и тут же отошел. На балконе дома напротив стояли Катя и Женя. Исао покачал головой.
«В дом войти можно, так говорила женщина. Я бы не понял, но видел ее с живущим в этом доме пьяницей. Она вполне прилично говорила по-русски и набивалась в гости. Он с радостью согласился. Пьяный человек — пятая часть разума, — вспомнил он. — Агрессивность, невнимательность, быстро меняющееся настроение и… — В дверь позвонили. — Снова хозяйка», — понял Исао.
Остановив грузовик «Газель», Волк Пустыни вышел из кабины, открыл задний борт и взялся за ручки самодельных носилок. Вытащил и воткнул ручки в землю. По брезенту соскользнуло тело Ястреба Ночи. Он взял его на руки, отнес метра на четыре в сторону и положил на заранее сложенный хворост. Посмотрел на небо.
— Прости, богиня, — прошептал он, — не могу я брата предать чужой земле. Пусть это будет погребальный костер, как делали наши предки с павшими на чужой земле воинами.
— Стоять! — послышался крик, и он замер. — Руки вверх и четыре шага назад.
