Она смеется.
— Теперь я это знаю. Большое спасибо.
Он улыбается и встает. Смотрит на Соломона.
— Проследите, чтобы ваша жена получила много воды и отдохнула.
Соломон кивает и протягивает руку.
— Обязательно. Спасибо.
Доктор направляется к двери и закрывает ее за собой.
Только Тесси смотрит на Соломона.
Он поворачивается и ловит ее взгляд.
— Что?
Она облизывает губы.
— Ты ему не сказал.
— Что не сказал? — Он отодвигается к краю кровати.
— Что мы не вместе.
Он прочистил горло. Его пронзительные голубые глаза смотрят на нее.
— Я не хотел.
— О.
Это прямое признание застало ее врасплох. Ей снова захотелось упасть в обморок, только на этот раз в самом лучшем смысле этого слова.
— Тесси?
— Я просто… — Она прикладывает руку к виску, надеясь хоть как-то справиться с колотящимся сердцем. — У меня снова кружится голова.
Сев рядом с ней, он окинул ее серьезным взглядом и сказал:
— Отдыхай. Сейчас же.
Тяжело выдохнув, она вскинула бровь.
— Это указ врача.
— Мой указ, — прорычал он.
Она вздрагивает от его властного тона. От его властного тона, который говорит ей, что он позаботится о ней и даже больше.
Без слов он помогает ей переодеться. Сняв с нее тесную одежду, он натягивает на голову поношенную футболку. Она чувствует запах пива в его дыхании, ее аромат в его бороде. Когда она опускается на подушки, на нее наваливаются усталость и облегчение. Отойдя от адреналина, она проводит усталой рукой по лицу, потом по животу, чувствуя ободряющий толчок Мишки.
Соломон кладет руку ей на лоб, и она, закрыв глаза, прислоняется к его прохладному, успокаивающему прикосновению. И она чувствует, как его массивная рука раскрывается, словно цветок, и обхватывает ее щеку своей ладонью.
Когда она открывает глаза, он все еще смотрит на нее. Все еще хмурится.
— Что случилось? — спросила она.
У него перехватывает горло, и, наконец, он произносит.
— Я испугался, Тесси.
Она моргает.
— Испугался? — Она не может себе представить, чтобы что-то могло напугать этого парня. Ну, может быть, дефицит рубашек в цепочке поставок. Но не ее. Не объект его ежедневного хмурого взгляда.
Указательным пальцем он проводит линию по ее скуле.
— Да.
Смущенная, она наклонила голову. Она никогда не видела его лица таким.
— С ребенком все в порядке. Я в порядке.
— Я должен был пойти с тобой сегодня, — говорит он, и в его голосе слышны нотки раздражения.
Она опирается на локти.
— Соломон, тебе не нравится йога. Это нормально.
Он смотрит в окно, выражение лица у него отрешенное, челюсть подрагивает.
— Это не нормально.
— Да, это нормально, и это не твоя вина.
Он вытирает лицо и кивает.
— Это так кажется.
Вспомнив утренний разговор, она положила руку ему на плечо.
— Это из-за Серены?
Он опускает взгляд туда, где она прикасается к нему, и выражение его лица становится болезненным. Когда он, наконец, смотрит на нее, он берет ее руку в свою и сглатывает.
— Я хочу рассказать тебе о том, как умерла моя жена. Чтобы ты знала.
В этих словах Тесси услышала его невысказанные слова. Чтобы ты поняла, почему я такой.
— Ты уверен?
— Да. Пришло время рассказать тебе.
— Тогда я хочу знать, — говорит она, сжимая его руку.
Она наклоняется вперед на кровати, ближе к Соломону. В глубине души она знает, что это не то, о чем он говорит. Она хочет, чтобы он знал, что может открыться ей.
— Мы с Сереной поженились в юности. Я уже говорил тебе об этом, — прошептал он.
Она кивает.
— Мы всю жизнь прожили в Чинуке. Я работал в баре, а она - смотрительницей парка. Мы работали долго, по нечетным сменам. Несколько месяцев она была отстраненной, более тихой, чем обычно. — Он проводит большим пальцем по костяшкам пальцев Тесси, снова бросает взгляд на окно.
— В ночь, когда она умерла, мы поссорились. А мы с Сереной не ссоримся. Наш брак был... хорошим. Может быть, не всегда идеальным, но...
— Что есть, то есть.
Он снова повернулся к ней, его голос был грубым.
— Верно. Что есть, то есть. — Соломон проводит рукой по своей темной бороде и надолго замолкает. — У нее были грандиозные планы увидеть мир, и для меня они таковыми и остались. Просто планы. Но в ту ночь она заговорила о возможности переезда. Она хотела уехать из Чинука. Ей было скучно, она хотела путешествовать, и кто мог ее в этом винить? Но у меня был мой бар, моя семья. Я не мог уехать. Я бы не смог. — Он тяжело сглотнул. — Она сказала мне, что я эгоист. Я сказал ей, что если я такой чертов эгоист, то она может уйти сама. — Он вздрагивает. — И она ушла. Она ушла. Она была зла на меня, и, черт возьми, я был зол на нее.
Тесси сидит тихо, слушает, давая человеку перед ней время разобраться в своих эмоциях.
— Я не пошел за ней. — Он поднимает на нее затравленные глаза. — Она была упряма. Мы оба были такими. Мне показалось, что она сбросила на меня бомбу. Я сидел в этом проклятом доме и злился. Но прошел час. Было слишком темно, слишком холодно, а на ней не было куртки. И я пошел ее искать.
Тесси затаила дыхание, ожидая.
— Я нашел ее, — говорит он, сжав кулак. — На обочине дороги. Машина сбила ее во время прогулки.
Тесси закрывает рот рукой.
— Боже мой!
— Они уехали. Они, блядь, уехали и оставили ее там. — Волна ярости прокатывается по его телу, сковывая позу. — Я отвез ее в больницу, но было уже слишком поздно. — Его горло пытается выдавить из себя слова. — Она умерла.
Этого недостаточно, но все же она говорит.
— Мне очень жаль, Соломон.
Мышцы на его челюсти напряглись. В его голосе звучит жесткое наказание, обращенное к самому себе.
— Я позволил ей уйти. Я позволил ей уйти, и она пострадала.
В этот момент Тесси понимает Соломона лучше, чем когда-либо. Его защитный характер. Его уединенный домик в лесу. Почему он просил ее не убегать или хотя бы сказать ему, куда она идет. Паника в его голосе, когда он гнался за ней по пляжу. Его беспокойство за сегодняшний день. Она была слишком близко. Она была напоминанием о его жене, напоминанием о том, что кто-то снова ушел от него.
— Не вини себя, — говорит Тесси, и страдальческое выражение лица Соломона сжигает ее сердце. — Ни за что.
Он опускает свой бородатый подбородок.
— Я не отдавал ей всего себя. Я слишком много работал. Я был плохим мужем.
Она качает головой, не позволяя ему так поступать с собой.
— Ты бил ее? Изменял ей?
Он поднимает голову, в его глазах вспыхивает боль.
— Нет.
— Ты любил ее?
— Да.
— Тогда, по-моему, это хороший человек.
— Я не был рядом с ней, когда она нуждалась во мне. — Его большие плечи опускаются. — Сегодня... если бы с тобой что-то случилось... — Его голос становится неровным, густым от эмоций. — Мне страшно думать о том, что я могу потерять тебя.
От его признания ее сердце шлепнулось, как рыба на суше.
— Меня? — вздохнула она.
Он усмехается.
— Да, тебя, Тесс. — Он заправляет прядь волос ей за ухо, его большие пальцы проводят по линии ее челюсти. — Нет ничего важнее тебя и моего сына. Я хочу, чтобы ты это услышала.
— Хорошо, — шепчет она. — Я услышала. Мне очень жаль твою жену, Соломон. — Она слегка улыбается. — По крайней мере, это объясняет твое красивое, ворчливое лицо.
Он вскидывает бровь.
— Красивое, говоришь?
— И ворчливое. — Она улыбается. — Но в основном грустное.
— Черт возьми, я не грущу. — Его темно-синий взгляд останавливается на ее лице. Его массивная рука проводит ладонью по ее животу. — Мне было грустно столько чертовых лет. Но здесь, с тобой, я не грущу.
От его слов у нее закружилась голова.
— Тогда какой же ты? — вздохнула она, изо всех сил стараясь не задерживать дыхание после сегодняшнего испуга.
— Я счастливый, Тесс. Ты делаешь меня счастливым.
