- Если не против, могу тебя сопроводить. Пару недель в запасе у нас с тобой есть. У меня же в крепости все изготовлено для обороны.
Неделю они провели в поездке, и вот когда, побывав уже в Пронске и в Зарайске, подъезжали к Луховицам, их перехватил гонец от князя Ивана Воротынского[119], сообщивший, что лазутчики увидели в Поле тумен крымцев, идет он по Калмиусскому тракту.
«Получается, не на Рязань. Странно! Что? Тайная весть ошибочна?» - спросил сам себя Андрей Старицкий и обратился к Хабару-Симскому:
- Придется менять все.
- Погодим, - сказал воевода и приказал гонцу: - Побудь пока в княжеской дружине. Мы покумекаем что к чему.
Отпустив гонца, принялись раскладывать все по полочкам: в поход выступят два царевича, и за те злотые, какие отсыпал им король, одним туменом они не отделаются, а если не оправдают надежд Сигизмунда, он им денег не даст. А такого царевичи допустить не могут. Каждому из них нужны деньги. После смерти отца они вцепятся друг другу в глотки, добиваясь ханского стола, и в этой борьбе не обойтись без сторонников, а сторонникам нужно платить.
- Мое мнение, князь Андрей Иванович, твердое, - подвел итог долгих рассуждений Хабар-Симский, - царевичи пойдут на Рязань. Тот тумен, что на Калмиусском шляхте - для обмана. Он и высказался, считаю, специально, чтобы тронулись русские полки в верховье Оки или даже на Угру. А когда там наша рать завязнет в мелких стычках, основные силы нацелятся на Рязань.
- А если поход все же нацелен на Верхнеокские земли? Прорвутся тумены через княжеские дружины к Москве, тогда как? Там войска - кот наплакал.
- Не будет этого. Уверен я. Да и князь Иван Воротынский - воевода от Бога. Подчини ему всех князей, и он сумеет заступить путь разбойному тумену.
- И всё же Большому полку не лишне подойти поближе. В Калугу, допустим.
- Может быть, ты прав, подстилая соломку, - согласился воевода. - Оставь по тысяче в Кашире и Серпухове, остальные - в верховье Оки. Да так постарайся сделать, чтобы со стороны казалось, будто вся рать туда устремилась. Попыли по дорогам, гоня тысячи днем туда, ночью, тайно, обратно. А в Пронск, Зарайск и Луховицы перемещай полки в полной тайне.
- Так и поступим. Возвращаю гонца со своим словом.
- Пошли с ним десяток своих дружинников, для лучшей связи с князем Иваном Воротынским. Чтобы н не своих гонцов слал, а твоих - меньше путаницы будет.
- А где мне свой стан посоветуешь поставить? В Серпухове или Коломне, а может, лучше в Кашире?
- Конечно, в Кашире - самое удобное место по сегодняшним обстоятельствам.
Вполне разгадали воеводы хитрый замысел Мухаммед-Гирея и Бармаш-Гирея, ошиблись лишь в малом: не один тумен шел на Верхнеокские княжества, а целых два, и вел их Бармаш-Гирей. Если бы не встретили тумены объединившиеся дружины и основные силы Большого полка, они прорвались бы, по меньшей мере, до Боровска, основательно пограбив малые города и захватив великий полон. Наткнувшись же на дружный отпор, Бармаш-Гирей стал уклоняться от решающего боя, втягивая русских ратников в мелкие стычки.
Вот тут Мухаммед-Гирей и пожаловал под стены Рязани, а вернее сказать, налетел голодной вороньей стаей. Стремительно и, казалось бы, неудержимо. Да и кому его удерживать, если, как Мухаммед-Гирей считал, нее полки русской рати завязли в верховье Оки в стычках с туменами брата. Не предполагал разбойник, что тРи полка Окской рати и крупный отряд касимовских Татар только по воле главного воеводы не заступили ему путь к Рязани, затаились, словно мыши в норах при виде хищников.
Первый успех крымцев: захват посада. Целого и невредимого, правда, без единого жителя.
- Успели гяуры разбежаться по лесам, - досадовали крымцы.
Как бы утешая своих воинов, Мухаммед-Гирей повелел:
- От каждого тумена - по тысяче. Ловить гяуров. Остальным брать город в осадное кольцо. Нас здесь не ждали. Охраны здесь не может быть много. Мы легко возьмем Рязань. Впереди себя погоним захваченных гяуров.
И невдомек было царевичу, что его здесь ждали, а Жители посадов не в лесных чащобах, давно за городской стеной укрылись, поэтому отряженным тысячам никого не удастся найти и поймать. Опустели и дальние села, загодя предупрежденные. Все их жители действительно ушли и увели с собой скот в лесные дебри, за болота, - попробуй сунуться к ним. Стрелы у них меткие, копья далеко летят. Да и тропы через болотистые низины, кроме них самих, кому ведомы? Поди-ка найди их.
Темники доложили Мухаммед-Гирею о непонятном исчезновении поголовно всех гяуров из всех поселений.
- Такого, о великий из великих, раньше не бывало. Похоже, кто-то предупредил урусутов о нашем походе.
- Тогда они встретили бы нас на Тихой Сосне.
- О, мудрый хан, они, похоже, хитрят. Урусуты коварны.
- Но что вы предлагаете? Уходить?! Разве король Сигизмунд за трусость щедро заплатил нам и обещал платить каждый год? Вы хотите потерять их?! У меня два тумена! Ответьте, в этих туменах нукеры или джейраны, вздрагивающие при каждом шорохе?!
- Нукеры, наш повелитель. Храбрые нукеры. - Тогда через два дня мы захватим город.
Воины Мухаммед-Гирея действовали по всем правилам, установленным еще Чингизханом и подтвержденным ханом Батыем и его верным лашкаркаши Субудай-Боготуром: крепкорукие лучники принялись осыпать защитников крепости стрелами, невзирая на потери от залпов рушниц и дроби крепостных пушек; затем дружно затараторило множество бубнов, зашлись корнай и сурнаи, и под эти надрывно-разнобойные звуки туча крымцев начала наползать на крепостную стену со всех сторон, истошно горланя:
- Ур! Ур! Ур-а-а-г!
Вот уже приставлены к стенам лестницы, взвились крюки на узловатых крепких арканах из конского волоса - лезут по ним все выше и выше штурмующие, а на защитников города продолжают сыпаться тучи стрел, разя и убивая пушкарей и стрельцов.
- Пора! - тормошит Хабара-Симского воевода огневого наряда.
- Пора! - вторит ему воевода городовой стражи, которая в ответе за подачу кипятка и горячей смолы на стены крепости.
Отпихивают рязанцы баграми и даже ухватами лестницы от стен, крымцы приставляют их снова и лезут, лезут, лезут. Топорами обрубают канаты аркана, к ним привязывают новые крюки и опять - вверх.
А под стенами скопилось уже изрядно крымцев, уверенных, что вот-вот завяжется на стенах рукопашная схватка и тогда только поспешай на помощь первым.
- Неужто не пора, воевода?
- Вот теперь - в самый раз. Огонь!
Дал знак воевода огневого наряда стрельницам подошвенного боя, еще и крикнул вдобавок, словно кто-то мог его услышать:
- Давай, ребята! Угостите щедро!
У пушкарей нижних стрельниц давно чесались руки. Стволы уже запыжены, порох на полках, факелы горят, - только отодвинь щиты, прикрывающие стрельницы, долой, подвигай пушки к своим гнездам и бей в упор по крымцам, ждущим, когда до них дойдет очередь карабкаться вверх.
Столь неожиданно и знатно ударили пушки подошвенного боя, сметая столпившихся у стен нукеров, что у тех сразу отбило охоту продолжать начатое, отхлынули они от стен в один миг. Пушкари даже не успели еще раз выстрелить им в спины.
В гневе Мухаммед-Гирей. Затопал даже ногами на темников:
- Не отступать! Переломаю хребты!
Не с прежним, правда, вдохновением, но возобновился штурм. На сей раз подошвенный бой не ждал команды своего воеводы: пушки секли нукеров дробью, которая пробивала и кожаные нагрудники, и татарские деревянные щиты, обтянутые воловьей кожей. Только огромные щиты из толстых досок защищали подступивших к стенам, но не все же, однако, за ними стоять. Какой же тогда это штурм?
Вот бы в самый раз князю Андрею ударить в спину. Замешкался он что-то.
Что верно, то верно - замешкался. И все же удар русских полков оказался весьма удачным. Даже, можно сказать, именно благодаря задержке более удачным, чем ожидалось.
Крымцы пустили в город стрелу с белым флажком и письмом-просьбой похоронить погибших у стен. Хабар-Симский ответил согласием и пообещал не делать вылазки, если нукеры будут подбирать трупы без оружия.
Расслабились крымцы, получив эти заверения, вот тут подошедшие русские полки ударили ротозеев по загривку.
Тихо, лесами, подальше от опушек (оттого и припозднились) шли полки к осажденной Рязани. Князь Андрей повелел атаковать всем разом после одного удара главного набатного барабана и не повторять этот сигнал в полках. Один набатный удар и - все. Расчет был на то, что крымцы не успеют понять, откуда донесся звук, как на них вынесется конница касимовских татар и детей боярских.
Все так, но не учел князь, что в лесу звук слышен не очень далеко. Набатный удар услышали только полки Левой и Правой руки, сосредоточившиеся по обе стороны от стана главного воеводы, до остальных звук не долетел, запутавшись в ерниках[120] и пышных еловых лапах.
