— Помолчи, Бель. — Он в первый раз обратился непосредственно к ней. — Не говори больше ничего.
— Вы собирались застрелить своего мужа, миссис Графф?
— Да. Мы с Кларом собирались пожениться.
Графф полусердито-полупрезрительно хмыкнул. Она обратилась к нему:
— Не смей смеяться надо мной. Ты посадил меня под замок и обобрал меня. Ты относился ко мне, как к зверю, имеющему ценность. — Она возвысила свой голос: — Жалею, что не убила тебя.
— Чтобы ты и твой занюханный охотник за богатствами могли начать счастливую жизнь?
— Мы могли бы быть счастливы, — сказала она. — Правда, Клар? Ты ведь любишь меня, да, Клар? Ты любил, меня все эти годы...
— Все эти годы, — повторил он, но его голос звучал безжизненно, глаза смотрели в пустоту. — А теперь, если ты любишь меня, помолчи, Бель. — Его резкий и неприветливый тон говорил об обратном.
Он осадил ее, и она почувствовала это своей глубокой, но неустойчивой интуицией. Ее настроение резко изменилось.
— Я знаю тебя, — произнесла она хриплым монотонным голосом. — Ты хочешь все свалить на меня. Ты хочешь, чтобы меня навсегда запрятали в камеру, а ключи от нее выбросили вон. Но и ты тоже виноват. Ты сказал, что меня никогда не осудят ни за какое преступление. Ты сказал мне, что если я убью Саймона ненароком... ненароком... то самое большее, что мне грозит, — это быть на время изолированной. Не говорил ли ты мне это, Клар? Ведь говорил? — Он не отвечал ей и даже не смотрел на нее. Ненависть исказила его лицо, как натянутая резиновая маска. Изабель сказала мне: — Вот видите. Убить-то я хотела Саймона. Дешевка, которую он использовал, оказалась скотиной, двуногой скотиной. Я бы не стала убивать симпатичное маленькое животное. — Она помолчала и добавила с фальшивым удивлением: — Но я все же убила ее. Я застрелила ее и разрубила этот узел. Эта мысль пришла мне, когда я стояла за дверью в полной темноте. Как будто меня осенило видение греха, я думала, что этот грех и является источником зла. И именно за ней ухаживал этот мерзкий старик. Поэтому я разрубила этот узел. Клар рассердился на меня. Он не понимал ее губительного поведения.
— Разве он был не с ней?
— Потом он был с ней. Я пыталась вытереть кровь — она окровавила мой красивый чистый пол. Я пыталась стереть эту кровь, когда вошел Клар. Он, видно, ждал снаружи и видел, как из дверей выползла дешевка. Она уползла, как белая собачонка, и умерла. А Клар рассердился на меня. Он накричал на меня.
— Сколько раз вы в нее выстрелили, Изабель?
— Всего один раз.
— В какую часть тела?
Она склонила голову со страдальческой скромностью.
— Я не люблю говорить об этом при людях. Я объяснила вам это раньше.
— В Габриэль Торрес стреляли дважды. Одна пуля попала в верхнюю часть бедра, а вторая в спину. Первая рана была несмертельной, она была даже легкой. Вторая пуля прошла через сердце. Она была убита вторым выстрелом.
— Я выстрелила в нее только один раз.
— Разве вы не пошли за ней на пляж и не стреляли еще раз, в спину?
— Нет, — она посмотрела на Бассета. — Скажи им, Клар. Ты знаешь, что я не могла этого сделать.
Бассет молча уставился на нее. Его выпуклые глаза были похожи на маленькие бледные надувные шарики, которые раздулись от черепного давления.
— Откуда он может это знать, миссис Графф?
— Потому что он забрал мой пистолет. Я бросила его на пол кабинки. Он поднял его и тоже вышел из комнаты.
Внутреннее давление выдавило слова из уст Бассета:
— Не слушайте ее. Она — ненормальная, у нее галлюцинации. Меня и в помине не было там...
— Нет, ты был там, Клар, — спокойно перебила она.
Одновременно она наклонилась над столом и влепила ему крепкую затрещину прямо по лицу. Он стерпел это. А женщина начала плакать. Сквозь слезы она сказала:
— Пистолет был у тебя, когда ты вышел вслед за ней, потом вернулся и сказал, что она мертва, что я убила ее. Но что ты об этом никому не скажешь, потому что любишь меня.
Бассет перевел свой взгляд с нее на меня. Струйка крови, появившаяся в углу его рта, удлинилась и стала напоминать красную трещину на мертвенно-бледной маске. Кончиком языка он слизнул кровь.
— Я бы выпил, старина. Я все выложу, если вы разрешите мне сначала выпить.
— Подождите минутку. Это вы ее застрелили, Кларенс?
— Я должен был это сделать. — Он снизил голос почти до шепота, как будто боялся, что его ангел-хранитель поставил в комнате подслушивающее устройство.
Вмешалась Изабель Графф:
— Лжец, выдающий себя за моего друга! Из-за тебя я жила как в аду.
— Бель, я спасал тебя от еще большего ада. Она направлялась в дом своего отца. Она бы обо всем разболтала.
— И поэтому ты все это сделал для меня, презренный лгун! Молодой витязь спасает прекрасную Гелиопулос, девушку со сказочного Запада. — Она дала волю своим чувствам, перестала плакать, голос ее стал грубым.
— Он это сделал для себя, — уточнил я. — Он не получил своего главного приза — ведь вы не убили своего мужа. Перед ним открылась возможность добиться приза утешения, если бы ему удалось убедить вашего мужа в том, что вы убили Габриэль. Обстановка очень подходила для такой инсценировки, и вы ему поверили.
Опять Бассет сделал движение, чтобы опровергнуть это утверждение, его рот скривился.
— Все было совсем не так. Я совершенно не думал о деньгах.
— А что мы обнаружили в вашем сейфе?
— Это — единственные деньги, которые я получил или о которых просил. Они мне понадобились, чтобы уехать отсюда. Я собирался уехать в Мексику и поселиться там. Я и не помышлял о шантаже, пока Эстер не выкрала у меня пистолет и не предала меня этим преступникам. Они вынудили меня прикончить их, разве вам это непонятно, из-за их жадности и нахрапистости. Рано или поздно, но это дело будет расследовано до конца, и тогда явится на свет истина.
Я посмотрел в сторону Граффа, чтобы получить какой-то подтверждающий знак, но тот вышел из кабинета. За открытой дверью было темно. Я сказал Бассету:
— Никто не заставлял вас убивать Габриэль. Почему вы не дали ей уйти?
— Я этого просто не мог сделать, — ответил он. — Она ползла по пляжу к своему дому. Я начал всю эту историю, я должен был закончить ее. Я никогда не мог переносить вида раненого животного, даже насекомого или паука.
— Значит, вы — убийца из жалости?
— Нет, кажется, я никак не могу объяснить вам этого. Там, в темноте, нас было всего двое. Шумел прибой, она стонала и ползла по песку. Голая кровоточащая девушка, которую я знал много лет, с раннего, невинного детства. Обстановка была настолько чудовищно жуткой, неужели это непонятно, что я должен был как-то положить всему этому конец? Я должен был заставить ее прекратить ползти!
— А вчера вы были вынуждены убить Эстер Кэмпбелл?
— Это — другой случай. Она прикинулась невинной и втерлась ко мне в доверие. Она называла меня дядя Кларенс, делала вид, что я ей нравлюсь, а на самом деле ей нужен был лишь пистолет из моего сейфа. Я давал ей деньги, относился к ней как к дочери, а она предала меня. Трагично, когда молодые девушки вырастают и становятся вульгарными, лживыми и похотливыми.
— Поэтому вы стараетесь помешать их росту, так?
— Лучше, когда они мертвые.
Я посмотрел на его лицо. В нем не было ничего патологического. Это было стареющее лицо с мягкими чертами, с несколько карикатурным оттенком, который придавали ему длинные зубы и выпуклые глаза. Вовсе не маньяк, которого видят люди, когда представляют себе зло. И все же это было демоническое лицо, скроенное туманным и страстным тяготением к отвратительным поступкам тьмы.
Бассет посмотрел на меня таким взглядом, как будто я был очень далеко от него и связывался с ним с помощью телепатии. Потом он посмотрел на свои крепко сжатые руки. Разжал и развел руки в разные стороны, выпрямил ладони и провел ими от бедер до колен. Руки ему тоже представлялись далекими, лишенными возможности выполнять его пожелания и намерения в результате неизвестного ему несчастья.
Я снял трубку телефона на его письменном столе и позвонил в окружную полицию. Прошел через обычную процедуру, связанную с такого рода звонками. Мне хотелось поскорее сбыть с рук это чудовищное дело.
Бассет подался несколько вперед, когда я положил трубку.
— Послушайте, старина, — вежливо произнес он, — вы обещали позволить мне выпить. Мне ужасно хочется выпить.
Я подошел к портативному бару у другого края письменного стола и вынул из него бутылку. Но Бассет получил более мощное успокаивающее средство. В открытую дверь вошел Тони Торрес. Он неуклюже шмыгал ногами, держа в руках тяжелый кольт. Черные глаза имели пепельный оттенок. Бледно вспыхнуло на мгновение пламя из его револьвера, сопровождаемое сильным грохотом. Голова Бассета дернулась в сторону и осталась в таком положении, припав к плечу.
Изабель Графф смотрела на него с тупым удивлением. Она поднялась, рванула пальцами отвороты своей хлопчатобумажной блузки и подставила открытую грудь оружию.
