ФЮРЕР. Мы и никому другому также не разрешим. Мы ведь делаем это не для Коралловых островов, а позволяем вести пропаганду в отношении наших противников. Я убежден, что русские, со своей стороны, будут вести пропаганду против нас. Не следует допускать, чтобы у нас возникали ложные надежды.
КЕЙТЕЛЬ. Однако генералы, особенно Клюге, я это знаю от него лично, я с ним достаточно говорил по этому поводу, склонны видеть в этом некоторую разгрузку.
ЦЕЙТЛЕР. Как раз не хватает ясности сверху. Раз навсегда должна быть дана установка сверху прямо и без обиняков.
КЕЙТЕЛЬ. Теперь я позволю себе высказать еще одну просьбу по вопросу, который теперь обсуждается. После того, как для относительно добровольных помощников наметились твердые положения, возникает вопрос о выработке четких определений также и для туземных соединений в смысле их состава, подготовки и т.д. Было бы хорошо, если бы мы могли их предварительно получить и показать фюреру. В данное время они прорабатываются у вас в организационном отделе.
ФЮРЕР. Может быть, с помощью сегодняшней стенограммы, сегодня я излагал мои мысли письменно. Ламмерс еще раз просмотрит материал и на основе его составит проект решения.
Впрочем, вы могли бы еще кое-что сделать. Мы можем видеть, как развертывается история. При известных обстоятельствах было бы также возможно еще раз собрать часть наших высших командиров, чтобы я мог им сказать лично.
ШМУНДТ. Это было бы чудесно.
КЕЙТЕЛЬ. Это было бы очень хорошо. А получается маленький самообман. Люди надеются получить разгрузку [148], а не знают, какое беспокойство они сами себе создают, какую вонь они заводят у себя в тулупе". [149]
О чем, собственно, это многочасовое специальное толковище в узком – уже некуда – кругу, в горах Зальцбурга, на котором незримо присутствовал и Андрей Власов? О том, как избавиться от Власова. О том, как хотя бы уберечься от Власова. О том, как хотя бы нейтрализовать Власова. Однако никто из совещавшихся не знает толком, как это сделать. Хорош предатель Власов! Хорош пособник фашистов и Гитлера генерал Власов! Вчитайтесь еще раз в то, что и как говорит Гитлер, косвенно или впрямую, о Власове. Гитлер просто в страхе от этого "фашистского пособника"! Гитлер не знает, как от него избавиться или хотя бы приглушить, уменьшить его растущее влияние, и Гитлер это чувствует своим звериным чутьем, какую-то большую опасность со стороны "русского генерала" для него лично, для фронта и Германии в целом. Здесь надо отдать должное чутью и проницательности Гитлера – но не более того.
Власов своим пребыванием в Берлине припер Гитлера к какой-то невидимой стенке. Гитлер понимает, что генерал Власов – это ловушка. Что рано или поздно, но она обязательно захлопнется. Но понимает Гитлер и другое – не может он, не в его это силах "остановить Власова" как русскую силу, как русский рок, как русский ум и свою судьбу. И Гитлер ничего более умного не может придумать, как приказать "тащить и не пущать" – запрещает пускать Власова в тыловые районы, на оккупированные территории. Поите, кормите русского генерала за счет вермахта и СС, но только на пушечный выстрел не подпускайте его к русским. Никаких войск ему не давать, формирований самостоятельных русских не создавать, вообще всех русских бы – "к комиссару по углю", всех туда, поглубже в шахту.
Стенограмма совещания, на котором Гитлер перед Власовым показал свою полную беспомощность, была зачем-то разослана всем командующим группами армий и соединений. Надо полагать, что этой стенограммой Гитлер успокоил себя и других, что он, мол, окончательно определил судьбу Власова, власовцев и всей РОА, навсегда закрыл эту проблему.
Штрикфельдт приводит слова, которые сказал Власов, когда узнал о решении Гитлера на том совещании:
"Я всегда уважал германского офицера, насколько я его знал, – за его рыцарство и товарищество, за его знание дела и за его мужество. Но эти люди отступили перед лицом грубой силы; они пошли на моральное поражение, чтобы избежать физического уничтожения. Я тоже так делал! Здесь то же, что и в нашей стране, – моральные ценности попираются силой. Я вижу, как подходит час разгрома Германии. Тогда поднимутся "унтерменши" и будут мстить. От этого я хотел вас предохранить… Я знаю, что будут разные оценки нашей борьбы. Мы решились на большую игру. Кто однажды уловил зов свободы, никогда уже не сможет забыть его и должен ему следовать, что бы ни ожидало его. Но если ваш "фюрер" думает, что я соглашусь быть игрушкой в его захватнических планах, то он ошибается. Я пойду в лагерь военнопленных, в их нужду, к своим людям, которым я так и не смог помочь".
Нет слов, умилительно слышать, как Андрей Власов рассыпается в комплиментах по адресу "германского офицера", помня и зная его еще со времен боев под Львовом и Киевом, в Подмосковье и на Волховском фронте. Но есть в его словах и нечто: "…эти люди отступили перед лицом грубой силы". Кого имеет в виду Власов? Людей вермахта. На том совещании были только они. И Власов сделал вывод: на людей вермахта больше нельзя делать ставку и тратить на них время – у них, "перед лицом грубой силы" Гитлера, кишка тонка.
Все знающий Штрикфельдт "подслушал" и разговор Власова с Трухиным и Зыковым, якобы Власов сообщил им о своем решении вернуться в лагерь военнопленных. "Оба, в особенности Зыков, пытались уговорить его отложить свое решение. Зыков сказал:
"Ведь мы русские [150]…"
Итак:
"Ведь мы русские заговорщики, а не немцы. Нам должно быть безразлично, что о нас думают немцы. Мы верим, что служим народу с чистым сердцем и чистыми руками. Вопреки Сталину и вопреки Гитлеру! Наша вина, как сказал генерал Малышкин, заключается в нашем стремлении к свободе. Если вы теперь выпустите из рук поводья, на наше место придут соглашатели. Это было бы концом борьбы за свободу русского народа. Оставьте иллюзии, Андрей Андреевич! Есть и среди русских нацисты еще большие, чем немецкие национал-социалисты. Они только и ждут нашего ухода, чтоб сесть на ваше место. Они соревнуются между собой в поддакивании немцам. Уже можно слышать, как они сходятся на погромном кличе черносотенцев: "Бей жидов – спасай Россию!" Если эти черносотенцы придут к власти – горе русскому народу! Есть и такие, кто преследует собственные, сомнительные цели. Они не верят в свободу для России, и они продаются немцам. Ни вы, Андрей Андреевич, и никто другой в нашем небольшом кругу заговорщиков этого никогда не сделает!"
Такую вот речь толкнул Зыков перед Власовым "в нашем небольшом кругу заговорщиков". Может быть. Очень даже может быть, что Андрей Власов в момент, когда узнал "приговор" Гитлера, он, что называется, дал слабину – срывался замысел заброски Власова сюда, в Берлин, было отчего "распустить вожжи", "выпустить из рук поводья". И Зыков делает Власову за это выволочку, возможно, на правах комиссара в "небольшом кругу заговорщиков".
Позже Кейтель на допросе по делу А. Власова скажет:
"Первоначально серьезное внимание Власову уделил весной 1943 года главный штаб сухопутных войск, который предложил сформировать и вооружить русские части под командованием Власова. Секретарь имперской канцелярии Ламмерс специальным письмом обратил внимание фюрера на эту попытку: тот решительным образом запретил все мероприятия по формированию вооруженных частей и отдал мне приказание проследить за выполнением его директивы. После этого Власов мной был взят на некоторое время под домашний арест и содержался в районе Берлина. Гиммлер также был против создания русской армии под эгидой главного штаба германской сухопутной армии. В дальнейшем он изменил свое отношение к этому вопросу. Гиммлеру удалось получить разрешение фюрера на создание русской армии, но Гитлер и тогда решительно отказался принять Власова. Покровительство Власову оказывали только Гиммлер и СС".
Опять же речь идет не о "создании русской армии". Русские батальоны, сколоченные немцами, уже с 1941 года так или иначе воевали на их стороне. Разговор здесь – о передаче Власову общего командования всеми русскими военными формированиями.
Значит, все-таки Гиммлер! В связи с этим Штрикфельдт вспоминает, что
"Жиленков любил повторять:
"Если мы не двинемся с места, действуя через армейцев, мы должны пытаться пробиваться через политиков или через партийцев". А Зыков добавлял: "Мы должны бороться на всех фронтах". Значит, все-таки он – "черный Генрих", по сути, автор самой грязной и гнусной брошюрки о русских под названием "Дёр Унтерменш"! В ней мы – только дикари и животные! "Черный Генрих" – вождь самых кровожадных палачей русского народа.
Когда о переговорах Власова с Гиммлером узнал Казанцев, он опешил:
"Как же это так? Нельзя было более… ну, более приличного, что ли, выбрать? Хотя это от нас, конечно, не зависит".
