— И как?
— Провалилась на первом туре. Проревела два дня, а потом подала документы в строительный. Сейчас возглавляет крупную фирму, строит отличные дома и радуется, что… — Павел Алексеевич ухмыльнулся: — А не знаете, случайно, кто крышует театр?
— Театр, как вы изволили выразиться, «крышуют» девять муз.
— И кто из них постарался в этом случае?
— Если учесть, что для вашей сестры неудача при поступлении была трагедией, то в тот момент ее «крышевала» Мельпомена.
— Значит, она и сберегла нашу Светку от карьеры артистки, — развеселился Страхов. — Помню, мать очень радовалась провалу. Все говорила, что теперь и помереть не страшно, дескать, дочка пошла по правильному пути, не собьется. Договорилась, бедная, — вздохнул он, — через год не стало. А ваши родители живы?
— Погибли.
— Что, оба?
— Да.
— Давно?
— В позапрошлом году.
— Кто же воспитывал вашего Ваню? Извините, — спохватился Павел Алексеевич, — если вам неприятно, я затыкаюсь. — Он быстро прикинул в уме: где-то в это время Наталья и заболела. Значит, младшего брата воспитывал старший. Два мужичка, два корешка от дерева, на котором болталась только чахлая ветка. Не позавидуешь, но зауважаешь. — Я уверен, когда Иван станет взрослым, нарожает вам кучу племянников. А вы всех будете обожать, баловать и твердить, что их отец вырос приличным человеком, потому что воспитан был в строгости.
— Спасибо, — в черных глазах вспыхнул благодарный огонек.
— Послушайте, Наташа, вы говорили, что хотели бы иметь свое дело. Можно узнать, какое?
— У меня было много маниловских планов, последний — открыть школу-студию для одаренных сирот. Человек на десять, не больше. Но если с моей легкой руки эта десятка потом чего-то добьется в искусстве, я буду думать, что выздоровела не зря.
— Вы и так — не зря, — вырвалось у Страхова. — Только почему маниловских?
— На все нужны деньги. Большие.
— А если они у вас будут?
— Шутите?
— И не думаю. Я давно хочу вложить деньги в нечто подобное, — брякнул неожиданно для себя владелец торгового дома. — Составьте мне бизнес-план, сможете?
— Смогу.
— Сколько вам на это потребуется времени? День? Два? Неделя?
— Мне нужна пара минут, чтобы убрать чашки и выключить свет, — улыбкой охладила «плановик» его пыл. — Если вам что-то нужно, прибавим еще несколько минут.
— Умеете вы шмякнуть человека об землю, — проворчал Страхов. — Конечно, нужно, я же выдул несколько чашек. А можно спросить, чем от вас так приятно пахнет?
— Молоком и мятой, — улыбнулась она и наклонилась за уткой.
ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ
— Сегодня я вас побрею сама, — весело заявила Наталья, входя в комнату. В одной руке — небольшая миска с помазком и мылом, в другой — чайник, из-под мышки выглядывает замшевый серый пенал, с плеча свисает льняное полосатое полотенце. — Будем бриться по всем законам, — поставила миску на стол, осторожно опустила рядом чайник, подошла к «клиенту», раскрыла футляр. На черном бархате сверкнуло плоское лезвие — таким можно резать и воздух. Страхов невольно поежился. — Испугались? — рассмеялась хозяйка. — Не бойтесь, не зарежу. Это бритва моего деда, вчера нашла в чулане. После войны дедушка привез ее из Германии. Брился до конца только ею, не признавал безопасных. И правильно делал. Вот вы, например, совсем не умеете бриться: то поляны оставляете на щеках, то выскабливаете прогалины. А скажите-ка, дорогой купец, — хитро прищурилась внучка солдата Второй мировой, — известно ли вам, кто выпускал этот товар? Обратите внимание на сталь, ничуть не хуже дамасской. — Она впервые смеялась, впервые шутила и даже кокетничала, в первый раз он видел ее такой оживленной. Рядом не свечка мерцала — костерок полыхал, греться у этого костерка оказалось весьма приятно.
— Позвольте взглянуть, сударыня? — так, по мнению бизнесмена, должен был бы вести себя солидный купец. Наталья протянула футляр. — М-да, неплохая штуковина, можно сказать, превосходная. — Он провел большим пальцем по лезвию.
— Осторожно! С вас довольно и переломов, порезы — это уже перебор.
Павел Алексеевич всматривался в бритву, пытаясь разобрать мелкий латинский шрифт на слоновой кости.
— Не подглядывать!
Однажды мальчишкой в отцовском книжном шкафу сын искал энциклопедию, чтобы полюбоваться скелетом, который увидел на одной из страниц. Естественное любопытство подростка заставило примерить бритву, попавшую под руку, к своей щеке. Шрам от этой «примерки» остался до сих пор. Вот тогда Паша и услышал от отца звонкое «золинген».
— А мне нет нужды жульничать, чтобы ответить на ваш вопрос, сударыня. Это — золинген, делали немцы. В сорок пятом наши солдаты пачками привозили их из Германии. У моего отца была такая же, даже футляр точь-в-точь.
— Молодец, — она отобрала дедов трофей. — Только знания ваши не профессиональные, а сыновнии. Что, безусловно, характеризует вас как хорошего сына, но как купца не красит.
— Побойтесь Бога, Наташа, кто сейчас пользуется такими вещами? «Жилетт — лучше для мужчины нет» — вот на что спрос. А вы про какой-то «золинген» из прошлого века.
— Так, клиент, голову на подушку и закрыть рот, — шутливо скомандовала Наталья, намылила помазком его щеки, подбородок, взяла бритву и, как заправский брадобрей, лихо принялась расправляться с суточной щетиной. Пальцы, ухватившие нос, были прохладными, нежными, не цеплялись — ласково трогали. От удовольствия «клиент» закрыл глаза, едва сдерживаясь от кошачьего «мурр». «Парикмахерша» намочила горячей водой полотенце, накрыла лицо, осторожно прижав чуткими пальцами.
— Господи, как хорошо! — выдохнул в льняные полоски Страхов. — Где вы научились такому искусству?
— Я многое умею. — Она старательно обтерла влажной тканью порозовевшую кожу. — У вас еще будет возможность убедиться в этом.
— А я и так много о вас уже знаю, — похвастался гость. — Вы умеете ухаживать за лежачим, вкусно готовите, убираете лучше любой домработницы, мастерски бреете, задушевно поете. Что еще?
— Еще я читаю чужие сказки. Хотите и вам сегодня прочту на сон грядущий?
— Я давно вырос из сказок. — Он потрогал подбородок. — Класс, меня еще никто так не выбривал!
— Эту сказку не мешало бы выучить наизусть каждому взрослому. Может, тогда люди, наконец, научились бы понимать друг друга, а в мире стало бы меньше зла. — Она собрала бритвенные принадлежности, забросила на плечо полотенце, подхватила чайник. — Что-нибудь хотите? Чай? Молоко? Судно?
— Сказку. Когда начнете приобщать к добру?
