Об Андропове Шевякин пишет так: "Именно Андропов должен войти в историю как самый выдающийся советский политик, которому удалось, в конце
концов, создать обойму людей, которые сокрушат потом Советский Союз и социалистический блок, заложить под нас столько "мин замедленного действия", что и не сосчитать. М. С. Горбачев, по сути, мальчик во всем этом деле, который только по готовым нотам отработал свою роль, что для него была расписана заранее" (Ш евякин, стр. 97).
2
Теперь о журнале "ВЕЧЕ". В современном вузовском учебнике истории говорится: "Важным событием в русском либерально-патриотическом движении стало появление журнала "Вече", который тоже был своеобразным ответом на диссидентские либеральные и национальные издания. Инициатором издания стал В. Н. Осипов, отсидевший 7 лет на строгом лагерном режиме за организацию "антисоветских сборищ" на площади Маяковского в Москве в 1960-1961 гг. и поселившийся в 1970 г. в Александрове. Журнал задумывался как ЛОЯЛЬНЫЙ по отношению к власти (на обложке значились фамилия и адрес редактора)" (Барсенков А. С., Вдовин А. И. История России. 1917-2007, издание второе, Москва, 2008 г., стр. 562).
30 апреля 1974 г. председатель КГБ Ю. В. Андропов распорядился (указание N 155001) возбудить уголовное дело по факту издания "антисоветского" журнала "Вече". Это он сам лично определил, что журнал "антисоветский". Хотя за время издания с января 1971 г. по март 1974 г. ни в одном из вышедших 9 номеров не было ни одной статьи не только с критикой советского строя, но вообще не было ни одного материала политической тематики. Впрочем, была одна статья — о 50-летии СССР, но и та была скорее панегириком существующему строю, нежели "антисоветчиной". Андроповские чекисты уже не читали материалы: раз напечатано в недозволенном журнале, значит — криминал. Да если бы хоть в одном номере был "антисов" (а журнал издавался 3 года и лекторы от КГБ не скрывали, что им известно об этом издании), я был бы немедленно арестован или, как минимум, допрошен органами КГБ. Однако за 3 года Комитет государственной безопасности НИ РАЗУ не вызвал меня и не допросил. Видимо, не знали, как им быть: политическая тематика отсутствует, а руки чешутся прихлопнуть "реакционное славянофильство".
В "Вече" публиковались материалы о Православии, о Русской Православной Церкви, о Хомякове, Киреевском, Константине Леонтьеве, Достоевском, других национально ориентированных мыслителях, о русской истории (например, о замечательном полководце М. Д. Скобелеве), о памятниках истории и культуры, даже о музыке (например, о творчестве Шостаковича), но нигде, никогда, ни единым словом издатель и редактор "Вече" В. Н. Осипов не касался политики КПСС и Советского государства. И тогда следователи просто шли на подлог и фальсификацию. Скажем, мне инкриминируется статья А. М. Иванова "Суд скорый и неправый", в которой автор защищает советский журнал "Молодая гвардия" (орган ЦК ВЛКСМ) от обличений французских журналистов, окопавшихся в некоем социал-демократическом, "меньшевистском" издании. Разумеется, парижские нигилисты поносят "Молодую гвардию" за "реакционное" славянофильство и русский патриотизм. Так вот, андроповский КГБ оказался на стороне французских меньшевиков и "еврокоммунистов" (которые столь же усердно осуждали ввод советских войск в Чехословакию и высылку Сахарова из Москвы в Горький), а не на стороне отечественного патриотического журнала. Госбезопасность осуждала государственников, блокируясь с антисоветски настроенными космополитами. И так во всем. Хороши защитники государства!
В большой статье М. Антонова "Учение славянофилов — высший взлет народного самосознания в России в доленинский период" (Антонов, увы, был православным большевиком, но творчество Хомякова и Киреевского излагал объективно) был один абзац, так сказать, лирическое отступление автора: "Октябрьская революция, несмотря на свои эксцессы, была большим благом для России, ибо спасла нас от буржуазного маразма". Я с этим взглядом не согласен, но подвергать цензуре статью Антонова не стал. Казалось бы, чекисты должны быть довольны такой фразой. Нет, КГБ инкриминировал мне упоминание об "эксцессах". У следователей не нашлось даже чувства благородства. Ведь что такое "эксцессы" на фоне "спасения" России от буржуазно-
го маразма?! Мелочь, о которой позорно говорить. Автор славит Октябрьскую революцию, да еще как! А мне за это антоновское словечко "эксцессы" приписали клевету на Великую Октябрьскую социалистическую революцию. Так фабриковали "криминал". Шеф приказал — надо выложиться.
Геннадий Михайлович Шиманов в открытом письме Струве, подобно Антонову, славит Октябрьскую революцию. Мне инкриминируют "хранение" "антисоветского" письма Шиманова!
Я опирался на русских патриотов, которые, любя русский народ и историческую Россию, либо не углублялись далее в своих взглядах (то есть в сторону монархии или Православия), или даже сочетали русскость с просоветскими взглядами. Желая объединить всех во имя русской идеи, я тем более не хотел настаивать (и не настаивал) на своих монархических убеждениях. Как редактор "Вече", я стоял на четкой объединительной общерусской платформе и был одинаков в общении как с "антисоветчиками", так и с людьми, одобряющими в целом советский режим. Я искренне желал единства и сплочения всех разрозненных сил в нечто целое. Готов был поучаствовать в формировании общей для всех национально-патриотической идеологии. Даже Солженицын упрекнул меня в том, что я вроде бы решился прислониться к силе, то есть к советской власти. Кстати, никто из свидетелей (за исключением, быть может, некоего Дьяконова) не показывал на следствии и в суде о моих "антисоветских" взглядах, ибо я таковых никому не высказывал. Не считал нужным, издавая патриотический и сознательно аполитичный православный журнал "Вече", даже в устной форме обличать существующий строй. Я говорил лишь, что стране нужна другая идеология, национально-патриотическая, но политику КПСС и Советского государства я не трогал.
В начале марта 1974 г. в редакции журнала "Вече" произошел конфликт, в результате которого мне пришлось объявить о прекращении издания журнала "Вече". И вот — удивительное совпадение: едва я 7 марта "закрыл" "Вече", как 1 апреля в Ленинграде органы КГБ производят обыски у моих соратников Г. Н. Бочеварова, В. Е. Конкина и П. М. Горячева. Последний за небольшую плату печатал журнал, переплетал его и рассылал по адресам подписчикам. У Горячева забрали все экземпляры "Вече", которые он не успел разослать.
11 мая Управлением КГБ по Ленинградской области из начатого ими уголовного дела N 15 было выделено "уголовное дело в части распространения клеветнической литературы, содержащей заведомо ложные измышления, порочащие советский общественный и государственный строй, — Осипо-вым В. Н., Горячевым П. М., Бочеваровым Г. Н., Конкиным В. Е." (Дело N 38. Том 2, л. д. 3).
15 мая начальник следственной группы УКГБ при СМ СССР по Владимирской области подполковник Евсеев постановил: уголовное дело принять к производству. Сразу же стали вызывать свидетелей во Владимир. Меня пока не трогали.
Впрочем, моя почта была арестована (по постановлению прокурора), но я, конечно, об этом не знал. Однако, несмотря на арест почты, "проскочило" письмо из Германии: организация "Эмнести интернейшнл" (по просьбе православного диссидента Левитина-Краснова, осенью 1974 года выехавшего за границу) приглашала меня и мою семью в Германию на постоянное жительство. Обычно советским инакомыслящим предлагалось выехать за рубеж через Израиль. И те охотно выезжали. Обо мне было известно, что я через Израиль точно не поеду. Потому и выслали бумагу из ФРГ. Но и в Германию я ехать не желал, даже перед лицом очевидного ареста и нового срока. Я объявил, что за границу не поеду и готов принять следственно-судебный поединок с советской системой. П. М. Горячев тоже получил такое приглашение (против него тоже было заведено уголовное дело), и 13 октября 1974 г. Петр Максимович благополучно покинул СССР. Видимо, Андропов не хотел меня сажать (он-то понимал, что даже по советским законам в моей деятельности нет "криминала", нет никакой антисоветской агитации и пропаганды). Юрию Владимировичу было бы куда удобнее, чтобы патриот, обличавший меркантильный Запад, туда сбежал. Дескать, вот притвора. Но не получилось.
При аресте 28 ноября 1974 года я заявил чекистам Евсееву и Плешкову: "От дачи показаний я отказываюсь, так как никакой антисоветской агитацией и пропагандой НЕ занимался!" (т. 2, л. д. 24). Практически за все время следствия я не дал никаких показаний и не подписал ни одного протокола.
Следователь Плешков писал вместо меня: "От подписи отказался". Двенадцать дней я держал голодовку в знак протеста против необоснованного ареста.
8 декабря 1974 г., при предъявлении мне обвинения в совершении преступления, предусмотренного ст. 70, ч. 2 УК РСФСР ("Антисоветская агитация и пропаганда"), я заявил: "В предъявленном обвинении виновным себя не признаю. Враждебного отношения к существующему у нас строю у меня нет и не было. Действительно, в 1962 г. я был осужден Московским городским судом по ст. 70, ч. 1 и 72 УК РСФСР к 7 годам лишения свободы (т. 2, л. д. 63). Но, как считаю, тогда меня осудили необоснованно. Практически все то, в чем я мог быть обвинен, заключалось в двух беседах с моими друзьями летом в июле 1961 г. В этих беседах я подверг критике некоторые аспекты внешней и внутренней политики тогдашнего Председателя Совета Министров СССР Хрущева… Кроме того, я одобрительно высказывался о рабочих советах в Югославии…
