Вот это-то чувство сделало то, что Хрюкченко забывал за преферансом жену свою и позволял ей петь дуэты с Иваном Спиридоновичем.
6. Далее — нервное расстройство усиливается; являются обмороки, конвульсии, подёргивание мускулов лица и т. п.
7. Наконец, если больной вынес благополучно все вышеозначенные припадки, болезнь переходит в настоящее преферансобесие, которое, как я уже сказал, похоже на запой и которое заставило г-жу Шавочкину, бывшую на смертном одре, просить у своего доктора позволения играть в преферанс!
Нравственный вред от преферанса ощутителен не менее. Не будем говорить о том, что человек, играющий с утра до вечера в преферанс, делается настоящим автоматом; не будем повторять, как странен, как несносен хозяин дома, который заставляет своих гостей играть до обморока, как это случилось с бедным Фомой Лукичём; оставим и то, что много полезного и приятного забывается для преферанса, — возьмём в пример женщин — одних только женщин, которые больше других страдают от этой несчастной мании.
За преферансом женщина перестаёт быть женщиной: натура её грубеет и незаметно переходит в мужскую. Здесь она теряет свою грацию, свою наивность, приучается курить трубку, нюхать табак; привыкает кричать, браниться, сплетничать. За преферансом вы уже не увидите в ней этой теплоты сердечной, этой магнетической таинственности, которая так влечёт нас к ней, которая делает её для нас загадкой и родит в нас любовь. Здесь женщина перестаёт быть доброй, кроткой, снисходительной — теперь она только игрок, эгоистка! Душа её черства и не отзовётся ни на какое чувство… Выигрыш — вот цель её!.. И если можно, она обыграет вас наверное!
Вы увидите, как это прекрасное лицо коробят судороги, увидите, как эти добрые, очаровательные глаза мечут искры бешенства, как эти соблазнительные губки съёживаются и пачкаются пеной слюны.
Вы не поверите глазам своим, видя, как это прекрасное создание, иногда белокурое, иногда черноглазое, упоительное, за страстный взгляд которого вы не приищите цены, как эта волшебница дрожит, плачет, трясётся над гривенником!
Перед вами женская скупость! Не мужская скупость, смягчённая приличием и прикрытая твёрдостью характера, — нет, скупость женская, мелкая, гнусная, грошовая, со всеми уродливыми, приторными и комическими своими припадками.
А случалось ли вам видеть когда-нибудь, как прекрасная женщина, мать бедного малютки, взбешённая за преферансом, кормит грудью своего ребёнка, когда ад ещё клокочет в душе и желчь течёт вместо молока?.. О, отвернитесь и отойдите от этой сцены.
Но сказавши столько о вреде преферанса, я, как честный человек, не умолчу и о полезной его стороне: я уже сказал, что преферанс полезен отрицательно:
1. В эту игру полезно играть ипохондрикам, страдающим ревматизмом, подагрой и другими нервными болезнями, по тому закону, что когда возбуждена деятельность мозга, то все болезни, происходящие от страдания низшей нервной системы, утихают.
2. Преферанс полезен пьяницам, по известному закону: подобное подобным уничтожается.
3. Сумасшедшим. Ибо нет помешательства, которое бы не уступило преферансобесию.
4. Преферанс есть драгоценное средство для женихов, если они хотят испытать нрав своей суженой.
5. Для жён, имеющих ревнивых мужей, и т. п.
Но довольно — всяким серьёзным рассуждением можно наскучить. Мне только хотелось пояснить моим читателям некоторые случаи из моих картин, которые без этого могут показаться фарсами.
<1847 г.>
ЛЕВ НИКОЛАЕВИЧ ТОЛСТОЙ Два гусара[91] Глава XIII
После чаю старушка пригласила гостей в другую комнату и снова уселась на своё место.
— Да вы отдохнуть не хотите ли, граф? — спрашивала она. — Так чем бы вас занять, дорогих гостей? — продолжала она после отрицательного ответа. — Вы играете в карты, граф? Вот бы вы, братец, заняли, партию бы составили во что-нибудь…
— Да ведь вы сами играете в преферанс, — отвечал кавалерист, — так уж вместе давайте. Будете, граф? И вы будете?
Офицеры изъявили согласие делать всё то, что угодно будет любезным хозяевам.
Лиза принесла из своей комнаты свои старые карты, в которые она гадала о том, скоро ли пройдёт флюс у Анны Фёдоровны, вернётся ли нынче дядя из города, когда он уезжал, приедет ли сегодня соседка и т. д. Карты эти, хотя служили уже месяца два, были почище тех, в которые гадала Анна Фёдоровна.
— Только вы не станете по маленькой играть, может быть? — спросил дядя. — Мы играем с Анной Фёдоровной по полкопейки… И то она нас всех обыгрывает.
— Ах, по чём прикажете, я очень рад, — отвечал граф.
— Ну, так по копейке ассигнациями! уж для дорогих гостей идёт: пускай они меня обыграют, старуху, — сказала Анна Фёдоровна, широко усаживаясь в своём кресле и расправляя свою мантилию.
«А может, и выиграю у них целковый», — подумала Анна Фёдоровна, получившая под старость маленькую страсть к картам.
— Хотите, я вас выучу с табелькой играть, — сказал граф, — и с мизерами! Это очень весело.
Всем очень понравилась новая петербургская манера. Дядя уверял даже, что он её знал, и это то же, что в бостон было, но забыл только немного. Анна же Фёдоровна ничего не поняла и так долго не понимала, что нашлась вынужденной, улыбаясь и одобрительно кивая головой, утверждать, что теперь она поймёт и всё для неё ясно. Немало было смеху в середине игры, когда Анна Фёдоровна с тузом и королём бланк говорила мизер и оставалась с шестью. Она даже начинала теряться, робко улыбаться и торопливо уверять, что не совсем ещё привыкла по-новому. Однако на неё записывали, и много, тем более что граф, по привычке играть большую коммерческую игру, играл сдержанно, подводил очень хорошо и никак не понимал толчков под столом ногой корнета и грубых его ошибок в вистованье.
Лиза принесла ещё пастилы, трёх сортов варенья и сохранившиеся особенного моченья опортовые яблоки и остановилась за спиной матери, вглядываясь в игру и изредка поглядывая на офицеров, и в особенности на белые с тонкими розовыми отделанными ногтями руки графа, которые так опытно, уверенно и красиво бросали карты и брали взятки.
Опять Анна Фёдоровна, с некоторым азартом перебивая у других, докупившись до семи, обремизилась без трёх и, по требованию братца уродливо изобразив какую-то цифру, совершенно растерялась и заторопилась.
— Ничего, мамаша, ещё отыграетесь!.. — улыбаясь, сказала Лиза, желая вывести мать из смешного положения. — Вы дяденьку обремизите раз: тогда он попадётся.
— Хоть бы ты мне помогла, Лизочка! — сказала Анна Фёдоровна, испуганно глядя на дочь. — Я не знаю, как это…
П. А. Федотов «Игра в карты (Федотов и его товарищи по лейб-гвардии Финляндскому полку)». 1840 г. 24,8 × 33,6 см. Государственная Третьяковская галерея, Москва
— Да и я не знаю по этому играть, — отвечала Лиза, мысленно считая ремизы матери. — А вы этак много проиграете, мамаша! И Пимочке на платье не останется, — прибавила она шутя.
— Да, этак легко можно рублей десять серебром проиграть, — сказал корнет, глядя на Лизу и желая вступить с ней в разговор.
— Разве мы не ассигнациями играем? — оглядываясь на всех, спросила Анна Фёдоровна.
— Я не знаю как, только я не умею считать ассигнациями, — сказал граф. — Как это? то есть что это ассигнации?
— Да теперь уж никто ассигнациями не считает, — подхватил дядюшка, который играл кремешком и был в выигрыше.
Старушка велела подать шипучки, выпила сама два бокала, раскраснелась и, казалось, на всё махнула рукой. Даже одна прядь седых волос выбилась у ней из-под чепца, и она не поправляла её. Ей, вероятно, казалось, что она проиграла миллионы и что она совсем пропала. Корнет все чаще и чаще толкал ногой графа. Граф списывал ремизы старушки. Наконец партия кончилась. Как ни старалась Анна Фёдоровна, кривя душою, прибавлять свои записи и притворяться, что она ошибается в счёте и не может счесть, как ни приходила в ужас от величины своего проигрыша, в конце расчёта оказалось, что она проиграла девятьсот двадцать призов. «Это ассигнациями выходит девять рублей?» — несколько раз спрашивала Анна Фёдоровна, и до тех пор не поняла всей громадности своего проигрыша, пока братец, к ужасу её, не объяснил, что она проиграла тридцать два рубля с полтиной ассигнациями и что их нужно заплатить непременно. Граф даже не считал своего выигрыша, а тотчас по окончании игры встал и подошёл к окну, у которого Лиза устанавливала закуску и выкладывала на тарелку грибки из банки к ужину, и совершенно спокойно и просто сделал то, чего весь вечер так желал и не мог сделать корнет, — вступил с ней в разговор о погоде.
Корнет же в это время находился в весьма неприятном положении. Анна Фёдоровна с уходом графа и особенно Лизы, поддерживавшей её в весёлом расположении духа, откровенно рассердилась.
