Вылетаю на крыльцо и бросаюсь вниз по ступенькам.
Мари застывает, и ужас на лице придает ей сходства с уродливым ребенком. Она приходит в себя быстрее, чем я, захлопывает калитку и бежит через дорогу к Пряничному курятнику.
На этот раз я действую не раздумывая. Мари уже закрывает дверь, но я вламываюсь к ней, скрежеща зубами. Она вскрикивает, дверь поддается, и я влетаю в дом.
Соседка пятится по крошечной прихожей в сторону кухни, потом прислоняется к столешнице, тяжело дыша. Она поднимает взгляд, и в нем читается вызов. Мари косится на большой нож со стальной рукояткой и снова на меня. Наверное, ее стоит опасаться.
– Зачем вы подбрасываете эти дурацкие открытки? – Мари сжимает губы, и я через силу подхожу к ней ближе. – Чего вы добиваетесь?
Мари складывает руки на груди.
– Я не хотела, чтобы Росс навредил вам. – Она со вздохом опускается на стул, и печаль в ее глазах бесит меня до невозможности. – Присядьте, Кэтриона, – велит она. – Присядьте, и я все вам расскажу.
Я устала делать, что мне велят, и продолжаю стоять.
– D’accord[13]. – Она снова вздыхает и распрямляет плечи. – Меня зовут вовсе не Мари Бернар. Я не из Парижа. В девяностых я заплатила кучу денег, чтобы приехать сюда из Демократической Республики Конго. – Она смотрит на меня. – Я любила свою страну, очень любила. Ее девиз – «Justice, Paix, Travail»[14]. Я очень тяжело трудилась, чтобы жить здесь, и когда смогла переехать, то обрела мир. Осталось только позаботиться о справедливости.
– При чем здесь справедливость?
– Я помогаю людям. Точнее, женщинам. – Она опускает взгляд на изуродованные шрамами руки. – Анна заметила у Эл синяки. Мы видели, как меняется ее характер, привычки, как в глазах появляется страх. Муж пытался контролировать каждый ее шаг.
– И только поэтому вы решили, что Росс ее истязает? Да как вы посмели…
– Нет. – Женщина закатывает рукава блузки, обнажая шрамы, которые тянутся выше локтей, растягивает в стороны ворот, демонстрируя обожженную кожу на шее и ключицах. – Вот почему. То, что случилось со мной в Конго, говорит само за себя.
– Росс вовсе меня не истязает, – заявляю я уже менее запальчиво. Похоже, эти отвратительные шрамы пригасили мой гнев.
Мари улыбается.
– Эллис поначалу говорила то же самое.
Я качаю головой.
– И сколько раз вы уже это проделывали?
Она задирает подбородок.
– Много.
– Зачем вы запугиваете жертв насилия? Разве это им помогает?
В улыбке Мари проскальзывает жалость, и мне хочется отвесить ей пощечину.
– Увы, другого обращения они не понимают.
– Эл так и не узнала, что это были вы?
– Она его боялась.
– Я вам не верю!
– Она хотела бежать с моей помощью, потом передумала. Сказала, что не может, но объяснять ничего не стала.
– Мари, черт бы вас побрал! Я вам не верю.
Она сжимает губы и складывает руки на груди.
– Вы сами видели его сообщения. Я просто хотела, чтобы она была в безопасности.
– С ней ваш гениальный план не сработал, так какого черта вы решили, что получится со мной?
Она снова улыбается, и в этой улыбке проглядывает безумие. Обожженная кожа на лице натягивается, глаза становятся хитрыми.
– Открытки предназначались не вам.
– Что?!
– Послания были для него. Я хотела дать понять Россу, что все знаю. И про ее убийство, и про то, что он собирается убить вас.
И тут я вспоминаю слова Рэфик о том, что прямых угроз жизни Эл или моей в открытках не было. Она ведь тоже считает, что послания предназначались Россу!
– Вы хоть сами понимаете, насколько безумно…
– Насилие боится лишь огласки. – Мари пожимает плечами, встает и направляется ко мне. Я поспешно пячусь к открытой двери.
– А больше вы ничего не делали?
– Que veux-tu…[15]
– Вы за мной следили?
Мари смотрит на меня с недоумением.
– Нет. А что…
– Я вам не верю!
Лицо ее проясняется.
– Я солгала лишь насчет своего имени и места, откуда приехала. Все остальное – чистая правда!
Мари тянется ко мне, и я едва сдерживаюсь, чтобы ее не ударить.
– Росс меня вовсе не истязает!
Она опускает руки.
– Это пока.
– Мне очень жаль, что так случилось с вами. – Голос дрожит, и я отворачиваюсь. Если не уйду сейчас, то наговорю того, о чем буду жалеть. – Мари, помощь нужна вам, а не мне. Оставьте в покое нас с Россом, иначе я сообщу полиции, чем вы занимаетесь. Учтите, это не пустая угроза – я так и сделаю!
Решительным шагом перехожу улицу, поднимаюсь на крыльцо, беру открытку и захлопываю дверь. Под тонким конвертом просвечивают черные буквы: «Удачи».
Глава 23
Иду на кухню и сую открытку на самое дно мусорного ведра. Пытаюсь успокоиться, заставляю себя присесть. Смотрю на бутылку водки, на записку Росса. Ладно, раз уж решила взглянуть правде в глаза, надо идти до конца. Наливаю двойную порцию, выпиваю половину.
С точки зрения логики, это не имеет смысла! Он ее любил. Зачем причинять ей боль? Если Эл завела интрижку, они могли просто расстаться. У Росса хорошая работа, и денег больше, чем у Эл. В любом случае жить в этом доме-мавзолее ему никогда не нравилось.
А если он вел себя жестоко и пытался ее контролировать… Я допиваю водку и вспоминаю объятия, поцелуи Росса, его прикосновения, ласковый призыв в глазах. Синяки на руках я даже не беру во внимание – они получены во время секса, причем хорошего. Да что там, просто великолепного! Конечно, неприятно думать, что и с Эл он занимался тем же самым и в тех же позах, но тут уж ничего не поделаешь: люди постоянны в своих предпочтениях. Такова его страстная натура. Я помню, как Росс горевал и злился, когда береговая охрана прекратила поиски. «Что я буду делать без нее?»
Если Росс вел себя жестоко и пытался ее контролировать, то почему Эл от него не ушла? В памяти всплывает дедушкина ухмыляющаяся рожа… Эл всегда была сильнее меня: она не прощала и не забывала ничего. Если б Росс ее обижал, она бы ушла. Если Мари, Вик и Мышка правы и Росс именно таков, как они утверждают, то он убил бы ее в порыве страсти, в ссоре, как любой другой склонный к насилию муж. Он не стал бы придумывать хитроумный план и топить ее вместе с яхтой в заливе Форт. Да и как бы ему это удалось? Рэфик подтвердила, что в момент исчезновения Эл он находился в Лондоне. И из гавани Грантон она вышла одна. Как мог Росс, никем не замеченный, добраться до нее, одолеть, затопить лодку и вернуться на берег, в то же время выступая на конференции? Не говоря уже о том, что он боится воды и не умеет плавать…
Впрочем, не все так просто.
В сарае лежит каяк «Гумотекс». Если б некто планировал утопить свою жену в заливе Форт вместе с яхтой, то наверняка заявил бы, что боится воды и не умеет
