города жадного сейчас
до объятий на грязных лавочках
а шепотом произнесенные «прощай» обещают ночь
с которой каждому придется встретиться
в одиночку и молитва
замирает голодной у долгожданной кровати
Годы
Утро наших потерянных лет
и столики в тени осеннего солнца,
товарищи, что ушли и возвратились, мои одноклассники,
которые не вернулись, я думал о них всех с радостью.
Потому что в тот день в сентябре солнце светит
хорошо, подобно тому, как в то время,
что в витринах часовых магазинов, то время
теперь идет в мирное время,
Толпа на тротуарах из золота та же,
только серый и сиреневый
превращаются в зеленый и красный; что касается моды,
в провинции темп медленный и беззаботный.
Октябрь
Из стены сада желтой сенью
выступают деревья.
Время от времени на тротуар
падает лист, серый и мокрый.
Восторг: в облаках появляется
белое солнце, теплое и далекое, как святой.
Тишина – это день, все трансформации будут ночью,
как это бывает с рыбой в воде.
Сентябрь
Чистое небо сентября,
освещенные и терпеливые
лиственные деревья,
на фоне красной черепицы.
Свежая трава,
над которой летают бабочки,
как мысли о любви
в твоих глазах.
День проходит
без ностальгии,
поющий день в сентябре,
он безмятежно отражает тебя в моем сердце.
Ни один из вас
Почему ни один из вас, никто приезжающий с Севера
не приносит мне последние вести из дому,
о том, какой была погода в Парме перед тем, как поезд отошел?
В середине утра, в десять,
крошечная толпа торговцев с пассажирского транзита,
в спешке пересадки, в тайне
одиночества короткой поездки по деревням,
вытекает струйкой, более слабой, чем здешний свет;
слабы здешние солнечные потоки,
когда солнце наконец-то взойдет,
нежно-золотистые листья с равнины,
слабые, униженные, заиграют ли его радугой?
Перевод с итальянского И. Гончаровой
Из немецкой поэзии
Райнер Мария Рильке
В старом доме
Я в старом доме; тишина.
Всю целиком, как на ладони,
я вижу Прагу в медальоне
распахнутого вдаль окна.
Закат давно уже погас,
лишь вдалеке, мерцая скупо,
вздымает свой волшебный купол
загадочный Sankt Nikolas.
Звезда над городом горит,
как будто свет зажегся в храме,
как будто в старом доме «Аmen»
мне тихий голос говорит.
На Малой Стра́не
В каждом каменном изгибе
древних башен – боль и трепет, —
узкий двор себе на гибель
навсегда забыл о небе.
Лестничных амуров сразу
узнаёшь по жалким позам;
высоко на крышах в вазах
лепестки роняют розы.
Есть калитка там. Кто знает,
что за слово удивленно
солнце по складам читает
там, где слезы льет мадонна?
Дворянский дом
Дворянский дом с причудливым фронтоном,
весь в готике, как шрифт на обелиске.
Пустынный двор, и в нем – булыжник склизкий,
и лампа тусклая – в стекле оконном.
Сизоголовый голубь клювом старым
стучит в окно, как дятел или плотник;
здесь ласточки гнездятся в подворотнях:
здесь – колдовство, здесь – колдовские чары.
У Святого Вита
Люблю собора мрачный вид,
дремучий лес его фронтона,
здесь каждое окно, колонна
о сокровенном говорит.
Поблизости роскошный дом,
эротика – его основа,
а рядом готика сурово
молчит и крестится с трудом.
Теперь понятен анекдот;
в сравнении не вижу фальши:
старик аббат, за ним, чуть дальше —
красотка медленно идет.
Вигилии
I
На землю тихо сходит сон,
лишь я не сплю один;
вдоль тихих улиц бродит он,
вдоль гаснущих витрин.
Блаженная вигилия!
Ночь ходит здесь и там;
луна, ночная лилия,
плывет по небесам.
II
Когда б я мог соединить их,
небесный свет и свет окна;
в серебряных холодных нитях
опять запуталась луна.
Всё, как бы скрыто поволокой;
там, у вселенной на краю,
лишь тусклый свет звезды далекой
оправдывает жизнь мою.
У капуцинов
Добрейший патер Гвардиан
мне предлагает рюмку водки,
такой, что судорога – в глотке,
глоток – и мертвый будет пьян.
Он ищет ключик от ларца
с сокровищем. Не взял ли кто-то?
Нашел! нашел! И капли пота
стекают с жирного лица.
Наполнив рюмки в третий раз,
он каламбурит: «Все мы – гости;
однажды сгинем на погосте,
но – дух! – останется от нас».
Когда наступает весна
Трава блестит под солнцем ярко;
земля весенняя согрета;
мелькнула первая карета
в аллеях парка.
И где вчера лишь ворон каркал,
один, среди морозных елей, —
сегодня птицы вдруг запели
в аллеях парка.
Весенний ветер слишком жарко
ласкает гипсовые плечи;
всё те же поцелуи, речи —
в аллеях парка.
