не в ходу, но мы можем пока называть вас Женей. Не возражаете?
Девушка прислушалась к звучанию этого имени — не шевельнется ли при этом что-то в ее душе.
Нет, это имя ей ничего не говорило.
— Ладно, — согласилась она, — Женя так Женя…
Они напились чаю и повеселели.
— Вот так мы тут и живем! — с явной гордостью проговорил Петрович, оглядывая свои хоромы.
— А как так получилось, что вы поселились на кладбище?
— Это грустная история… — проговорил Петрович. — Точнее, даже две грустные истории. Вот он, например, Васильич, пострадал исключительно от своей интеллигентности. Мое такое мнение, что интеллигентность человеку вообще жить мешает. От нее — одни неприятности. Так вот Васильич — он очень умный был, только не в обычном смысле. Не в житейском, хочу я сказать. Умный и образованный, лекции читал в том самом институте культуры по истории искусств. Но, сама понимаешь, денег за это платили ему мало. И была у него жена, и дочка тоже была. Все как у людей.
Ну жили, конечно, по тем временам небогато, но квартира была трехкомнатная, от родителей Васильичу осталась, папа-то у него профессором был.
Ну тут настали времена лихие, денег совсем не было, а жена вдруг возьми и скажи: лопнуло мое, говорит, терпение, ты, говорит, не муж, а пустое место, я, говорит, от тебя немедленно ухожу к одному такому, в общем, сейчас он бизнесмен, а раньше обычным бандитом был. И она с ним, с тем типом, когда-то давно любовь крутила, потом за Васильича вышла, а теперь тот ее замуж зовет. Так и сказал: бросай своего козла нищего и переезжай ко мне.
И пока жена ему это говорила, Васильич смотрит — а у нее уже чемоданы собраны. И дочка с рюкзачком стоит наготове.
Ну Васильич, конечно, прибалдел маленько от такой новости, а потом спохватился: дочку, говорит, не отдам! А жена ему тогда: да ты тут вообще ни при чем, это дочка от того прежнего хахаля, а тебя я обманула, ты и поверил. Так что не препятствуй воссоединению семьи и все бумаги подпиши.
Васильич и подписал потом, раз такое дело. Ну живет потихоньку, проходят годы, вдруг появляется у него как-то на пороге девица. Такая вся бедная, бледная, одета плохо. Папа, говорит, ты меня не узнаешь? Это я, твоя дочка. Ну тут он ее, конечно, узнал, в квартиру впустил, стал чаем поить. Она плачет и рассказывает ему, как ей в той семье плохо жилось. Отчим ее обижал, приставал к ней и даже бил (синяки показала). Ты, говорит, меня бросил, отдал чужому человеку, потому что мать сама призналась, что она нарочно тебя обманула, чтобы ты не препятствовал. А тот, ее муж, конечно, не поверил и ее всячески изводил. И даже из дома выгнать собирался.
Ну Васильич, конечно, расчувствовался, живи, говорит, доченька, сколько хочешь, не стесняйся. Он-то ее после развода выписал, так жена захотела. Ну тут забегал, задергался, у интеллигенции всегда чувство вины на первом месте.
Короче, захотел он дочке собственность оставить. А нотариус, видно, прикормленный был, он обманом заставил дарственную подписать. Ну Васильич живет себе, дочку лелеет, а потом уехал как-то не то на дачу, не то просто в лес по грибы, приезжает — замок на двери новый, и дочка, зараза, ему и говорит: квартира моя, ты сам подписал все бумаги, так что вали отсюда, папочка, на все четыре стороны.
Ну он — как, что, да как можно? Побежал по инстанциям, а ему оттуда фигу: дескать, сам виноват. А что дочка родная такой сволочью оказалась — так это ваши проблемы. В полицию пару раз забирали, когда он в собственную квартиру ломился. С работы уволили, ну и забомжевал наш Васильич. Меня вот встретил, я его сюда пристроил.
— А вы как тут оказались? — из вежливости спросила Ксения, потому что от монотонного рассказа ее неудержимо клонило в сон.
— О, это еще интереснее…
Вдруг Петрович замолчал, словно к чему-то прислушиваясь.
— Что такое? — спросил приятеля Васильич.
— Тсс! Слушай! — Петрович поднял руку, призывая всех к тишине.
Теперь и девушка расслышала доносящиеся снаружи тихие шаги, перемежающиеся скрипом снега и каким-то шорохом.
— Что это там?
— Третий день он появляется! — прошептал Петрович. — Ходит и ходит! Точно тебе говорю — это вампир поднимается из могилы!
— Да что ты такое говоришь… — перебил его Васильич. — Сколько можно повторять, вампиры в нашей полосе не водятся! Это разве что вурдалак…
— Да по мне, что вампир, что вурдалак — никакой разницы! Хрен редьки не слаще!
— А вообще, я думаю, что это и не вурдалак, — раздумчиво проговорил Васильич. — На вурдалака он ничуть не похож, ни по внешности, ни по повадкам.
— Не поймешь тебя — то вурдалак, то не вурдалак… а кто же тогда? Ты уж определись как-нибудь!
— Это, наверное, привидение. Призрак Григория Распутина. Говорят, он здесь похоронен, в могиле без надписи. И потому не находит упокоения и вот ходит…
— А что же он раньше не ходил? Сто лет лежал спокойно и вдруг начал расхаживать!
— Ну это уж ему виднее. Может быть, на него солнечная активность повлияла или лунные циклы…
— Постойте, — вмешалась девушка в дискуссию приятелей. — А почему вы так уверены, что это вампир или привидение? Может, это просто человек на кладбище приходит, на могилу родственника.
— Что? — Петрович удивленно уставился на нее. — Нет, человеку здесь делать нечего. Здесь, в этой части кладбища, все могилы очень старые, сто лет и больше. А некоторые больше двухсот. И потом, сюда ходить люди боятся — ходят слухи, что здесь неспокойно. То ли вампиры шляются, то ли вурдалаки, то ли привидения…
— Это мы сами такие слухи распускаем! — сообщил Васильич. — Чтобы нас здесь никто не побеспокоил. Мы здесь исключительно ради покоя поселились…
— Так давайте выглянем, посмотрим и убедимся, кто это такой. Человек или какое-то другое создание.
— Выглянуть? — Бомжи переглянулись. — Страшно… но и любопытно… а что, и правда — выглянем!
Петрович тихонько, стараясь не скрипеть, открыл железную дверь склепа, и все трое выбрались наружу.
На кладбище стало еще холоднее.
С неба падали крупные хлопья сырого снега.
И под этими хлопьями в стороне от склепа брела, уныло согнувшись, сгорбленная фигура.
Незнакомец шел среди могил, оглядываясь по сторонам, и вполголоса бормотал:
— Где же она? Да где же она? Ну как ее найти?
— Точно, вылитый вампир! — прошептал Петрович.
— Вурдалак! — поправил его Васильич.
— Да мне без разницы! И вообще, мне сдается, что это призрак Распутина. Видишь, весь в черном…
— Да
