Он не имел права даже прошептать те слова, которые обычно повторял перед сном: «Боб и Джоан. Хлеб с молоком. Ночная сорочка. Уборная. Терпение».
Правда, он все равно попытался – но ничего не вышло. Вместо слов изо рта вылетали какие-то странные звуки – тихие вздохи, щелканье, шипенье. Роджер мог только притвориться перед самим собой, что они что-то значат.
Он вздохнул и зашагал дальше по темным улицам, пока не заметил под ногами решетку сточной трубы – точь-в-точь крысиный лаз, только впору человеку. Если он спрячется там, внизу, то больше никому не причинит неудобств и не сделает ничего плохого. Мальчик из него не получился – значит, надо снова стать крысой. «Кто родился крысой, тот крысой и помрет», – сказал ему Билли, и теперь Роджер понимал, что это, должно быть, чистая правда.
Он поднял решетку и скользнул в темноту.
Пара старых трамваев
Ярмарка отправилась дальше. Мистер Штоппор разобрал Жуткую Нору Мальчика-Крысы, а миссис Штоппор – при помощи конского волоса и клея – превратилась в Бородатую Женщину: какой-никакой, а все же источник дохода. Но через неделю она заявила, что с нее хватит: слишком уж чесалась эта фальшивая борода. И теперь мистер Штоппор пытался уговорить хмурую дочку Доджемса попытать счастья в роли Серпентины – Девушки-Змеи. Про Мальчика-Крысу уже и не вспоминали.
А Бобу и Джоан пришлось вернуться домой, потому что у них кончились деньги и нужно было немного подзаработать. Но через несколько дней они вернулись в городок, откуда уже уехала ярмарка, и продолжили поиски.
Они обошли все улицы и магазины, заглянули в каждый переулок, но все было напрасно. Вконец отчаявшись, старички решились на то, чего им делать совсем не хотелось: обратиться в полицию.
Но и от полиции не было прока. Дежурный сержант все записал и пообещал повесить плакат о розыске, но без фотографии, предупредил он, особо надеяться не на что.
Боб и Джоан отправились в Мемориальные сады – отдохнуть и немного перекусить (у них с собой были сэндвичи).
– Такое чувство, что мы уже никогда не отыщем бедного малыша, – вздохнула Джоан.
– Ничего подобного! – возразил Боб. – Мы обязательно найдем его. Не грусти, старушка! Знаешь что?
– Что?
– А вот что: сдается мне, у нас с тобой наконец появилась цель. Все эти годы мы просто тащились по одной колее безо всякого смысла, точно пара старых трамваев. Я не думал ни о чем, кроме каблуков, подметок да цен на кожу. Но когда этот мальчонка пришел и постучался к нам в дверь, меня словно встряхнуло. И теперь, когда он пропал, я не хочу просто вернуться в ту старую колею и тащиться по ней до могилы. У меня теперь есть чем заняться по-настоящему. Что скажешь, старушка? Ты со мной?
– Старый ты дурак, – сказала Джоан. – Тоже мне выдумал – трамваи! Кого это ты называешь трамваем? Сколько мы уже с тобой женаты, а? Спорим, не вспомнишь!
– Тридцать два года, – ответил Боб.
– Ага, все-таки помнишь, – усмехнулась Джоан. – И у тебя хватает совести спрашивать, с тобой я или нет? Если б я с самого начала не собиралась доехать с тобой до самого депо, меня бы с тобой давно уже не было, Боб Джонс! Когда ты говорил с этим Штоппором и сказал ему… когда ты ему это сказал… о господи…
И она немножко всплакнула, а Боб подержал ее за руку и подождал, пока она промокнет глаза.
– Когда ты сказал «наш ребенок», – продолжила она чуть погодя, – тут-то я и поняла, что – все! Я теперь пойду куда угодно и сделаю что угодно, лишь бы вернуть его домой. Но… Ох, Боб… ты и вправду веришь, что он раньше был крысой? Как это вообще может быть – чтобы крыса превратилась в настоящего мальчика? Так не бывает!
– Не бывает, – кивнул Боб. – По крайней мере, я о таком не слыхал. И в газете о таком не писали.
– Да ну тебя к черту с твоей газетой! Я просто хочу понять, что же на самом деле с ним случилось! Ведь он же не врал нам?
– Нет. Он честный малый. По-моему, он вообще не умеет врать. Даже когда он делал что-то плохое, всегда признавался сразу. Да и то было не что-то плохое по-настоящему, а просто… ну, такое, что может натворить маленький, ничего не понимающий зверек.
– Вроде крысенка, – подхватила Джоан.
– Вот именно. Крыс я не люблю, врать не стану. Но ведь они совсем не такие жестокие и испорченные, как некоторые люди. Просто они крысы, и повадки у них крысиные.
– Как и у Роджера. Крысиные повадки, – повторила Джоан и шмыгнула носом. – Ну, мне уже полегче. Но сколько же с ним беспокойства…
Злобный горбун – исчадье ада
Боб говорил, что читает газету только ради спорта, но на самом деле он не пропускал и заметок о победителях лотереи, о всевозможных скандалах и убийствах – точь-в-точь как сотни и тысячи других читателей газет.
Издатель «Бича правды» требовал от своих репортеров выискивать все самые странные и страшные, сентиментальные и сенсационные истории, какие только можно найти, а затем отправлял их в печать, не разбираясь, сколько в них правды. А лучше всего были такие истории, которые длились и длились – так, чтобы каждый день приносил с собой новый поворот, – и при этом были настолько простыми, чтобы даже самый торопливый тупица без труда смекнул, о чем речь.
Увы, подобных историй не попадалось давно. «Бич правды» выжал все возможное из королевской свадьбы, но как только торжества прошли, многие перестали покупать газету. Издатель нервничал и не находил себе места.
И потому-то один амбициозный молодой репортер насторожил уши и начал задавать вопросы, как только до него дошел один странный слух. Очень скоро слухов стало больше. Говорили, что в канализации завелись привидения: кто-то слышал, как они шепчутся. Какая-то женщина видела жуткое лицо, выглядывавшее сквозь решетку водостока. А рабочие, чистившие сточные трубы, клялись, что там, внизу, в темноте, и впрямь кто-то бродит.
Репортер пригласил троих рабочих в паб и не поскупился на выпивку.
– Ну, рассказывайте! – потребовал он. – Что вы на самом деле видели в канализации? На что оно похоже?
– Что-то страшное, – сказал один. – Я так думаю, это
