Ибн Сауд сел под горячие аплодисменты пассажиров, офицеров и матросов, заполнивших обеденный зал. Аманда поблагодарила его за доклад и нас за то, что мы удостоили вниманием очередную беседу из «Цикла лекций для пассажиров». Когда все расходились, я поймал ее взгляд. Она улыбнулась, но улыбка тут же сбежала с ее лица.
Паула Трэдвел дернула меня за рукав. Ей всего тринадцать, но в хрупкой мальчишеской фигурке уже чувствовалась будущая женщина.
— Командир, а как выглядит Шахтер?
Я остановился, ожидая, когда толпа пассажиров пройдет мимо нас:
— Не очень приятное место. Холодно, темно и нет воздуха.
— А почему же там живут люди?
— На самом деле они там и не живут. Об этом говорит само название. Это лагерь шахтеров. Мы доставляем им припасы. Грузовые баржи прибывают к ним несколько раз в год, чтобы увезти назад на Землю очищенное золото.
— Ах вот как. — Она на мгновение задумалась. — А мы сможем все это увидеть?
— Шахтер закрыт для туристов. Это одна из пяти необитаемых планет в системе Красного Карлика. — Солнце этой планеты спорадически расширялось и расплавляло минералы Шахтера. Некоторые из них потом кристаллизовались почти в чистом виде. Мы брали те, в которых нуждались: платину, бериллий, уран. На Земле не хватало металлов.
Паула вопросительно на меня посмотрела. Я сказал:
— Шахтеры прибывают туда на пятилетний срок. От нас они получают провизию, запасы воздуха и прочие припасы. Говорят, это очень неприятное место.
— Вы когда-нибудь были там?
— Нет, буду впервые. Но посмотреть его даже мне не удастся. Мы причалим к орбитальной станции, а затем продолжим наш путь. Они сами доставят грузы на поверхность планеты на шаттлах.
— Так хотелось бы там побывать. — В голосе ее звучала тоска. — Просто взглянуть.
Я понимал ее. Моя каютная клаустрофобия мучила меня все сильнее и сильнее. Если интенсивность движения между Землей и Надеждой будет возрастать, не исключено, что орбитальная станция Шахтера станет вполне цивилизованным местом с отелями, игровыми зонами и прочими злачными местами.
На этой же неделе, оставшись на мостике один, я вывел на экран моделирования станцию Шахтера и потренировался в пришвартовке судна. Разумеется, пилот причалит судно, но надо быть готовым ко всему. Из пяти попыток три были удовлетворительными, о двух не хотелось вспоминать. Когда я боролся на мостике с послеобеденной скукой, на первую за последних два дня вахту явился Вакс Хольцер.
— Разрешите войти, сэр? — спросил он.
— Войдите. Господи Боже мой, что с вами?
Под глазом у Вакса красовался синяк в красных, черных и голубых разводах.
Вакс вытянулся по стойке «смирно», но вид у него был несчастный. Он открыл и закрыл рот, как рыба в садке.
— Что вы сказали, сэр? — произнес он наконец, чтобы вывести меня из затруднительного положения. — Я не расслышал.
— Ничего, просто разговаривал сам с собой, — ответил я в порыве благодарности за его находчивость и отвернулся, чтобы он не заметил, как покраснели у меня уши. Старший гардемарин обязан контролировать кубрик, но оскорбленный кадет или гардемарин может бросить вызов своему командиру. Это возможно только в том случае, если офицеры смотрят сквозь пальцы на запрещенные уставом драки. Такая практика освящена традициями.
Вакс не мог не ответить на вопрос командира, но узнай я происхождение синяка, вынужден был бы вмешаться. Его дипломатичная глухота помогла мне избежать грубой ошибки.
Кто же так здорово врезал ему? Уж, конечно, не Сэнди и тем более не Рики. Вакс одной левой мог послать их в рециркулятор. Алекс? Возможно. Между ними бывали стычки, но я полагал, что это ушло в прошлое. Сейчас Алекс должен думать о будущем, не сегодня-завтра Вакс станет лейтенантом, а Алекс старшим гардемарином. Этот счастливый момент не за горами. Остается Дерек. Хрупкий, аристократичный. Нет, с Ваксом Хольцером ему не тягаться.
Сменить меня пришел Алекс. В хорошем настроении, бодрый, слегка развязный, но без синяков. Значит, не Алекс врезал Ваксу.
Лишь на следующий день я увидел Дерека. Он плелся по коридору с таким видом, словно преодолевал боль. Выражение его лица поразило меня: я прочел на нем глубокое горе, а в глазах оскорбленное достоинство.
— Вольно, кадет.
— Есть, сэр, — пробормотал он и, шаркая, пошел прочь.
Как ветеран гардемаринского кубрика «Гибернии», я представил себе, что могло произойти.
Очевидно, Вакс издевался над Дереком до тех пор, пока не достал кадета. И тот в гневе вызвал своего мучителя. Вакс повел его в спортзал, как когда-то меня, выяснять отношения. Дерек еще легко отделался. Быстроты и смелости недостаточно, чтобы справиться с таким здоровяком, как Вакс. Как бы то ни было, ясно одно! Фингал под глазом у Вакса — работа Дерека. В бешенстве Вакс мог просто размазать злополучного кадета по палубе. Но на лице Дерека нет синяков. Только ходит он как-то… будто полежал на бочке. Однако бочка — прерогатива лейтенанта.
Неужели Вакс послал Дерека к главному инженеру, как когда-то я Алекса? Нет все, кубриковые дела Вакс должен был улаживать сам. Плох тот гардемарин, который не может поддерживать в кубрике дисциплину. Его и за старшего не станут считать. К тому же Вакс ни за что не простил бы фингал под глазом.
Я представил себе спортзал, разъяренного Вакса, Дерека, который осторожно ходил кругами вокруг привинченного к палубе коня, пока Вакс с мрачным упорством подкрадывался к нему.
Наконец я понял, что сотворил Вакс, и мне стало худо. Ведь командир может сделать с кадетом все что угодно, и тот пикнуть не смеет. Разозлившись, Вакс мог придумать самое унизительное наказание. Таким уж он был. Не исключено, что он схватил Дерека, бросил на коня и хлестал ремнем до тех пор, пока не прошла ярость и кадет не понял… Нет, скорее Вакс заставил бы его во всеуслышание признать, кто в кубрике старший гардемарин, а кто кадет. Неудивительно, что у Дерека был такой жалкий вид.
Что делать с Ваксом? У него были на это все права. Дерек бросил ему вызов и к тому же ударил Вакса. И все-таки надо Ваксу напомнить, что всяким издевательствам есть предел. И главное — сделать кадета сильным, а не сломать.
Примерно через неделю во время очередного совместного дежурства я решил все выяснить:
— Скажите, Вакс, как вы оцениваете нашего кадета?
Вакс задумался:
— Говоря по правде, командир Сифорт, гораздо выше, чем я мог ожидать. Сначала мне казалось, что через неделю от него ничего не останется. Но он все еще держится. Хотя…
— Он готов к голубым погонам?
— Это вам решать, сэр, — быстро произнес Вакс.
— А вы что думаете?
— Он очень старается, сэр, но еще не готов. Я ни разу не видел его «всего».
Я кивнул. В Академии инструкторы внушали нам, что необходимо выложиться, отдать флоту себя всего, до конца. Такова традиция. Фраза «отдать флоту себя всего, до конца» стала крылатой среди кадетов и гардемаринов, а потом и среди инструкторов. На академическом диалекте она звучала «отдать себя всего», пока не сократилась до «всего». Кадет, который отдал себя «всего», искренне старается жить по этой формуле, выполнять все академические требования. Он всегда побеждает и очень скоро становится гардемарином.
— Ему надо еще немного привыкнуть, Вакс.
Вакс удивил меня своим ответом.
— Я знаю. Он чувствительный, застенчивый, а я здорово насел на него. Он выполняет все беспрекословно. Даже… Ну, в общем, держится неплохо. Я только не уверен, что это полная отдача.
— Продолжай в таком же духе еще день-другой. Потом я с ним поговорю. Мы возьмем его на понт.
Вакс не понял.
— Ну, схитрим, но так, чтобы он ничего не заметил. Как дворняга, к которой подкрадываются сзади.
— Есть, сэр. — Вакс не очень-то хорошо разбирался в старом сленге.
Через два дня после этого разговора я заступил на вахту вместе с Алексом. Он то и дело клевал носом. Под глазами у него были круги.
— Что, всю ночь веселились?
— Нет, сэр, — быстро ответил Алекс. — Просто я плохо спал.
Я немного поразмыслил. Что, черт возьми, происходит? Я должен, просто обязан знать.
— Расскажите, в чем дело, — попросил я спокойно. Он внимательно посмотрел на меня и начал:
— Мистер Хольцер полночи заставлял учить устав Рики и Дерека. То одного, то другого.
Это издевательство уже вошло в традицию. Кадета, в одних трусах, ставили на стул посреди кубрика и заставляли наизусть читать устав, в то время как старший гардемарин делал любые, самые обидные замечания. Он даже мог потребовать, чтобы кадет стоял без трусов.
В тот же день я отправился в кубрик. И еще в коридоре услышал голос Вакса Хольцера.
— Выпрями спину, болван! Спину! А не… Там у тебя порядок. Колом стоит. Сам ночью видел. А теперь кругом! Кругом! Вольно. — Последовала пауза. — Ну что с тобой делать, дурья башка? Ни хрена не помнишь. Говори не говори — все без толку. Два штрафных. Давай сначала. Смирно! — Реплики те же! Я постучал.
