В это время в дверь ее комнаты постучали.
— Заходите, не заперто! — отозвалась девушка.
Дверь открылась, и в комнату вошел Платон Николаевич, тот сторож, который накануне подобрал их с Риком на дороге и привез в музей. В руках у него был расписанный цветами подносик с дымящейся чашкой кофе и тарелкой бутербродов.
— Доброе утро! — проговорил он, улыбаясь. — Поднялись?
Почему-то его улыбка показалась Тоне смущенной и неуверенной. Как будто не он улыбался, а только маска, которую он натянул на лицо. А там, под этой маской, скрыто страдание и вина.
Но наверняка это ей только показалось…
— Да мы уж давно поднялись. Рик проснулся рано, я уж его вывела…
Тоня с благодарностью взяла с подноса кофе, сделала большой глоток, откусила бутерброд. Хотела поделиться с Риком, но сторож покачал головой:
— Не надо, сейчас я накормлю его сухим кормом.
Только теперь Тоня почувствовала, как проголодалась. Она доела бутерброд, взяла второй, допила кофе.
Вдруг голова у нее закружилась, комната поплыла перед глазами.
Тоня присела, удивленно оглядываясь.
Что это с ней? То ли кофе слишком крепкий, то ли на нее так подействовала затхлая музейная атмосфера…
Платон Николаевич смотрел на нее как-то странно, как будто чего-то ждал.
— Что-то мне нехорошо… — проговорила Тоня, прислушиваясь к своим ощущениям.
— Наверное, нужно выйти на воздух! — поспешно проговорил Платон Николаевич. — Пойдем, прогуляемся!
В его движениях появилась какая-то странная суетливость. Он взял Тоню под руку, повел ее к двери.
Тоня хотела сказать, что никуда не хочет идти, а лучше немного полежит, но ее охватила странная апатия. Она послушно, автоматически переставляла ноги, не в силах ничего сказать.
Рик заскулил, двинулся за ними.
— А… Рик… Он пойдет с нами? — проговорила Тоня, едва шевеля языком.
— Нет. — Платон Николаевич перехватил поводок Рика, привязал к ножке стола. — Ему нужно остаться здесь, скоро придет наш завхоз, посмотрит на него. Мы ведь хотели устроить Рика на работу…
— Хо… те… ли… — с трудом выговорила Тоня и послушно последовала за сторожем.
Они вышли на улицу, подошли к знакомой машине, Платон Николаевич открыл дверцу, толкнул Тоню на пассажирское сиденье.
Тоня хотела возразить — зачем садиться в машину? Они ведь хотели пройтись по свежему воздуху? Однако сил возражать и сопротивляться у нее не было, она послушно села, и они куда-то поехали.
Тоня тупо смотрела перед собой. Мысли ворочались у нее в голове, медленно перекатывались, как тяжелые валуны.
С ней происходит что-то неправильное, что-то плохое. Куда везет ее Платон Николаевич? Почему они оставили Рика в музее?
— Куда… мы… едем? — спросила она еле слышно.
— В одно место… — пробормотал Платон Николаевич. — В одно хорошее место… Там тебе будет удобнее, чем в музее…
— Не… не хочу…
— Прости меня, девонька! — проговорил вдруг сторож, и по его щеке вдруг поползла слеза.
— За… что… — выдавила Тоня.
Она хотела спросить, за что Платон Николаевич просит у нее прощения, но не смогла выговорить такую длинную фразу.
Он понял ее иначе.
— Прости, девонька! — повторил он трясущимися губами. — Я бы тебе не сделал ничего плохого, но они… они похитили моих внуков…
Час назад, когда он ответил на звонок с неопознанного номера, незнакомый голос, скрипучий и холодный, как металл на морозе, проговорил:
— Платон Николаевич?
— Да, это я, — ответил сторож, и настроение у него резко испортилось. Хотя ему еще ничего не сказали, но от такого голоса можно было ждать только неприятностей. Причем серьезных неприятностей.
— Платон Николаевич, Саша и Паша у нас.
— Что? Что значит — у вас?
— Это значит, что мы похитили ваших внуков, и только от вас зависит, получите ли вы их обратно и в каком виде вы их получите. Молчите, не перебивайте меня! Слушайте, что вы должны сделать, чтобы вашим внукам не причинили никакого вреда.
Платон Николаевич почувствовал, как душу его заполняет какая-то черная вязкая масса. Он не мог говорить, только слушал страшный голос.
— Вчера вы подсадили на шоссе девушку с собакой, привезли ее в музей. Насколько нам известно, она и сейчас там. Если вы хотите вернуть своих внуков, вы сейчас возьмете в почтовом ящике музея адресованный вам конверт. В этом конверте вы найдете пакетик с белым порошком. Этот порошок нужно всыпать в воду, или в чай, или в кофе — не важно куда, важно, чтобы та девушка, Антонина, выпила его. После этого она станет очень послушной. Вы посадите ее в машину и привезете к нам. Адрес уже выставлен в навигаторе, который мы оставили в вашей машине. Вы меня поняли? Вы все сделаете, как я сказал?
— Да, я это сделаю… — негромко проговорил Платон Николаевич. — Я сделаю все, что вы скажете… Только, пожалуйста, прошу вас… Не причиняйте мальчикам никакого вреда!
— Не беспокойтесь. Все зависит только от вас. Когда вы привезете девушку — вам дадут адрес того места, где находятся Паша и Саша.
— Вот так… — проронил Платон Николаевич, закончив свой рассказ. — Разве я мог отказаться?
Он не ждал от Тони какого-то ответа. Он вообще рассказывал все это не столько ей, сколько самому себе — чтобы заговорить свою совесть, чтобы убедить самого себя, что не мог поступить иначе.
Но Тоня ответила.
— Не… могли… — проронила она слабым, невыразительным голосом.
От этого Платону Николаевичу стало еще хуже.
Впрочем, менять что-то было поздно.
— Поворот направо. Через двести метров конец маршрута! — проговорил механический голос навигатора.
Машина свернула с Выборгского шоссе, проехала по узкому проулку между заколоченными дачами. Впереди показалась кованая ограда. В ней не было ворот, и Платон Николаевич затормозил.
Теперь он разглядел за оградой разросшиеся кусты и старые надгробия.
Они приехали к кладбищу.
От этой мысли ему стало особенно невыносимо. Неужели он привез Тоню на смерть? Неужели ей суждено быть похороненной на этом заброшенном кладбище?
Вдруг раздался металлический скрежет, и одна секция ограды сдвинулась с места. В открывшийся проем прошел горбун в сером ватнике и надвинутой на глаза кепке. В левой руке он держал метлу, опираясь на нее как на посох.
— Здорово, дяденька! — проговорил горбун, подходя к машине. — Привез? А, вижу, привез!
— Где мои внуки? — дрожащим голосом спросил Платон Николаевич.
— Торопливый какой! — Горбун хрипло засмеялся. — Получишь, получишь своих спиногрызов! Сейчас с нее начнем!
Он по-хозяйски открыл дверцу машины, вытащил из нее Тоню. Девушка вяло сопротивлялась, в ее глазах сквозь тусклую пелену апатии проступил ужас.
— Где мои внуки?! — громче, требовательнее повторил Платон Николаевич.
— Вот, держи! — Горбун протянул ему другой навигатор, первый забрал. — Он тебя приведет прямо к внукам! Но смотри — чтобы никаких фокусов!
Горбун поплелся к ограде кладбища, придерживая за локоть Антонину. Девушка послушно переставляла ноги.
Платон Николаевич смотрел то на нее, то на навигатор.
Вдруг прибор заработал, и женский голос проговорил:
— Разворот на сто восемьдесят градусов!
Платон Николаевич тяжело вздохнул и выжал сцепление.
Тоня шла за страшным горбуном, лишенная воли к сопротивлению. Вокруг были поваленные надгробия, разросшиеся кусты. Страх и безысходность поднимались со дна ее души, из-под тяжелого и душного покрова апатии.
Куда ведет ее этот страшный человек? Что ему нужно от нее? Что ждет ее в конце пути?
Она попыталась остановиться, но ноги не слушались ее, они переступали в том направлении, куда подталкивал ее горбун.
Впереди за густыми кустами показалось какое-то массивное строение — квадратная постройка из черного камня. Должно быть, какая-то семейная усыпальница.
Ко входу в эту усыпальницу вели широкие гранитные ступени.
Горбун подтолкнул Тоню к этим ступеням, она послушно поднялась по ним. Горбун достал ключ, открыл замок, втолкнул девушку внутрь склепа.
По сторонам от центрального прохода располагались каменные саркофаги, закрытые массивными плитами с вырубленными на них надписями. В глубине склепа, у задней стенки, виднелось высокое надгробие, обелиск из черного полированного гранита.
Однако горбун не пошел к нему. Он остановился возле одного из саркофагов, нажал рукой на верхнюю плиту.
Плита отъехала в сторону, открыв внутренность саркофага.
— Полезай внутрь! — приказал горбун.
Тоня почувствовала ужас от того, что ей предстояло.
Оказаться заживо погребенной в саркофаге! Может быть, разделить его с давно истлевшим покойником!
Она попыталась сопротивляться — но попытка эта была вялая, бессильная, и даже сам ужас перед погребением заживо был какой-то вялый — у нее не было сил даже на страх. Горбун подтолкнул ее, помог подняться по каменным ступеням, толкнул в спину — и она сама не поняла, как оказалась в саркофаге.
