Положение, в котором он оказался, описывалось двумя словами: «паршивое» и «неустойчивое».
«А вот и еще одна неопределенность, и опасная», — подумал Дункан, внутренне напрягаясь. Человек, только что беседовавший с его товарищем по работе, теперь направлялся к нему. Дункан не имел представления, чего хочет этот человек и о чем думает, но в одном был уверен: это органик. Даже в штатском этот тип излучал холод и отчуждение — точно облако, заметное лишь закоренелым преступникам и таким же ганкам.
«Я слишком суров к нему, — подумал Дункан. — Этот вид — в некотором роде защита. Типичный органик: насторожен, подозрителен, циничен и всегда готов отразить атаку. Хотя, по статистике, очень немногие подвергаются нападению или оскорблению. Большинство граждан слишком их боится. И не зря».
Когда невысокий, плотно сложенный органик подошел к кольцевидному пульту, Дункан встал.
— Гражданин Эндрю Вишну Бивульф? — спросил гость глубоким басом.
— Да, — Дункан кивнул.
Органик показал удостоверение личности, висевшее на его могучей шее на лиловом шнурке.
— Я офицер Родс Теренс Эверчак, детектив-сержант первого класса Бюро внутренних перемещений. Хотите проверить мои данные?
— Нет, спасибо. — Дункан вежливо улыбнулся, но широкая багровая морда Эверчака осталась бесстрастной.
— У меня есть к вам несколько вопросов.
Дункан решил сыграть озабоченного гражданина.
— Простите, а что случилось? — Ответа он не ожидал и не получил.
Эверчак вытащил из нагрудного кармана лиловой с золотом рубахи распечатку.
— Это, — произнес он, вглядываясь в текст, — копия вашего запроса в Бюро по Перевозке и Доставке на один ящик для перевозки личных вещей из квартиры, откуда вас выписали, на новую. Тут же у меня есть прошение на переезд и его одобрение. У меня есть также записи о вашем переезде и о доставке ящика с личными вещами по указанному адресу. Осуществлена ли доставка в указанное время, или в другое время, или вообще не осуществлена?
— Да нет, все прошло по графику, и я переехал по новому адресу, коридор Вечной Надежды, квартира 421, — ответил Дункан. — Какие-то проблемы, детектив-сержант?
— В таком случае, — Эверчак уставился Дункану в глаза, — что находилось в тех двух мешках, которые вы с вашим товарищем, гражданином Иеремией Скандербегом Вардом, перетащили со старой квартиры на новую?
Дункан ожидал, что его спросят о содержимом ящика, но ганки нередко забрасывали свои жертвы неожиданными и на первый взгляд не относящимися к делу вопросами.
— В ящик не влезли все мои вещи, — улыбнулся он. — Пришлось набить еще два мешка.
— Тогда почему вы не отправили их через ПД?
— Ошибся. Когда я подавал запрос, то заказал только один ящик — думал, что втисну в него все. Чтобы пэдэшники отвезли еще и мешки, пришлось бы подавать новый запрос. А удовлетворили бы его к следующему вторнику. Вы же знаете этих чиновников. Сплошная бюрократия…
— Вы что, критикуете правительство?
— Конечно, — небрежно ответил Дункан. — Это мое право и обязанность. У нас ведь демократия. Или вы отказываете мне в этом праве и обязанности?
— Разумеется, нет, — возразил Эверчак. — Я и не думал об этом. Почему вы сочли нужным попросить гражданина Варда помочь вам?
— Потому что в одиночку я не уволок бы два мешка.
— Вы меня не поняли, — поправился органик. — Почему вы выбрали конкретно гражданина Варда — именно его?
— Он мой добрый друг. Знаете, нелегко найти человека, который согласился бы в такой ранний час таскать мешки.
— Вы знаете, что гражданин Вард — верующий?
— Конечно. — Дункан пожал плечами. — Но он не работает на правительство. У него есть право исповедовать любую религию.
— Но тем не менее вы являетесь его близким другом?
— Я неверующий, — бросил Дункан. — И вам это известно. Вы проверяли мое удостоверение.
— Вы были с ним знакомы еще в Нью-Джерси?
— Вы прекрасно знаете, что да.
«Вот теперь, — подумал Дункан, — должно последовать нечто совершенно неожиданное, ошеломляющее, выбивающее почву из-под ног. Вроде кирпича по темени».
— Что случилось с Руиз и Изимовым?
Дункан изобразил изумление:
— С кем?
— С детективом-сержантом Хатшепсут Эндрюс Руиз и гражданином Ибрагимом Омаром Изимовым! — жестко произнес Эверчак.
— Не припомню таких, — растерянно пробормотал Дункан. — Вы сказали… случилось? Не понимаю, о чем это вы. Никакой Руиз я не знаю, а Изимов… это не тот Изимов, который торгует в лавке через коридор от «Сногсшибаловки»? — Он помолчал секунду и добавил: — «Сногсшибаловка» — это таверна такая.
«Можно подумать, что Эверчак этого не знает».
— Вы утверждаете, будто вам неизвестно, что с ними случилось?
— Да я не знаю даже, что с ними вообще что-то случилось! Бросьте, сержант! В чем дело?
— Вы согласитесь на проверку под туманом правды?
— Само собой. — Дункан поднял руки, будто сдаваясь. — Мне скрывать нечего. Я не знаю, с чего вы на меня так накинулись, но, если вы думаете, что я в чем-то виноват — пожалуйста, брызгайте! Можно прямо здесь и сейчас. Я отказываюсь от своего права на допрос в участке, в присутствии адвоката и уполномоченных лиц.
Эверчак не потребовал повторить эти слова для протокола, из чего Дункан заключил, что записывающее устройство спрятано у органика в кармане.
Для Эверчака наступал критический момент. Если органик сочтет, что Дункан просто блефует, то применит туман без колебаний. Если он просто проверяет всех подряд и не подозревает Дункана серьезно, то не станет тратить время.
— Это всего лишь рядовой опрос, — произнес органик.
— Конечно, но я предпочел бы, чтобы вы меня затуманили, — возразил Дункан. — Я не хочу, чтобы на мне лежала даже тень подозрения. Мой рабочий день закончился, времени много. Давайте прямо сейчас. Долго это не протянется.
— Ваше отношение весьма похвально, гражданин Бивульф, — ответил Эверчак, — но я тороплюсь.
— А что случилось? — осведомился Дункан.
Органик молча развернулся и ушел.
Глава 20
В «Сногсшибаловку» Дункан зашел в пять часов вечера. Он поблуждал среди крохотных столиков, пока не заметил в одной из кабин Кабтаба и Сник. Поздоровавшись с Дунканом, двое его товарищей вернулись к прерванному спору, а сам он нажал кнопку, вызывая официанта.
Падре сделал изрядный глоток из огромной каменной кружки, отставил ее и произнес:
— Нет, дорогая моя Дженни, я решительно не согласен, несмотря даже на то, что я человек искренне верующий и оказываюсь таким образом в неловком положении. Но это лишь на первый взгляд. Я по-прежнему утверждаю, что нынешняя политика правительства по отношению к верующим недостаточно жестка. Преследования и наказания верующих отсеивают лицемеров, фарисеев, тех, кто прикидывается верующими потому лишь, что их воспитали в религиозной среде, или потому, что хотят относиться к какой-либо социальной группе. Преследования и наказания отделяют зерна от плевел. А те, кто останется — зерна, золото, выплавленное из шлака, истинно верующие, — должны быть готовы платить за свою веру. Им следует приветствовать возможность мученичеством восславить Господа.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
