сел? Как руководители не смогли проанализировать погоду и выгнали меня без наличия устойчивого запасного аэродрома?
Сколько уже здесь летаем, так в Кандагаре постоянно случаются то обстрелы, то взрывы. Пожалуй, сейчас это самая горячая точка в Афганистане, если говорить о районах аэродромов.
Но такие рассуждения в данную минуту не помогут мне посадить самолёт. Об ином варианте сохранения своей жизни я ещё не думал.
— Остаток 118й? — прозвучал в эфире голос Бажаняна, который однозначно сейчас был на командно-диспетчерском пункте.
— 500, высота 9000, — доложил я, продолжая держать курс на Шинданд.
— Понял. Как погода в этом районе? — запросил у меня Араратович.
— В облаках сейчас. Обледенение отсутствует. Разрешите снижение? — спросил я и приготовился менять высоту.
— Погоди. Решаем, что с тобой делать.
Супер! А мне сейчас припарковаться нужно будет и подождать, когда все совещания пройдут.
Не так уж и много у меня вариантов для того, чтобы не разбиться.
Первый, он же самый простой — повторно запросить Кандагар для посадки. Теперь дотянуть до полосы туда будет очень сложно, но это лучше, чем заходить вот в такую «чудесную» погоду на посадку. Возможно, в данный момент там затишье.
— Янтарь 118му, есть ещё возможность на Мирванс уйти. Согласуйте посадку там, — запросил я руководителя полётами в Шинданде.
— 118й, невозможно. Решаем вопрос, решаем, — быстро протараторил он. — Пока сохраняйте 9000. Удаление от аэродрома 95.
Что ж, первый вариант отпадает. Есть второй, и он очень болезненный. Меня должны будут вывести в безопасный район, и я спокойно катапультируюсь.
Звучит просто, но в «спокойном» катапультировании уверенности мало. По спине это ударит очень сильно. И, похоже, для меня станет этот «выход из кабинета» лебединой песней в карьере лётчика.
К тому же на земле меня могут ожидать «захватывающие» приключения. Мы ещё в зоне боевых действий.
— Янтарь 118му, прошу снижение, — снова запросил я.
— 118й, пока сохраняйте 9000. Мы решаем, — ответил мне руководитель полётами.
Да твою же мать?! Сколько можно решать?! Хотя… начинает закрадываться мысль, что никто не хочет на себя сейчас взять ответственность. Мол, пусть лётчик сам принимает решение, а мы послушаем.
— 118й Янтарю, — запросил меня руководитель полётами.
— Ответил.
— Заход с рубеж… с рубежа! — громко сказал РП, но на заднем плане были слышны чьи-то крики. — 118й, снижение с этим курсом до тысячи разрешил.
— Понял, — сказал я и пошёл на снижение.
Похоже, за мою жизнь на себя ответственность взял руководитель полётами. Он предлагает мне третий вариант — зайти на посадку. Поджилки затряслись у меня ещё больше.
На высоте 7000 вышел из серой ваты, оказавшись между слоями сплошной облачности. Кажется, что тебя зажимают сверху и снизу, и вот-вот сомнут.
Нижний слой белой пелены, скрывающей землю, становился всё ближе и ближе. Стрелка компаса показывала на ближний привод аэродрома устойчиво.
— 118й, выстави частоту дальнего привода. Мы его включили, — сказал в эфир руководитель полётами.
На предпосадочной прямой обычно две приводных станции, по которым ты держишь направление посадки — ближняя и дальняя. В Шинданде работал обычно только ближний, поскольку дальний вечно обстреливали. Если он сейчас работает, шансы увеличиваются, но ненамного.
— Переключил, — сказал я, переставив частоту на панели компаса.
Тут же стрелка колыхнулась в правую сторону и изменила направление. Работает, родненький!
— 118й, рубеж 30 километров, влево на посадочный, — дал мне команду руководитель ближней зоны.
— 118й, понял. 1000 занял, — доложил я, отклоняя ручку управления в сторону разворота.
Пока в плотную облачность ещё не вошёл. Мимо проносятся отдельные рваные части облаков, но мне главное — держать направление. Курсозадатчик был выставлен на посадочный курс Шинданда, и сейчас он практически совпадал со стрелкой компаса.
— Удаление 25, прибой 360, — дал мне информацию руководитель зоны посадки.
— Понял.
Руководитель полётами рассказал порядок моих действий.
— Снижаемся до дальнего, дальше к ближнему. Выдержи 50 метров. Если не увидишь полосу, обороты максимал и в зону покидания.
— Принято, — ответил я, но тут же в эфир ворвался знакомый голос.
— 118й, видимость 800, нижний край меньше ста. Пролёт ближнего привода я тебе подскажу, — вышел в эфир Валера Гаврюк, который, будто, находился где-то на улице.
— Понял.
— Верь приборам и слушай команды. Тебя доведут до торца, а там полосу уже увидишь, — подсказал Гаврюк.
Приближался момент начала снижения. Закрылки и шасси выпущены, всё внимание на приборы. Голову поднимать, чтобы посмотреть перед собой нет смысла.
— Удаление 20, левее 350, режим, — дал команду на снижение и исправление направления руководитель зоны посадки.
Начинаю исправлять направление. Второго шанса произвести посадку у меня не будет.
— Удаление 18, левее 170, на глиссаде.
— 900, вошёл в облака, — доложил я, и вот теперь начинается самое волнительное.
— Смотри в приборы и не поднимай головы, — слышу я подсказку Валеры с земли.
— Удаление 16, левее 90, выше 20, — сказал в эфир руководитель зоны посадки.
— Чуть выше не страшно. Держи направление, потом довернёшься, — продолжал подсказывать мне Валера.
Снижаю обороты, взгляд постоянно перемещается от одного прибора к другому. Показания сравниваю с докладом группы руководства, но и у них могут быть расхождения с реальной обстановкой. Такие мысли нужно выбросить из головы.
— Удаление 12, левее 50, выше 20.
— 620.
Продолжил снижение, а самолёт, такое ощущение, будто висел, а не стремился к земле. Его не болтает и не сносит в одну из сторон. Про топливо уже и забыл. У меня всё равно не хватит зайти второй раз при такой погоде.
— Удаление 10, на курсе, выше 20.
— 520, — доложил я, но говорить всё труднее.
Продолжил держать небольшой запас по высоте, но после дальнего привода его нужно устранить. Иначе полосу можно не увидеть.
— Удаление 6, шасси, механизация, контроль.
— 300, выпущено полностью.
— Я уже слышу. Держи направление и режим снижения, — подсказал Валера.
Легко сказать. Руки устали, а лицо покрылось испаринами. Дыхание участилось.
— Дальний прошёл, 200, — доложил я высоту и момент прохождения привода.
— Держи обороты. Мигни! — громко сказал Валера.
Включил и тут же выключил посадочную фару, но ответа не было.
— 3, на курсе, выше 10, — громко говорит «посадчик», который не меньше меня сейчас переживает.
Высота подходит к 100 метрам. В эфире молчание, и только нервно прорывается голос Валеры.
— Пока не вижу. Держи направление и не смотри вперёд.
— Удаление 2. На курсе, глиссаде.
Руки, кажется, вздулись шишками и от этого стало им тесно в шевретовых перчатках.
— Обороты, обороты, — продолжает подсказывать Валера. — Строго на меня идёшь.
Голова так и хотела оторваться от приборов, но нельзя. Такое ощущение, что адреналин бил сейчас через край даже на земле. Сквозь маску ощущался этот «запах», который ни с чем и никогда не перепутать.
Чувство было такое, что пальцы ног сворачивались
