Мадлин показалось, что ее тело превратилось в рассыпающийся тлен, а сердце давно остановилось, не в состоянии верить в чудовищность представшей перед ней картины. Не было слез, не было жалости, не было ужаса. Была невыносимая, бесконечная пустота, в которой не осталось ни мыслей, ни воздуха, ни света. Все внутри нее онемело, неживое и бездыханное. И лишь темные выжженные глаза Тротла, смотрящие ускользающе и все тише, еще удерживали ее в несуществующем больше теле.
Тротл. Ее теплый рыжий Тротл. Прошедший через все, поборовший свои слабости, страхи, ошибки и боль. Научившийся жить дальше и не возвращаться в прошлое. Мягкий и спокойный и в то же время сильный и несломленный. Всегда собранный, храбрый и идущий вперед. Неужели же сейчас он поддастся врагу? Неужели, однажды найдя в себе силы преодолеть самого себя, теперь он уступит и даст себя уничтожить? Ее шерстяной пряный Тротл. Ее несовершенный герой…
Мадлин почувствовала, как душа ее наполняется неизбывной нежностью к этому мохнатому марсианину, который так удивительно появился в ее жизни и своим бесстрашным сердцем, теплыми объятиями и бархатистым тихим голосом помог ей принять его необычную внешность и увидеть в нем не странного полузверя с другой планеты, а того мужчину, с которым хотелось открывать вместе новые горизонты вселенной, несясь вперед под сноп искр на его верном харлее. Того, с кем каждое мгновение было уверенно и спокойно, даже если на глазах были слезы. Того, одно присутствие которого рядом необъяснимо заставляло сердце порхать словно танцующий мотылек. Того, чья скромная улыбка сквозь россыпь палевых усов каждый раз рождала ответную радость в искрящихся глазах. Того, в кого она верила и в ком не сомневалась. Того, чьи сильные руки обволакивали так мягко и бережно, волновали и заставляли прижиматься к нему всем телом и невыносимо его желать вопреки всем законам природы. Наперекор любому прошлому. Ради того, что она испытывала рядом с ним. Ее Тротл. Ее герой. Ее любимый мужчина.
Мадлин ощутила, как ее охватил жгучий жар от этих мыслей и эмоций, и она, словно прозрев от сна наяву, вдруг распахнула глаза шире и только теперь увидела, как стоящий перед ней Тротл, закованный в кандалы, в изорванной и окровавленной одежде, смотрел на нее горящим взглядом своих темных радужек под тихую вибрацию пылающих огнем антенн, а на его кофейных пряных губах светилась едва различимая нежная улыбка. Это снова был борец за свободу, расправивший плечи и не страшащийся никаких воспоминаний и предстоящих мучений. Мадлин, не смея улыбнуться в ответ, с удивлением смотрела на его антенны, которые, казалось, на расстоянии проникли ей в самое сердце и сознание и прочли те чувства, которые там бушевали. Будто в подтверждение этой мысли Тротл едва слышно шепнул:
— Спасибо, родная!
Он чуть склонил свою голову, словно хотел коснуться ее своим лбом.
Мадлин, согреваясь этими неожиданными и такими важными для нее словами, неосознанно склонила голову в ответ, посылая ему свой самый искренний и горячий ментальный марсианский поцелуй и почти чувствуя на своем лбу его теплую мягкую челку.
И пока по знаку Лимбургера выродки еще не оттащили Тротла от решетки, увлекая его к месту предстоящих пыток, Мадлин успела шепнуть ему уверенно:
— Только продержись! Все уже сделано. У меня больше нет ни слезы.
Тротл все понял. Лишь он понял, что с таким отчаяньем хотела передать ему Мадлин. Надежда была.
И вот уже выродки установили посреди зала чудовищное кресло, уже довольный доктор Карбункул подкатил к нему огромную лампу на треноге и настраивал на ней какие-то параметры. Уже Лимбургер довольно прохаживался рядом, предвкушая жестокое зрелище. Тротла усадили в кресло и крепко привязали ремнями. А он все смотрел на Мадлин, пока мог, и лишь когда его голову тоже стянули ремнем, заставляя отвернуться от камеры, визуальный контакт между ними прервался. Он сидел спокойно, не противясь тому, чему никак не мог помешать. И лишь Мадлин, прильнувшая к самой решетке, заметила, как он печально и раздосадовано сглотнул.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Ну что, мой дорогой друг, — проворковал Лимбургер, подходя к Тротлу и лично проверяя прочность его пут, — боюсь, тебе пора попрощаться с последними красками жизни, ибо уже через несколько часов единственным, что ты сможешь видеть, будет абсолютная темнота. Мир будет окончательно погружен в небытие для тебя. И тогда ищи меня, сколько хочешь, ты даже не узнаешь, где я нахожусь!
Он засмеялся собственному остроумию.
— Ты можешь сделать меня слепым, глухим и немым, — тихо и твердо ответил, наконец, Тротл. — Но я не перестану ненавидеть то зло, которое ты несешь. И не перестану бороться с тобой, пока я жив. И с тобой, и с такими как ты.
Карбункул, недовольный столь непочтительным выпадом в адрес своего босса, кровожадно нахмурил свое морщинистое лицо и проскрипел:
— Мистер Лимбургер, может быть, не будем церемониться с таким дерзким грызуном? Может, сразу зальем в него приготовленного яду? У меня на всех хватит.
Но Лимбургер лишь покачал головой.
— Мой дорогой доктор, к сожалению, яд здесь не уместен. В прошлый раз мы пытались мучить этих марсиан физическими пытками. И вы, должен признаться, подобрали весьма неплохие варианты, которые мне тогда очень понравились и показались достойными для столь упрямых и непоколебимых борцов за свободу. Даже для нашего неуемного буяна Винсента, в которого, помнится, мы внутривенно вливали какой-то сумасшедший коктейль ваших волшебных отрав. И, может быть, с другими марсианами все эти манипуляции принесли бы упоительный результат в виде стонов, криков, воплей и просьб о пощаде. Они бы явились исключительной усладой моим ушам. Но… Как показала практика, с ними это не работает. Они, к сожалению, способны весьма стойко переносить физические мучения и ничем не показывать своих страданий. И их смысл для меня полностью теряется. Тогда я понял, что не этим я должен уничтожить их. Не этим нанести самую сильную и неизлечимую боль.
Лимбургер, на мгновение замолчав, задумчиво прошелся между камерами и, заложив руки за спину, остановился так, чтобы все могли его видеть.
— Я уничтожу вас морально. Я раздавлю вас изнутри. Я переломаю вам души. И когда я вдоволь смогу насладиться вашим концом, пока тела ваши будут еще живы, тогда я, возможно, буду удовлетворен и отомщен за те унижения, которые мне пришлось пережить из-за вас. Кто вам сказал, что сегодня все быстро закончится? Это лишь начало. И первым будет лидер. Я сделаю его слепым и слабым и выкину, словно мусор. Кому будет нужен одинокий, незрячий и искалеченный неудачник? Вы спросите, почему одинокий? Потому что вас всех не будет рядом. Вас вообще больше не будет на этом свете. Ну, может быть, за исключением вот этой девчонки.
И он внезапно указал пальцем на Мадлин. Та в тревожном страхе невольно отшатнулась от решетки, не зная, каких еще ужасов ожидать от этого чудовища.
— Да, деточка, ты выйдешь отсюда живой, — продолжил Лимбургер. — Хотя, может быть, для тебя это будет наихудшим исходом. Но сперва ты увидишь все, что я сделаю с твоими новоиспеченными друзьями, и поверь, это будут очень тяжелые моменты. А потом я подвергну твое сознание определенного вида излучениям, и ты, полностью потеряв саму себя, превратишься в обезумевшую, ненормальную, не способную даже разговаривать человеческим языком. И дальше, голубки, можете продолжать существовать, пока не сдохните, ибо жизнью это будет назвать уже очень сложно.
Мадлин с отвращением отвернулась, а Чарли, до тех пор не издававшая ни звука, выругалась себе под нос.
— Не прикасайся к девушкам, — внезапно угрожающе заговорил Винни, сурово нахмурившись и немного придя в себя после эмоциональной встряски. — С нами можешь делать, что хочешь. Что возьмешь с подонка. Но их мучить не смей!
Лимбургер даже развернулся к белому всем телом, настолько он был удивлен слышать подобные слова.
— Я правильно понимаю, что вы уже перешли к мольбам о пощаде? — с надеждой спросил плутаркианец.
