— Для начала вспомнить, что не обязательно орать каждый раз, как ты открываешь рот.
— Прости. Прости-прости, пожалуйста. Я просто… ничего не понимаю… Мне точно нужно ему звонить?
— Да. Сделай себе кофе, выпей таблетку валерьянки и перезвони отцу через полчаса. Все.
Я заканчиваю разговор, разворачиваюсь к зеркалу и быстро привожу себя в порядок — поправляю прическу и пиджак, одновременно снова прокручивая в голове всю схему.
Максимум до конца дня Завольский будет знать, что анонимом, который прислал ему «фэйковые» фоточки Андрея, была его собственная любимая жена и сделала она не затем, чтобы открыть ему глаза, а чтобы поссорить отца с сыном и убедить Завольского вписать в завещание ее будущего ребенка, опекуншей которого Регина, конечно, собирается быть до гробовой доски. Но кроме этого, Завольский так же узнает, что Регина раскопала его личные документы и слила их бывшей жене. И сделала это после того, как поняла, что первоначальный план провалился и поссорить отца с сыном уже не получится. Старый боров так скор на расправу, что сначала избавится от обеих крыс, и только потом начнет разбираться и раскручивать. И не факт, что вообще начнет. Потом окажется, что его любимый сынок благополучно просрал сделку с Авдеевым, и вот тогда мне останется только нанести последний удар и сделать так, чтобы моя «совершенно безопасная схема» попалась на глаза соответствующим органам.
Я разглядываю свое отражение в зеркале и слышу голос отца в голове, когда он говорил, что обязательно будет мной гордиться, кем бы я не стала. Но даже в эту минуту маленькой приятной меланхолии, я чувствую только горечь на языке. Гордился бы он мной вот такой?
Хорошо, что в эту минуту у меня снова пищит телефон, но на этот раз там сообщение от Данте. Он так давно не писал мне, что я начала отвыкать от постоянной потребности регулярно проверять телефон, в надежде получить от него весточку.
Данте: Как продвигается план «Укокошь Наратова»?
Я закатываю глаза. Иногда мне хочется, чтобы он просто спросил, как у меня дела. Или прислал кучу фоточек, на которые я совершенно справедливо буду злиться, потому что изойду на желчь, завидуя его безупречному загару и цветущему виду. Или мы бы снова поговорили о всякой фигне — музыке, фильмах, обсудили, с какими придурками мы вынуждены жить на одной планете. Что угодно, лишь бы у меня хоть где-нибудь была отдушина в виде просто человеческого общения, где я просто могу быть сама собой.
Но, кажется, теперь это слишком большая роскошь для меня.
За право получить новую жизнь, пришлось заплатить самоидентификацией.
Лори: Я пока в процессе. Не понимаю, чего он от меня хочет.
Это правда. После выходных за городом, где Наратов откровенно меня клеил, он несколько раз писал мне соцсеть, мы обменялись ничего незначащими фразами, а потом я просто замолчала, потому что непонятное, скребущее нутро чутье продолжало настойчиво твердить: «Тут что-то не то».
Данте: Какие проблемы?
Лори: Мне кажется, он просто притворяется, что не узнал меня.
Данте: Из них троих двое вообще не отдуплились, почему Наратов должен быть исключением?
Я вздыхаю и усилием воли закрываю переписку, потому что Данте прекрасно знает ответ на этот вопрос. Мы оба были уверены, что именно с Сергеем могут быть проблемы, потому что в отличие от остальных, именно он был максимально близко. Андрей просто вертелся на орбите нашего общения, и, как я теперь понимаю, он в принципе не способен ни на ком долго концентрировать свое внимание, потому что двадцать четыре на семь сфокусирован только на собственной персоне. Угорич знал меня еще совсем маленькой, а потом… Те пару раз, когда он заваливался к нам в дом, я просто убегала, чтобы даже не дышать с ним одним воздухом. Тогда даже не представляла, почему это происходит, почему некогда любимый старший брат, на которого я всегда и во всем равнялась, вдруг превратился в объект опасности и панического страха.
Но Наратов был рядом почти всегда.
Мне кажется, я чувствовала его присутствие даже когда он устраивал мне «холодный душ» и мог пропадать на сутки и даже недели. Сергей настолько проник мне под кожу, что я была уверена — он узнает меня даже если я превращусь в трехметрового зеленого монстра. Но он не узнал. И с тех пор каждая наша встреча лицом к лицу вызывает у меня чувство полной потери контроля: он узнал меня и просто претворяется или действительно не узнал? И если притворяется — то с какой целью? Чтобы шантажировать? Но почему не сделал этого до сих пор? Выжидает удобный момент? Ждет, пока на жертву «нарастет жирок»? Я и так далеко не бедная женщина — уверена, что если Сергей действительно рассчитывает получить с меня выгоду, то он уже давным-давно навел справки и в курсе моего финансового положения.
Тогда что у него на уме?
Или я просто сама себя накручиваю, потому что мой блестящий план предполагал, что к этому моменту я уже должна была держать Сергея на коротком поводке и полностью контролировать каждый его шаг. Вместо этого Сергей стал огромным знаком вопроса, от которого я не знаю, чего ожидать, а наше с ним общее прошлое — хороший пример того, что от этой твари можно ожидать чего угодно. И бить он любит в тот момент, когда жертва становится наиболее уязвимой.
Глава девятнадцатая: Лори
Глава девятнадцатая: Лори
Настоящее
На следующий день вечером, когда я еле живая впахиваю в спортзале, меня требует к себе Завольский. Причем требует в странной форме — мне звонит его охранник и говорит, что Юрий Степанович ждет меня в «Стрелецком» через час. На моей памяти это первый раз, когда старый боров использует для контакта своих живодеров — в самом начале, когда я только пришла в «ТехноФинанс» и прямые звонки от собственника были для меня еще слишком большой честью, мне в основном звонила одна из его помощниц. Только много позже, когда я уже была в статусе официальной невесты Андрея, он снизошел до личных звонков.
И вот, спустя полгода, Завольский-старший решил снова низложить меня до уровня «простого офисного планктона». Только не того, который существует только чтобы умножать хозяйский капитал и крутить винтики в его системе, а того, который можно утилизировать.
Я коротко отвечаю «да» и бег в душевую. Хорошо, что Завольский «расщедрился» и дал мне целый час — отсюда добраться до «Стрелецкого» в девятом часу вечера — то еще экстремальное приключение.
Пока наспех сушу волосы, вспоминаю события вчерашнего вечера и что еще могло случиться за сегодняшний день. Андрей, как и я приказала, позвонил отцу, они поговорили, а потом он, как порядочный послушный муж, пересказал мне суть их разговора — отец потребовал, чтобы он явился к нему для разговора «по душам», мол, хватит им уже собачиться из-за всякой ерунды. На моей памяти старый боров никогда и ничего не списывал со счетов вот так легко, а тем более тот факт, что единственный сыночка может оказаться тем еще подарочком судьбы. Андрея всего трясло перед этой встречей, он пытался найти миллион отговорок, почему не должен к нему ехать, а потом начал умолять поехать с ним. Само собой, я надавала ему моральных оплеух и напомнила, что если он не соберется и не возьмет себя в руки, то может потерять свой последний шанс на наследство. И если он к этому готов, то модно прямо с сегодняшнего дня начинать переходить на шаурму из грязных закусочных, потому что в ближайшем будущем она станет единственным доступным ему деликатесом. Такие «радужные перспективы будущего» всегда безотказно приводят его в чувство и вчера это так же сработало. Мы еще раз обсудили то, что он может и что не может говорить, о чем должен категорически молчать, и благоверный, с моего благословение, отправился в пасть к кабану.
И просто пропал с радаров.
Я половину ночи просидела, ожидая его прихода, потом плюнула и начала названивать, но телефона Андрея был выключен. И до сих пор «вне зоны», потому что ни одно мое сообщение и ни одна попытка дозвона так и не дошли.
