– Вяз пришел!
– Тихо ты! – Поздно, к нам развернулись и…
– О-о-о! – раздалось со всех сторон.
– Ну, Серега, держись, – хмыкнул Олег.
Гул на пришкольной площади стих, со всех сторон к нам начали стягиваться ребята. С таким видом, что я захотел, как Переходников, на самый высокий тополь забраться. Тополей не было, так что скинул свой рюкзак и, на всякий случай, загородился им. Черт же меня дернул тот спор начать. Просто повесил бы гитару на стену и все. А потом ещё дал себя уговорить на дискотеке… и о чем я думал?
Образовалась плотное кольцо из ребят, и каждый руку тянет.
– Вяз, привет! – Это Расулов.
– Здорово, Серега! – Бердников сбоку протиснулся.
– Здравствуй, Сережа, – улыбается Смольнякова.
– Привет…
Мне отдавили ладонь и чуть не оторвали руку. Абсолютно всем хотелось поздороваться. Я тряс очередную ладонь и отвечал на вопросы.
– Нет, в «Палитре» играть не буду.
– …и выступать тоже. Какие концерты, вы чего?!
– Нет, гитару не взял. Почему? Да не моя она!
Сдалась им гитара. Музыку можно и по магнитофону покрутить. Вон, аж пять штук с собой взяли.
– Нет у меня гитары, – говорю, – а без неё петь не буду.
– Нет инструмента? – слышу голос Расулова. – Найдем!
– Гитару! – орет Мюнхаузен. – Где гитара? Сюда её!
Обнаруживаю, что Савин из школы выходит (как только исчезнуть успел?) и несет… м-да и где Олег её откопал?
– Вот, – протягивает он инструмент, – держи. И не говори, что играть не будешь.
Я посмотрел на гитару. Оп-па!
– Постой, это же твоего отца. Как он тебе разрешил-то?
– Никак, я тайком упер. Прихватил, когда за хлебом побежал, и в школе у Василия Владимировича в кабинете оставил. Хотел сюрприз сделать.
– Угу, сделал. А от бати сюрприза не боишься?
– Искусство требует жертв! – хмыкнул Олег. – Короче…
– Играй! – раздалось со всех сторон.
Взял несколько аккордов, проверяя настройку.
– Что играть?
– «Скучаю». – Это девчонки.
– «Облади» играй! – кричали пацаны.
Были и другие пожелания, но большинство просило сыграть хиты прошлой дискотеки. Первой сыграл «Облади-облада», правда на акустической ТАК, как вчера, не вышло, но ребята остались довольны. Следующей сыграл «Скучаю», потом девчонки попросили «Алешкину любовь»… не в поход идем, а концерт выездной. Музыкальный тур по горам.
– Ребята, внимание! – раздалось от дверей школы, когда я закончил очередную песню. Там стоял Коротов, завуч Михайлова, Щупко и… Витя. М-да, похоже, у них все серьезно. Запал руководитель «Палитры» на нашу классную. На крыльце ещё взрослые стояли. Наверное, родители, что согласились ехать в горы с детьми.
– Ребята, – повторил Василий Владимирович, – песни можно слушать и слушать, но автобусы пришли. Не будем людей задерживать. Сейчас встаём, забираем свои вещи и обходим здание. Организованно. Там садимся в автобусы по классам.
Организованной, но все-таки толпой, мы пошли за школу, где нас ждали семь ПАЗиков.
– О! – вырвалось у меня. Таких ПАЗиков не видел давно, с верхними окнами, похожими на иллюминаторы…
– У-у-у… – разочарованно протянул кто-то.
– А ты икарусы ожидал? – ответили из толпы.
– А влезем?
– Влезем.
Подразумевалось, что на каждый класс – по автобусу, но народу пришло мало, все-таки не всем ребятам родители разрешили в горы с ночевкой идти. Из нашего класса семнадцать человек, в других не больше половины, а то вовсе меньше десятка.
Разместились все, даже место осталось, правда, на свободные сиденья сумки и рюкзаки положили, а скатки с палатками, особо не заморачиваясь, в проходах свалили. Савин застолбил для нас заднее сиденье. Рядом расположились пацаны. Девчонки и взрослые впереди расселись.
– Чего ждем? – осведомился Переходников.
– Что-то решают, – сказал Савин, показав назад.
Директор о чем-то с водителями совещался. Затем Коротов направился к двум последним автобусам и вывел из них ребят. Это чтобы не гнать полупустые автобусы, решили пару освободить. И вся эта толпа устремилась вперед и постаралась влезть в наш, но пропустили только пятерых, остальных разместили в других ПАЗиках. Я увидел, что к нам пробираются Кигаев и Расулов. Ильяс и Алдар переложили рюкзаки с сидений напротив, скинули свои и уселись, положив ноги на тюки. Мне тут же сунули гитару.
– Играй!
– Что? Опять «Облади»?
– Нет, что-нибудь другое, но веселое.
Веселое, значит, веселое. Сыграю шутливую песенку, под всеобщее настроение. Внутри меня хмыкнул хулиган. На дискотеке он возникал не сильно, зато теперь, похоже, оторвется. А что, можно, наконец и расслабиться. Забыть о проблемах, прошлом или о будущем, побыть самим собой. То есть подростком, как все мои одноклассники.
Играю маленькое вступление на пару аккордов и пою:
Из-за леса, из-за гор,Топай, топай,Вышел дедушка Егор,
– Кверху жопой, – пропели ребята хором и засмеялись.
Захотелось старику,Топай, топай…Переплыть Москву-реку,
– Кверху жопой!
– Сергей! Сергей Вязов! – громко сказала Щупко, повернувшись. – Сергей, как так можно? Пой, конечно, но без всяких поп.
– А как же без них-то? – хихикнул Переходников, и все засмеялись.
Классная посмотрела на всех строго, смех стих только после того, как Виктор встал.
– Ребята, тихо! – и покосившись на Щупко, попросил: – Сергей, просто не пой эту похабщину.
– Ладно, эту не буду, – кивнул я. Затем взял пару аккордов, вспоминая что-нибудь подходящее, но, как назло, все песни, что приходили на ум, были подобные «Топай-топай».
– Чингачгука спою, – наконец решил я.
Хотя эта песенка тоже из разряда хулиганских и тоже с матюками, но их я заменю благопристойными синонимами, как и пел ещё тогда, в «приличных компаниях».
Народ сразу задвигался. Пацаны заулыбались – многие знали эту хулиганскую песню. Вновь короткое вступление и я начал:
Чингачгук Великий Змей,Был он хитрый как еврей,И гонял по всем лесам дикарей.Утром встанет Чингачгук,Томагавк берет и лук,И гоняет всех вокруг – кто не друг.
Подпевать мне начали уже с середины куплета.
Как-то раз в сезон дождяДочку выкрали вождя,А немного погодя и коня.Стал тут старый горевать,Волоса седые рвать,
(я-то пропел «седые», а вот ребята – дружно про волосатую пятую точку. Елена Михайловна хотела встать, но её Витя удержал),
Перестал он пить и есть,
И, даже, спать («спать» я почти выкрикнул, но классная все равно встрепенулась. Ребята-то совсем другое пропели. Витя что-то ей сказал, и Щупко махнула рукой – продолжайте, мол).
У всех лица довольные, в такт аккордам раскачиваются и мне подпевают.
Все бегут к Чингачгуку —Помоги, мол, старику.Отвечает – чем могу, помогу.Надевал свой мокасин,Заряжал свой магазин,Выпил огненной воды,И покатил.Что не метр, то порог,Тут пройти никто не смог,Кто остался тут без рук,А кто без ног.Но летит Горбатый змей,В утлой лодочке своей.Не страшна ему вода,Средь камней.Вдруг из чащи подлый враг,В Чингачгука – трах-бабах!А ему не ведом страх,А в глазах —Горит бешеный огонь,Хочешь жить – его не тронь,Он здоровый словно конь.Только тронь.
Он винчестер свой хватал,По врагам стрелял-стрелял,Кто убит наповал,А кто бежал.Будут знать, япона мать
(Савин пропел «… мать», я его толкнул ногой, и он зажал рот, испуганно посмотрев на Щупко, но та внимания не обратила, с Витей о чем-то шепталась.)
Как на Змея нападать!Он весло из лодки хвать,И догонять.
Последний куплет я пел один:
Возвратил вождю он дочь.И ушел скорее прочь,Долго плакала она,Глядя в ночь.
Наши автобусы проехали по кольцевой и повернули на дорогу, ведущую в ущелье Алма-Арасан. В окнах замелькали пирамидальные тополя, растущие вдоль дороги, а дальше богатые яблоневые сады.
Автобус миновал последнюю плотину, словно границу пересек. Мы сразу к окнам прилипли. Впереди, будто хрустальные, сверкали снежные вершины. Красота их завораживала и манила. Так бы и ехали к ним, тем более что тут они казались ещё ближе, чем в городе. Но мы и не собирались ехать к самим перевалам. Нужное место находится не так глубоко в горах.
В тон настроению и под завывание двигателя я запел «Вершину» Высоцкого:
