— доктор Менетрель, неоднократно демонстрировавший антисемитские убеждения, хотя его позиция по этому вопросу, похоже, нуждается в уточнении.
Антисемитизм Петена не вызывает сомнений. Его вина за депортацию и гибель десятков тысяч евреев неоспорима. Подписывая закон о статусе евреев от 3 октября 1940 года, новый глава государства хотел противодействовать якобы «подстрекательскому и разлагающему» влиянию евреев. Этот проект закона был дополнен и отредактирован им самим. Его исправления заключались в расширении списка запретов на доступ к политическим и общественным должностям и отмене исключений по военным причинам, которые могли бы позволить некоторым евреям — например, награжденным военными медалями — работать в кино, прессе или на радио. Кроме того, именно он настаивал на том, чтобы евреев не было в системе правосудия и сфере образования. В свете подобных взглядов трудно вспоминать главу государства только как доброжелательного друга и покровителя семьи Шасслу-Лоба.
Доктор Бернар Менетрель, к которому Петен относился как к сыну, оказывал значительное влияние на героя Вердена, был его доверенным лицом и фактически серым кардиналом. Он принадлежал к числу избранных, кто регулярно встречался с маршалом наедине и ревностно за ним присматривал. Менетрель вырос в семье, отличавшейся резкой неприязнью к евреям, — его отец, бывший врачом Петена до него, прославился на весь Париж тем, что отказывал евреям в приеме. В одном из своих писем от 1943 года секретарь маршала заявлял, что «восхищен решимостью, с которой немцы осуществляют окончательное истребление евреев». Эта неприязнь, похоже, заставила его отклонить некоторые просьбы, адресованные лично маршалу, когда они поступали от евреев. В раздражении Менетрель снабжал полученные письма язвительными и полными желчи замечаниями. Например, комментарий на ходатайстве несчастной жертвы, которая просила освобождения для своего мужа, ветерана войны: «Типичный еврей — разумеется, хочет получить разрешение не соблюдать закон». Однако бывали и случаи, когда Менетрель вмешивался, стремясь спасти евреев от депортации. Всякий раз, когда он добивался в этом успеха, дело касалось его знакомых или близких друзей. Он также играл решающую роль при рассмотрении ходатайств об освобождении от ношения звезды. Именно он составил письмо от 12 июня 1942 года, в котором маршал требовал естественной и необходимой избирательности. Он же 3 июля 1942 года направил де Бринону две особые просьбы об освобождении от ношения звезды Марии-Луизы и Люси Штерн.
В своих мемуарах посол де Бринон вспоминал, что Менетрель скептически наблюдал за его переговорами с маршалом, когда он пытался обсуждать с Петеном опасность ношения желтой звезды в оккупированной зоне.
Однажды, провожая его из кабинета маршала, секретарь сказал:
— Маршал не может интересоваться евреями.
Бринон возразил, что у маршала есть друзья-евреи. Доктор Менетрель рассмеялся.
— Мадам де Шасслу-Лоба, — ответил он. — Вот именно, маршал находит, что они доставляют слишком много хлопот.
Если сам маршал находил, что его друзья «доставляют много хлопот», а Менетрель не был заинтересован в том, чтобы действовать в их интересах, значит, поддержку этим ходатайствам оказывал кто-то другой.
36
Видимо, за этими просьбами в интересах Марии-Луизы и Люси Штерн стояла тень жены маршала. Не вдаваясь в подробности супружеской жизни Петенов, можно заметить, что их сложные отношения сопровождались постоянными размолвками и громкими ссорами. После свадьбы, состоявшейся в 1920 году, маршал продолжал держать жену на расстоянии, по возможности избегая с ней встреч наедине. В период между двумя мировыми войнами Петен жил недалеко от эспланады Инвалидов, в доме № 6 на площади Тур-Мобур. Его супруга с сыном и гувернанткой поселилась в доме № 8. Маршал согласился проделать дверь между этими двумя квартирами, однако при этом он был вправе посещать жену, а она его — нет. У мадам Петен был свой круг друзей, который не всегда совпадал с кругом друзей ее мужа.
Среди близких друзей Эжени были представители мира искусства — с ними ее познакомил сын, помощник режиссера Пьер де Эрен. Она приглашала к себе на чай таких друзей, как сценаристка и режиссер Жермен Дюлак, скрипачка Жанна Дьо, а также малоизвестных актеров и писателей вместе с их прихлебателями, которые приходили просить ее ходатайствовать за них перед мужем. Были среди них и евреи — Мария-Луиза де Шасслу-Лоба и мадам Жорж Дювернуа, еще одна близкая подруга, с которой они были неразлучны. Маргарета Либман, жена сценариста, в прошлом была цирковой наездницей, сделавшей карьеру под псевдонимом Рита дель Эридо. Коллаборационистские газеты без устали критиковали мадам Петен за ее круг общения и дружеские связи. В то же время она не скрывала своей неприязни к генеральному комиссару по еврейским вопросам Луи Даркье де Пеллепуа, назначенному в мае 1942 года немецкими властями, которые решили, что его предшественник, Ксавье Валла, занимает слишком умеренную позицию. Со свойственной ей прямотой она открыто называла Даркье мошенником и шантажистом. В ответ он обвинял ее во всех пороках, начиная с принадлежности к еврейскому роду, как пишет Поль Моран в своем «Военном дневнике». Мадам Петен не была антисемиткой и, по всей видимости, пыталась помочь своим друзьям, пострадавшим от антиеврейских законов. Тем не менее она не могла действовать без поддержки личного секретаря маршала.
Однако, несмотря на видимость сердечности, отношения между мадам Петен и Менетрелем были не такими уж хорошими. Задолго до войны Петен выстроил нездоровые семейные отношения, постоянно принижая жену в глазах Менетреля, который ему всячески в этом подыгрывал. В 1934 году он жаловался Менетрелю на «семейные неурядицы» и часто приглашал его на ужин, чтобы не оставаться наедине с Эжени. В 1939 году, получив назначение на пост посла Испании и не желая брать с собой супругу, он просил своего друга Бернара отговорить ее от этой поездки, что привело к ухудшению отношений между доктором и Эжени. Менетрель считал круг общения мадам Петен сомнительным, а ее влияние на мужа — катастрофическим. Он презирал ее, но, будучи интриганом по натуре, не мог удержаться от соблазна вести двойную игру. Свидетельство Рене Жиллуэна, писателя и интеллектуала правого толка, который был близким советником Петена, проливает свет на соотношение сил между этими двумя личностями, соперничавшими за благосклонность маршала. По его словам, однажды в Виши супруга маршала отвела его в сторону и попросила обратиться к генеральному комиссару по еврейским вопросам Ксавье Валла «по поводу двух еврейских дам, которые были ее подругами». Можно предположить, что речь шла о Марии-Луизе и Люси. Рене Жиллуэн ответил:
— Конечно, мадам, я сделаю все, что пожелаете, но, мне кажется, ваше положение дает вам больше возможностей, чем кому бы то ни было, чтобы вмешаться в подобной ситуации?
— Разумеется, — ответила она, — но я не могу действовать без ведома Бернара [Менетреля], а когда в его присутствии говорят о евреях, он приходит в ярость.
Этот диалог, если он достоверен, свидетельствует о том, что Менетрель не спешил поддерживать просьбы мадам Петен
