- Отродье шайтана!
- Ублюдок!
- Ты кончишь жизнь на колу!
- Закрой свою зловонную пасть!
Голоса были так громки и так знакомы, что Афанасий услышал их сразу. Он вздрогнул. Значит, он все же задремал.
Сквозь оконце падал золотой сноп. Где-то кашляли сонным, утренним кашлем. На дворе мычали быки. Кто-то пробежал, звонко щелкая босыми ступнями по глиняному полу. Слышался женский смех.
Он вскочил и, запахивая халат, быстро пошел к двери. Сердце стучало. Он боялся поверить ушам.
Навстречу влетел радостный Хасан:
- Ходжа... Ходжа...
Но в коридорчике уже явственно слышался голос хазиначи Мухаммеда:
- Где же он?
- Тут я! Тут! - крикнул Никитин, раскидывая руки, и в следующую минуту уже обнимал перса...
- Так, - молвил хазиначи, выслушав сбивчивый рассказ Афанасия. - Так, так... Я догадывался, что ты не мусульманин.
Заметив у дверей Музаффара и Хасана, перс повел бровями:
- Подите прочь. Хасан, вина... Итак, хан отнял у тебя жеребца?
- Да, - сказал Афанасий. - Отнял. Велел в вашу веру перейти. Обещал тысячу золотых.
- Какая же тебе нужна помощь? Ты просто удачливый человек.
- В чужую веру я не пойду! - свел брови Никитин. - А коня хочу вернуть.
- А почему не перейти? - пожал толстыми плечами Мухаммед. - Выгодно! Уж если пришел сюда, то прими закон.
- Я сюда не на век пришел. Посмотрю и уйду обратно.
- Обратно? Зачем?
- На родину.
- Кто у тебя там? Мать, отец, жены, дети?
- Никого.
- Значит, дом, слуги, земля?
- Теперь, пожалуй, и дома нет. За долги отняли.
- Странно! - разглядывая Никитина, произнес хазиначи. - Так какой же шайтан несет тебя обратно?.. Родина у человека там, где ему хорошо. А здесь тебе хорошо будет. Богатым станешь, гарем заведешь, рабов купишь.
- Нет! - покачал головой Никитин. - Родина там, где твой народ живет. Ты здесь вырос, тебе тут нравится, а меня на Русь тянет.
- Ну, я-то как раз не тут вырос, а в Багдаде. Но меня туда не влечет что-то... Ты живешь нелепыми чувствами, Юсуф. Народ, обычаи, чужбина... Привыкнешь к Индии, чем тут плохо?
- Тем и плохо, что не своя земля.
- Сделай ее своей! Земля принадлежит тому, кто богат!
- Хазиначи, родину не купишь. Оставь. Ты что, боишься к хану идти?
Мухаммед сделал обиженное лицо.
- Я хочу тебе добра. Я знаю: ты шел за тридевять земель, мучился, столько перенес, а тут во имя пустых слов отказаться от своего счастья хочешь. Ты храбр, силен... Таких людей у нас ценят. Мой совет - прими закон. Ну, а если не хочешь...
Никитин, не спускавший с хазиначи острых глаз, подхватил:
- Не хочу. Закон принять - путь отрезать. Кто я тогда буду? Не русский, не хорасанец, не индиец. Ты лучше сходи к Асат-хану.
- Тебя уговаривать - все равно, что из камня воду выжимать. Как хочешь... Значит, ты русский, христианин. О чем же ты говорил с ханом?
Никитин пересказал разговор во дворце. Мухаммед слушал внимательно, часто вскидывая глаза.
- Понимаю. Асат-хан любит коней, - наконец произнес хазиначи. - Однажды он за аравийскую кобылу отдал пятьдесят девочек-наложниц. Ты хочешь получить коня? Может быть, ты его и получишь.
- А как?
- Я попытаюсь поговорить с Асат-ханом.
- Слугой твоим буду!
- Хм... Не надо! Я побаиваюсь честных слуг! - криво усмехнулся Мухаммед. - А теперь давай есть. Я голоден. И расскажи про Русь. Мне интересно...
- Господи! Лучше ты расскажи, как ехал. Ведь дожди! Чудо истинное появление твое!
- Я ехал, ибо меня вели дела. Везу важные вести малик-ат-туджару Махмуду Гавану. Но что я? Вот как ты из Руси сюда добрался?! Я слышал, у вас дикари живут...
- Да вот добрался на свою голову. Тоже всякого наслушался. А пока, гляжу, товара на Русь нету. Золото и у вас на земле не валяется, а остальное дешевле в Персии купить.
- Ну, ну! - возразил Мухаммед. - Ты еще не дошел до сердца Индии. Ты еще изменишь свое мнение.
- Да стоит ли идти? Здесь и то чуть не пропал.
- Ничего, ничего. Все уладим. Рассказывай же про Русь. Говорят, у вас много мехов.
- Есть.
- Какие?
- Да какие хочешь. Соболь, горностай...
- И почем?
- Соболишек за топоры берем.
- Как это - за топоры?
- А сколько шкурок в отверстие для топорища пролезет, столько охотники и отдают за топор.
- Сказка!
- Нет, правда.
- Это же... это же... Да ты знаешь, сколько дают за одну шкурку соболя у нас?
- Нет. Десяток золотых, два?
- Три, четыре тысячи, - почти прошептал Мухаммед. - Слышишь, Юсуф? Четыре тысячи! Ведь это, выходит, если привезти сотню шкурок... Аллах с тобой! Не может быть, чтоб у вас так дешево соболь шел!
- Ну, чего... У нас любой добрый купец шубу на соболях носит.
Мухаммед забыл о трапезе, схватился за чалму:
- Простой купец! Да у нас только султан может позволить себе такую безумную роскошь!.. А горностай? Дорог?
- Раза в три дешевле.
Мухаммед почти стонал:
- И ты не привез мехов!
- Вез, да пограбили меня.
- Ах, нечестивцы, разбойники, ублюдки!
Никитин усмехнулся:
- Меня ведь мусульмане пограбили.
- А, все равно! - с отчаянием махнул рукой хазиначи.
- Зато у нас камней нет, - сообщил Никитин.
- Ну, а дороги? На соболей считай!
- Да ведь трудно счесть... А так, за один хороший камень - за алмаз шкурок двести дадут.
Хазиначи Мухаммед больше не мог усидеть. Он вскочил, заходил по каморе.
- Асат-хан хороший воин, но он глуп! - сердито кидал он на ходу. - Это рубака, а не правитель! Да, не правитель. Суётся, куда не следует...
- Сегодня мой срок! - напомнил Афанасий.
Мухаммед, не видя, посмотрел на Никитина, потом сообразил, о чем идет речь.
- Сиди здесь, - сказал он. - Я сейчас же еду к Асат-хану. Не посмеет он теснить тебя. Эй вы, Хасан, Гафур, коня!.. Не посмеет!.. Я малик-ат-туджаром ему грозить буду! Султаном! Я...
Хазиначи Мухаммед, разгоряченный, разволновавшийся, уехал.
Афанасий вышел во двор посмотреть вслед. Воин у ворот неуверенно переступил с ноги на ногу, приложил руку к груди, поклонился. Хозяин подворья зацвел улыбкой.
Хасан в каморе убирал остатки трапезы.
- Не надо! - остановил его Никитин. - Давай есть будем. Музаффара кликни.
Хасан согнул спину:
- Музаффар ушел, ходжа.
- Куда?
- Пошел в крепость, в войско наниматься.
- Так... Ну, вдвоем поедим.
Но Хасан все стоял у двери.
- Ты что? - спросил Никитин.
- Посмею ли я, ходжа, сесть рядом с тобой? Хазиначи...
Никитин встал, взял раба за руку, подвел к ковру, заставил сесть.
- Хазиначи из головы выкинь! - сердито сказал он. - Вместе горе с тобой делили, вместе и радость надо делить.
Хазиначи Мухаммед вернулся после полудня. За ним вел в поводу коня тот самый стражник, что приходил брать Никитина.
Передавая коня, стражник приложил руку к груди:
- Да не прогневается на меня ходжа. Я лишь выполнял волю хана.
Хазиначи Мухаммед довольно поглаживал бороду, щурил припухлые веки.
- Оказывается, ты немало нагрешил! - сказал хазиначи. - Хусейна побил, за индуса заступился, опиум вез, да и самого Асат-хана обидел! Хо-хо-хо!
- Хусейна не бил, опиум не вез, - это все враки. А индуса убить не дал, правда.
- Индусы не люди! - наставительно произнес хазиначи. - Захочет мусульманин плюнуть кафиру в рот, тот сам обязан рот раскрыть. Запомни эту истину, если не хочешь попасть впросак. Мы здесь господа, а они - твари, ничтожество, грязные свиньи, идолопоклонники. Ну хорошо. Ты новичок, первую ошибку можно простить. Но как ты осмелился самого Асат-хана опозорить?!
- Асат-хана?
- Хо-хо-хо! Не притворяйся! Мне все рассказали. Конечно, не сам Асат-хан. Хо-хо-хо!
- Ничего не ведаю...
- Да с мальчиком-то!
- С сыном Асатовым? А что я сказал?
- С каким там сыном! - залился Мухаммед. - С каким там сыном!
- Неужели?.. - догадался Афанасий. - Тьфу, срамота! Но ведь я ненароком...
Хазиначи веселился.
- Подумать: Асат-хан, приближенный самого Махмуда Гавана, военачальник над семьюдесятью тысячами, владыка Джунара, а ты ему такое... Хо-хо-хо!.. При всех!... Отчаянный человек Юсуф! Да... Не хотел сначала Асат-хан и слышать о тебе. Но я сказал, что ты человек нужный, что я сам тебя в Индию звал, буду о тебе малик-ат-туджару говорить. Про меха рассказал. Ну, сам видишь - конь здесь, а тебя никто не тронет.
- До смерти буду благодарен тебе, хазиначи. До смерти.
- Ну, ну, ну... Я хочу пить, Юсуф. У меня где-то два кувшина припрятаны. Пойдем. Я хочу расспросить тебя о дороге на Русь.
Оставив полупьяного, задремавшего хазиначи в каморе, Никитин пошел проведать жеребца. Не верилось, что конь дома. Видно, сильно распалили хазиначи рассказы о дешевизне русских мехов, коль выручил. Поначалу-то неуверенно говорил: может, отдадут коня... Да. И пьяный, пьяный, а про дороги, про города русские все выспросил и хотел записать. Что говорить! Дошлый мужик! И, видать, не маленький, коли его сам Асат-хан послушал. А так вроде ничего особенного. Купец и купец. Конями промышляет.
Под навесом Никитин нашел Хасана. Раб чистил коня, разговаривал с ним.
