— Я не призываю ко всеобщей уравниловке, — помолчав, заговорил вновь Леманн. — Кто докажет на деле свою полезность в политике, экономике и армии, тот всегда может рассчитывать на внимательное отношение к себе. Такие люди ценны сами по себе, а я никогда не забываю людей, которые сделали мне добро и настаивали, даже в ущерб своей карьере, на мерах по улучшению жизни в стране. Никогда не забываю, что бы потом ни происходило!
Какая двусмысленная фраза, восхищаюсь мысленно.
— Сейчас наша основная задача — не бороться с Мерцем, а набирать очки в сражении против канцлера Вебера. Хотя я и не могу занять пока пост президента, но на выборах в октябре Народная партия получит большинство и место канцлера. Не применять экстремистских мер, как предлагает Мерц, а легально и законно взять власть — вот чего мы добиваемся.
Экстремизм — это он про что? — не дошло до меня. Пока что единственная попытка путча была предпринята как раз Леманном десять лет назад, и только после ареста он вдруг стал страшно миролюбив. Не иначе, в тюрьме не понравилось. Вклиниться с вопросом не удалось — он продолжал гнуть свое:
— Многие из тех, кто голосовал за нынешнего президента, во многом согласны с нами, укоренившееся чувство лояльности побудило их все-таки отдать свой голос за старого вояку. До тех пор пока в рейхстаге сидит неустойчивая коалиция, ничего хорошего Германию не ждет. Парламентское большинство колеблется в соответствии с настроением момента. Четкого политического курса нет уже много лет. Повсюду я вижу зигзаги, компромиссы и уступки. Депутаты и партии предают свои принципы, глядя на грозящих пальцем глав соседних государств, не желая понимать, что национальные интересы предпочтительней и важнее сиюминутных выгод и уступок. Придя к власти, я смогу это сломать. Имея большинство, мы сможем этого добиться. Соединить всех немцев в одно целое — это была когда-то задача, которую мы, как народные социалисты, ставили перед собой, задача, которая для нас сегодня яснее, чем когда-либо.
— Объединение немецких народов ведь подразумевает и присоединение Австрии? Как к этому отнесутся там?
— Австрийской империи пришел конец, когда была подписана капитуляция. То, что там существует, только формально является монархией. Если в этом будет необходимость, мы даже сможем сохранить за Императором титул и содержание. Вот его вмешательство в политику имеет смысл прекратить. Собственно, по новой Конституции он и не имеет на это права, являясь скорее декоративной фигурой. Решение будет принимать народ Австрии, Баварии, Богемии и других земель.
Ага, записывая, понял я. Курс на раскол Империи и попытка договориться с отдельными ее частями. Сомнительное дело. Начиная играть на поле сепаратизма, недолго получить обратку.
— К сожалению, Габсбурги доказали свою полную несостоятельность. Мне, как представителю народа, воевавшего за Империю, обидно это осознавать, но пришло время других идей. Народная партия имеет мощнейшую поддержку и в Австрии, так что мы смело можем говорить о правильности нашего курса.
Я не считаю, что мы проиграли окончательно. Австрийская империя — да, она проиграла войну, армия потерпела поражение. Но время показало, что поражение Империи дало возможность без давления Вены искать новые пути и пересмотреть прежние цели.
Народная партия Австрии стремительно набирает вес в стране и уже потеснила социал-демократов, стоящих там у власти. Рано или поздно мы все равно придем к хорошо всем знакомому и правильному общему курсу. А там уже и до добровольного объединения недалеко.
— Выборы? — быстро спрашиваю. — Референдум? Очень ведь сложно сказать, как все повернется. Сегодня Германия и Австрия по населению практически одинаковы. Да и Франция может неодобрительно посмотреть на подобные действия. Парижского договора никто не отменял, а там четко зафиксирован запрет политического объединения двух немецких государств, хотя расплывчатая формулировка позволяет говорить об экономическом. Где гарантия, что французские войска не будут введены на территорию Германии или Австрии? Италии тоже не захочется расставаться со своими новыми владениями, да и Венгрия очень подозрительно относится к подобным лозунгам, имея в Воеводине большое количество этнических немцев.
— Одним из важнейших условий для подъема Германии является пересмотр Парижских соглашений и прекращение выплаты дани, ложащейся тяжелым грузом на нашу экономику.
Ишь какие слова подобрал, восхитился я.
— Мы вовсе не стремимся к новой войне. Вполне можно отстаивать свои позиции экономическими методами, не прибегая к вооруженной агрессии, но, для того чтобы застраховать себя от нападения со стороны наших недружелюбных соседей, необходима дееспособная и реформированная армия. Не менее важно и продолжение наших дружественных отношений с Русью. Нам нечего искать на востоке — вполне хватает и внутренних проблем. Двадцать лет существуют границы, разделяющие два близкородственных народа, немалое число немцев по-прежнему проживает в других странах. Только сплотившись, можно добиться, чтобы обновленную Великую Германию уважали. Одна нация, одно государство и один вождь — вот наша первейшая цель!
— И тут, — подкалывая его, сообщил я, — мы в очередной раз возвращаемся к вашему противостоянию с Людвигом Мерцем. Он не желает согласиться на роль второго плана и, по моим наблюдениям, не столь уж беспомощен. Вполне способен поломать всю вашу игру, а выйдя из партии и уведя с собой значительную часть финансирования — еще и поставить Народную партию (ну не говорить же «лично тебя») в крайне сложное положение.
Он выбросил в открытое окно машины остатки сигары и серьезно сказал:
— Рано ли поздно это должно было случиться. Мы начинали вместе и партию создавали совместными усилиями, но два амбициозных человека, и с изрядным честолюбием, не могут ужиться в одной партии на равных, как не могут спокойно сидеть в одной берлоге два медведя. И мне, кроме всего прочего, крайне не нравится его желание вернуть Империю в том виде, как она была, изъявив покорность австрийскому монарху. Это очень опасная тенденция и ведет к повторению прошлых ошибок. На самом деле он желает, став премьер-министром при Императоре, двигать его политику в правильном, с точки зрения Мерца, направлении, но это — чрезвычайно опасное заблуждение. Верховная власть не любит ограничения своих полномочий.
— Вот этот, последний абзац, — ткнув толстым пальцем в мои записи, указал Леманн, — будьте любезны не цитировать от моего имени.
— А если я напишу, что это слова от высокопоставленного лица Народной партии, пожелавшего остаться неизвестным, и не в данном интервью?
— Это уже лучше, — благосклонно кивнул, — но как-нибудь потом.
— Я думаю, не надо объяснять, — продолжил Леманн, — что любые экономические реформы (а без них не обойтись) всегда бьют на начальном этапе по большой группе населения. Человек не задумывается о будущем, его волнуют сегодняшние проблемы. Еда, жилье, дети, здоровье, отдых. Любое ухудшение вызывает негативную реакцию. Поэтому серьезные преобразования в экономике и политике возможны только при наличии сильной власти. Нельзя, имея неустойчивое большинство, предпринимать радикальные шаги — обязательно правительство свалят. Только при условии твердого правительства, не связанного обязательствами с левыми партиями, можно твердо проводить курс на улучшение жизни и думать на дальнюю перспективу. Я называю это «диктатурой развития». Как русский, вы должны прекрасно понимать, о чем я говорю. Мы давно и четко говорим об этом для всех желающих услышать, и поддержка народом нашей партии не только не падает, но и растет. Люди устали от вакханалии демократии, которая живет лозунгами и обещаниями, не претворяя их в жизнь. Я свои обещания выполню!
— Подъезжаем, — предупредил, не оборачиваясь, водитель.
— Сделай круг вдоль квартала, — приказал Леманн, — мы еще не закончили. Неудобно будет, если соберутся встречающие у закрытой двери, а мы все не выходим.
— Ну, — спросил он уже меня, — а где вечный вопрос любого иностранного корреспондента? Уж от вас его обязательно стоит ожидать. Вы ж большой специалист по Иудее.
— Уже задаю, — послушно соглашаюсь и мысленно себе аплодирую. Все-таки я был прав в этом смысле — отсюда и знания про меня. — Если Мерцу явно они нагадили в суп, и он буквально ни одной фразы не способен произнести, чтобы не разразиться филиппикой про засилье евреев, вы на этом вопросе внимания не акцентируете, но при этом все время подчеркиваете: «немецкий народ». Я бы сказал, Леманн гораздо более практичен и не стремится к обострению. Это ведь тоже способ пополнить партийную кассу, только из другого источника. Я не прав?
— Нельзя игнорировать факт непропорционально большого влияния этого народа на незрелые умы некоторой части немцев через газеты и средства информации. Нельзя не замечать, что в большинстве они придерживаются левых взглядов. И уж никак нельзя закрывать глаза на дистанцирование части евреев, проживающих в Германии, от местного населения. Этот вопрос необходимо решать.
