— В палатку целителей, — бросил Тэррик и, безошибочно отыскав в толпе воинов Олдина, кивнул ему. — Я хочу, чтобы он дожил до конца допроса. Потом пусть умрет, как и подобает пустынной собаке.
Он поскакал прочь, словно его дело здесь было закончено, исполненный такой уверенности, что ей невозможно было не восхищаться. В такие моменты Шербера понимала, почему войско так беспрекословно повинуется им — людям, пришедшим из другого мира, чужакам, ставшим по воле Инифри их господами.
Темволд выплевывал кровь и воздух через дыру в груди с такой настойчивостью, словно нацелился умереть прямо сейчас. И если бы это был другой целитель, а не Олдин, возможно, это ему бы удалось. Олдин растолкал других мужчин, выше и крупнее него, в два счета и, оглядев раненого, быстро отдал команду тащить его в палатку. Шербера было ринулась помочь, но один взгляд на ее руки остановил ее.
Она закусила губу и подчинилась.
Завтра. Завтра он снимет с нее лубки, и тогда…
— Если этот ублюдок не сдохнет после допроса, я об этом позабочусь.
Она даже не заметила, что рядом стоит Прэйир. Шербера ожидала чего угодно: напоминания о беспомощности, вопроса о том, что она здесь делает… Но Прэйир только скользнул по ней взглядом, разворачиваясь, и снова исчез в толпе воинов.
Он даже не заметил ее.
Осознание неожиданно потрясло ее до самого сердца.
Он значил для нее так много, но она сама по-прежнему была для него акрай, только акрай и никем больше. И теперь, когда ей больше не была нужна его забота, его безразличие лучше всяких слов напомнило ей об этом.
***
Шербера была акрай Тэррика, и его близкие, хоть и недовольно провожая ее взглядами, вынуждены были разрешить ей пройти в его палатку сразу после допроса пленника.
— Господин устал и никого не ждет.
Но она сделала вид, что не заметила намека. Она имела право быть рядом с ним, и это право дал ей не кто-то, а сама Инифри.
И близкие это знали. Она толкнула внутреннюю перегородку — и они отступили и снова опустились на свои ложа и взялись за свои чаши с вином. Южный народ, эти люди пили неразбавленное вино едва ли не с младенчества, и могли осушить одним махом кувшин, а потом взять меч и броситься в бой, и глаз их оставался все так же востер, а рука не дрожала. Дух в этой части палатки часто стоял такой, что можно было опьянеть только от него.
Шербера вошла и опустилась на колени, приветствуя своего господина, и по его приказу поднялась и огляделась, чуть щурясь, пока глаза привыкали к яркому свету факелов.
— Я не звал тебя сегодня. — Тэррик был уже без рубицы, и Шербера с неудовольствием заметила, что рана на плече все так же его беспокоит: она была перевязана и повязка, казалось, стала даже больше.
— Я пришла сама, — сказала она, отводя взгляд от раны и делая шаг вперед. — Поблагодарить тебя…
Он махнул рукой, обрывая ее благодарности, и подошел ближе, остановившись на расстоянии руки. Повинуясь молчаливой команде, Шербера вытянула вперед руки и пошевелила, хоть и с трудом, морщась от боли, выправленными пальцами.
— Олдин должен был снять лубки завтра, — сказал он.
— Я попросила его, — сказала она, склонив голову. — Не смогла утерпеть.
Ее пальцы были покрыты синяками и казались в некоторых местах черными, а под ногтями запеклась кровь, но Шербера видела — и видели остальные, — что теперь они были ровными.
Пальцы, которыми она сможет сжать рукоятку меча. Руки, которые сделают ее воином, как она и хотела.
Тэррик протянул ладони, и она вложила свои прохладные руки в его горячие. Он поднес их чуть ближе, разглядывая, и отпустил, удовлетворенно кивнув.
— Заживает хорошо. Скоро ты сможешь держать меч, Чербер. Поешь со мной?
— Что сказал пленник? — не удержалась она, и по тонким губам Тэррика скользнула улыбка, которую он и не попытался скрыть.
— Ты пришла сказать мне спасибо или удовлетворить любопытство, Чербер?
— И то, и другое, — честно сказала она.
А еще одна пришла, чтобы остаться с ним, пока луна Шира еще не отдала небо во власть своей младшей сестренке Шеле. Олдин сказал, что вместе с лекарством от боли давал ей отвар, который теперь не позволит ее чреву зачать от Тэррика ребенка, вот только…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Темволд хотят, чтобы мы ушли от города и оставили его им, — сказал он, отходя от нее к ложу и усаживаясь на него. По знаку Шербера уселась на другое ложе рядом и потянулась к лежащему на столе малго. Длинный толстый плод ярко-красного цвета не нужно было чистить, и она с удовольствием вгрызлась в хрустящую сочную мякоть. — Южное войско не проходило здесь, и с этим еще предстоит разобраться, но одно мы знаем точно: темволд намерены удерживать город ценой своей крови. Они будут сражаться и умирать за него. Они готовы.
— Они боятся Холодов, — сказала она неуверенно, и Тэррик кивнул.
— Они на самом деле боятся Холодов. Почему — этот пустынный паук не рассказал даже под пытками. Предпочел, чтобы ему сломали по одной все кости в его теле и влили в кровь яд, но не сказал.
— Но ведь они переживали прошлые Холода, — сказала она. Страдания предателя ее не волновали.
— В наших городах. Под нашими крышами и под защитой наших стен. Они всегда жили под защитой наших стен, грелись у наших костров, прятали ноги под нашими одеялами и спали с нашими женщинами. Но теперь в нашем мире им нет места.
Шербера склонила голову набок, внимательно слушая, но Тэррик замолчал, и тогда она спросила сама:
— Что ты собираешься делать?
Тэррик отвел взгляд и посмотрел куда-то вдаль, и в глазах его было выражение, которому Шербера не смогла бы дать название. Уверенность, упрямство, может, даже самоуверенность?
Перегородка зашевелилась, и во внутреннюю часть палатки стремительными шагами вошел темнокожий воин с боевой татуировкой на щеке. Отыскав взглядом Тэррика, он опустился на колени и склонил голову, прося прощения за вторжение. Шербера же едва удержалась от вскрика, ее тело застыло, словно парализованное ядом скорпиона, а сердце, наоборот, заколотилось так, будто решило выскочить из груди.
— Хесотзан, — сказал Тэррик спокойно. — Что у тебя есть для меня?
Хесотзан.
Друг Сайама, угрожавший убить коня Фира, едва не сломавший ей шею у реки… и уж точно следящей за тоненьким полумесяцем Ширы на небе. С каких пор он так приблизился к Тэррику, что может заходить в его палатку даже тогда, когда другим это делать запрещено?
Мужчина поднялся с колен и устремил на своего господина темный взгляд.
— Предатель умер, — сказал он, и возбуждение и радость в его голосе невозможно было спутать ни с чем другим. — Воины готовы выступать по твоему приказу, господин.
Шербера слышала, как вибрирует его голос и понимала, что это — именно тот ответ, который она получила бы, если бы их не прервали. Тэррик прикажет взять город. Предатели, которые захватили его, должны быть убиты, и город должен быть возвращен народу Побережья, как и все территории, захваченные зеленокожими.
— Что бы сделала ты, Чербер, если бы могла отдавать приказы?
Ей и воину, стоящему у выхода из внутренней комнаты, показалось, что они ослышались, но Тэррик ждал ответа, словно не замечая их смущения и растерянности.
— Я бы напала на город, — сказала она, как сказал бы любой из ее народа. — Уничтожила бы темволд, убила бы одного за другим любой ценой, а потом, захватив город, укрепилась бы за стенами и приготовилась бы к Холодам.
— А ты, Хесотзан, что сделал бы ты?
На темных щеках воина выступили красные пятна, но голос его прозвучал ровно:
— Твоя акрай сказала все за меня. Мы готовы ударить, господин. Мы готовы биться за наш город и умирать за него, когда ты отдашь такой приказ. Мы ждем его.
— Храбрость моих воинов и акраяр не знает предела, — сказал Тэррик, поднимаясь и подходя к Хесотзану. Воин был выше фрейле почти на голову и крупнее телосложением, но, казалось, стал меньше, когда Тэррик положил руку на его плечо и заглянул в лицо. — Я знаю, что каждый из вас умрет без стона и крика за свою землю и свой народ, но как фрейле и как ваш господин я должен вести вас не к смерти, а к жизни. Осада может быть долгой, а Холода спустятся с гор уже скоро. Если мы все умрем под стенами города, некому будет встречать новую Жизнь, когда она придет снова. Передай воинам мой приказ. Снимать лагерь с рассветом. Завтра мы уходим.
