Джон, вдруг, сказал:
– Я, в общем, давно такого хотел. Но все, – он повел рукой, – не складывалось. А теперь сложилось, – он поцеловал теплый висок, – надеюсь, до конца наших дней…, – его сердце билось ровно, размеренно. Юджиния, слушая четкие удары, неожиданно, поинтересовалась:
– Давно хотел, говоришь. А чего ты ждал тогда?
– У тебя имелся…, – недовольно отозвался Джон, – прямой потомок Шарлеманя, или как его…, Я всего лишь наследник какого-то римского офицера, сидевшего на стене Адриана и сражавшегося с дикими пиктами. До времен Вильгельма Завоевателя у нас титула не было. Куда мне с ним тягаться? – Юджиния расхохоталась.
В один из ее визитов в Париж, Мишель познакомил тетю с французским графом, вдовцом. Племянник реставрировал его семейные картины.
– Я не смогла встречаться с мужчиной, проводившим больше времени перед зеркалом, чем я сама, – задумчиво сказала Юджиния:
– По тебе видно, что ты перед зеркалом только бреешься. Я тебе новый пуловер куплю, в Лондоне. В старом, – она взглянула на ковер, – моль дырки проела.
– Можно заштопать, – он окунул руки в распущенные, тяжелые, каштановые волосы:
– Старое, оно не всегда негодное, Юджиния…, – она прикусила губу, сдерживая стон.
Юджиния очнулась от голоса кого-то из консерваторов:
– Уважаемая депутат долго и горячо говорила о нуждах своих избирателей. А известно ли уважаемому депутату, что ее избиратели подвергаются опасности, являясь мишенью для отвратительных, антисемитских выходок членов так называемого «Британского Союза Фашистов», где, на первых ролях, подвизается сын уважаемого депутата, мистер Питер Кроу? – консерваторы затопали ногами. Юджиния, сжав зубы, заставила себя поднять голову.
После дебатов, добравшись до кабинета, она попросила секретаря принести крепкого кофе. Консерваторы внесли билль о запрещении ношения униформы гражданскими лицами. Штурмовики Мосли, во главе с Питером, пока что свободно разгуливали по Лондону в черных рубашках. Мистер Адамс, депутат от Лидса, известный антифашист, прямо назвал Питера опасным сумасшедшим.
– Все, как обычно, – Юджиния взялась за почту: «Что Адамс говорил? Мы три года бездействуем, наблюдая появление нового британского фюрера, мистера Мосли, и его правой руки, мистера Кроу».
Сверху лежала телеграмма. Юджиния распечатала ее:
– Дорогие родственники, вчера появились на свет мальчики, близнецы, по шесть фунтов каждый, здоровые и крепкие. Эстер себя отлично чувствует, посылаем нашу любовь…, – телеграмму подписал Давид Мендес де Кардозо:
– Добрался из Маньчжурии, или где он обретался. Успел к родам. Хаим обрадуется, два внука. А у меня, когда появятся? – подумав о Маньчжурии, Юджиния вспомнила, что Наримуне отплывает на следующей неделе в Японию. Лаура, по словам герцога, получила назначение в Токио.
– Они встретятся, – Юджиния закурила папироску, – но бедный Джованни. Италия почти рядом, а теперь Лаура далеко, на краю света…, – Юджиния сама читала почту и отвечала на письма.
Погрузившись в работу, она встрепенулась, когда заскрипела дверь. Леди Кроу поднялась, оправляя бежевый, твидовый жакет от мадам Скиапарелли: «Чем я обязана, сэр Уинстон…»
У него было лицо бульдога, твердое, упорное.
– Я вашему секретарю велел еще две чашки кофе принести. Голова болит, – Черчилль помолчал, – погода меняется. Бабье лето закончилось, – он, неожиданно легко, опустился в кресло.
Юджиния еще никогда не разговаривала наедине с хорошим другом герцога, бывшим членом кабинета министров, а ныне просто депутатом парламента. В бытность Черчилля министром внутренних дел он отдавал приказы о подавлении демонстраций суфражисток, в которых участвовала тогда еще мисс Юджиния Кроу.
Он пил кофе, покуривая сигару:
– У вас подбородок вашей бабушки, леди Кроу. Я имел честь ее знать, когда она еще, так сказать, в отставку не ушла. Вы в то время с плакатами разгуливали, добиваясь предоставления женщинам избирательного права. Ее подбородком железо можно было резать, вашим тоже. Вы сегодня хорошо держались, в Палате, – он стряхнул пепел.
Юджиния вскинула подбородок:
– Добивались, и добились, сэр Уинстон. Вы у меня хотели что-то спросить? – он покачал головой:
– В общем, нет. Считайте, что я пришел сказать вам комплимент, леди Кроу.
У двери Черчилль оглянулся:
– Вам и вашей семье. Вы четыреста лет служите Британии, и, я уверен, будете делать это и дальше.
Он обвел рукой кабинет:
– Здесь, на ваших заводах, и даже, – Черчилль повернул бронзовую ручку, – на континенте, – серые глаза потеплели:
– Мы этого не забудем, обещаю.
Черчилль тихо вышел, Юджиния оперлась на стол:
– Он знает. Джон говорил, что три человека знают, кроме меня, самого Джона и Джованни. Даже король ничего не подозревает. Так безопасней…, – по Лондону ходили слухи, что миссис Симпсон, предполагаемая жена короля, близка с новым послом нацистской Германии, Иоахимом фон Риббентропом. Юджиния присела на край стола: «Знает. Он пришел, чтобы поддержать меня».
Возвращаясь в кабинет, он думал, что политика умиротворения Гитлера, ведущаяся премьер-министром, рано или поздно покажет полную непригодность. Он понимал, что Британии придется выбирать между бесчестием сделки с нацистами, и войной, и она, скорее всего, выберет бесчестие. Остановившись у окна, он посмотрел на серую Темзу:
– То есть войну. Другого не случится.
Вода вздувалась под сильным ветром с востока, по мосту тек поток автомобилей, над Темзой кружились чайки. Черчилль знал, что Британия не была готова к войне:
– Надо готовиться, – разозлился он, – правильно Джон говорил. Вооружать авиацию, менять истребители, заниматься военным флотом. Когда я стану премьер-министром, – решил Черчилль, – я ее заберу в кабинет. Возьмет на себя промышленность, она отлично разбирается в производстве. Сын ее, наверняка, в армию захочет пойти, но я его не отпущу. Пусть управляет концерном. Нам понадобится сталь, много…, – он вздохнул:
– Если он доживет до войны.
Черчилль слышал, как депутаты осторожно обходят его по дуге, стараясь даже не дышать. Он еще немного постоял, и пошел к себе.
За обедом, на Ганновер-сквер, Юджиния упомянула о визите Черчилля. Джон усмехнулся:
– Он хотел на тебя поближе посмотреть. Должно быть, какие-то планы строит, на будущее…, – Юджиния оглядела отделанную каррарским мрамором столовую: «Джованни совсем один остается, надо ему помочь».
– Поможем, – согласился герцог, помахав телеграммой, что Юджиния принесла из палаты:
– Поедем в Harrods, выберем подарки. Скоро и мы с тобой, – он взял ее руку, – внуков дождемся, – они говорили свободно, герцог ручался за особняк. Юджиния сначала стеснялась приходить сюда. В особой комнате, на первом этаже круглосуточно дежурили охранники. Джон поднял бровь:
– На шестом десятке мне неудобно пользоваться нашим традиционным способом ухаживания, то есть люком в крыше. Люди у меня проверенные, никаких слухов не пойдет.
В кабинете герцога, над камином, висел: «Подвиг сэра Стивена Кроу в порту Картахены». Они разожгли огонь. Погода, действительно, менялась, вечер был сырым. Юджиния, посмотрела на золотистые искорки в бокале портвейна:
– Стивен на него похож, – она кивнула на портрет, – лицо упрямое. Зачем он отпуск взял, ты мне говорил? – герцог погладил теплый шелк платья на плече:
– Должно быть, в Испанию отправился, с приятелями, – отозвался он:
– Такого им никто запретить не может. Решили провести отпуск на юге…, – Юджиния прижалась головой к его груди:
– Кровь Ворона. Впрочем, и у нас она имеется, и у Холландов. У всех, в общем…, – проводив сына в Кембридж, Джон велел ему держать глаза открытыми и сообщать обо всех подозрительных визитерах. По словам Маленького Джона, Тони уехала в Манчестер, писать статью о профсоюзах.
– Пройдет, – успокоил себя герцог, – это юношеское. Бабушка Полина курьером у Маркса подвизалась, по молодости лет. Тони получит диплом, встретит хорошего человека, выйдет замуж…, – дальше он старался не думать. Джон вообще, в последние дни, предпочитал думать только о делах. Канарейка готовилась к отлету. Они надеялись, что теперь получат, свежую информацию о планах японских военных.
– Давид работал в Маньчжурии, – вспомнил Джон, – однако он врач. Он с японской армией, должно быть, и не сталкивался.
– Надо Хаиму поздравление отправить, – сказал он вслух, забирая у Юджинии хрустальный бокал.
– Но я пока что не дед, а ты не бабушка…, – она шептала что-то ласковое, а Джон вспоминал разложенные по столу рентгеновские снимки, в кабинете врача, на Харли-стрит.
– Но я почти прекратил кашлять, – растерянно сказал Джон. Указка обвела светлое пятно на левом легком.
