кулаком по столу. Диспетчеры вздрогнули.
– Вы собьете коммерческий лайнер, полный невинных гражданских…
– Достаточно, мистер Паттерсон! – прикрикнул офицер, не привыкший к нарушению субординации. – Вам и вашему персоналу приказано начать стандартные процедуры, не более. Все остальное уже не в вашей юрисдикции.
Джордж не ответил.
– Вы меня поняли? – рявкнул Салливан.
– Так точно, – сказал Джордж. – Ваши люди получат полный доступ ко всему, что им понадобится.
Распахнулась дверь. Диспетчеры тут же окунулись в работу.
– Дасти, – спокойно произнес Джордж с лицом жуткого оттенка красного. Следом за ним вышли три офицера в форме. – Посвяти этих ребят в основы.
Вся башня молчала.
– Я сейчас немного занят, чтобы учить новичков, – ответил Дасти, переводя взгляд с начальника на военных.
– Я-то это понимаю. Но деваться некуда. – На этом Джордж надел наушники и бросил одному из офицеров бинокль со стола.
Никто в башне не сказал ни слова. Все отлично знали, что в такой ситуации значит у военных «второй протокол». Но от реального столкновения с ним все лишились дара речи.
Дасти, покачав головой, пробормотал соседке: «Уже поздно отпрашиваться по болезни, да?» Он подозвал к себе офицеров, но вдруг замер и ткнул пальцем в телевизор. Все обернулись.
По CNB, прервав репортаж, теперь показывали одинокого ведущего в студии. Его взгляд метался от камеры к распечаткам на столе. Выражение лица говорило само за себя: в и без того уникальный момент ему в руки попал эксклюзив. Кто-то включил звук.
«…Жена капитана Билла Хоффмана, пилота угнанного рейса „Коустал четыре-один-шесть“. В данный момент она находится с одним из наших репортеров, и мне передают, что у миссис Хоффман есть важное сообщение для американской общественности и для президента Соединенных Штатов. Мы подключимся, как только они будут готовы. CNB еще неизвестно, что…»
Дасти взглянул на Джорджа и военных: их будто заворожила разворачивающаяся сцена. Он вернулся к радару. Для Дасти игра все еще продолжалась.
– «Коустал четыре-один-шесть», ответьте, – снова сказал он в микрофон, чуть не добавив «пожалуйста».
Новостной фургон резко остановился, Кэрри вжало в спинку. Оператор отодвинул боковую дверь и выскочил наружу. За ним последовали Ванесса и Скотт. Следом выпрыгнула Кэрри и обернулась, чтобы принять у Тео Элизу. Камера уже работала, когда журналистка двинулась от фургона спиной вперед и заговорила в микрофон.
– Я нахожусь рядом с бывшим домом Хоффманов… – сказала Ванесса, показывая на развалины за плечом, – …с миссис Хоффман – Кэрри – и ее двумя детьми. С радостью сообщаю, что семья спасена, все живы и здоровы. Но ситуация на борту четыре-один-шесть остается напряженной, и миссис Хоффман хочет поделиться со зрителями важными сведениями. В особенности – с президентом Соединенных Штатов. – Журналистка перевела дыхание и жестом пригласила в кадр семью, но вдруг остановилась. Оператор обернулся. Увидев, в каком состоянии Кэрри с детьми, тут же навел объектив – и око мира – на них.
Кэрри с раскрытым ртом приросла к месту при виде их дома. Точнее, их бывшего дома. Она медленно шагнула навстречу тому, что осталось от взрыва, то есть… пустому месту. Ничего не осталось. Она услышала, как Скотт шмыгнул носом, и взяла его за руку.
Ванесса приподняла желтую ленту, семья прошла под ней. Журналистка молчала – и Кэрри знала, что сейчас молчат все, кто их смотрит. Все видели дом, все знали, что произошло. Но впервые сюда вернулась семья. Кэрри увидела дуб на заднем дворе и вспомнила, что еще утром стояла возле раковины на кухне и наблюдала за листьями, пляшущими на ветру. Теперь дерево расщепилось и обуглилось, а кухни вообще больше не было. Она медленно качала головой, но не вымолвила ни слова.
– Миссис Хоффман, – мягко обратилась к ней Ванесса. – Вы в порядке? – и протянула ей микрофон.
Кэрри перенесла Элизу на другое бедро и снова взяла Скотта за руку. Когда она повернулась к камере, в ее глазах горела решимость.
– Мы будем в порядке, когда самолет сядет, – сказала она.
Ванесса улыбнулась.
– Мэм, что вы хотели нам сказать?
Кэрри кивнула, поставила Скотта перед собой, положила руку ему на плечо, сделала глубокий вдох.
– Господин президент, – начала она, с шумом выдохнув всю свою нервозность. – Я знаю, что сейчас вы в Ситуационной комнате, решаете, как быть. Знаю, что вам передают все данные по мере поступления. Знаю, что вы знаете: меня и детей увезли из дома под угрозой смерти. Нас связали. На меня повесили взрывчатку. Наш… – голос сорвался, когда она бросила взгляд на тлеющие развалины, – …наш дом разрушен. Знаю, что вы знаете: нас спасло ФБР. Теперь мы в безопасности. И знаю, что вам сообщили: второй пилот вооружен и с самого начала участвовал в захвате.
Кэрри понятия не имела, чем власти уже поделились с общественностью: судя по лицу журналистки, это заявление стало новостью.
– Я знаю, что последнее слово за вами. Это непростой выбор. Я знаю, что Соединенные Штаты не ведут переговоров с террористами. – Кэрри прижала к себе сына, ее голос снова надломился. – И я знаю, что, скорее всего, вы прикажете сбить самолет.
Скотт поднял глаза на маму. Она лишь прижала его еще крепче.
– Сэр. Господин президент. Прежде чем принять это решение, прежде чем вы собьете коммерческий рейс с невинными американцами, я должна сказать вам то, что знаю. То, что вам не сообщит ФБР. То, чего не будет в ваших докладах.
Кэрри замолчала, по щеке скользнула слезинка. Но на ее губах появилась улыбка.
– Я знаю, что может спасти самолет. Я знаю, что даст пассажирам шанс выжить. Я знаю, как вернуть их домой. – Новая слезинка. – Но это непростой выбор – он очень тяжелый. Потому что вам придется закрыть глаза на факты – и поверить в истину. Потому что истина такова: шанс на спасение рейса четыре-один-шесть уже находится на борту.
Кэрри закусила губу, на миг уставившись в пустоту и пытаясь сообразить, как лучше выразить то, что у нее на душе.
– Когда захватили нашу семью и поставили Билла перед выбором – мы или самолет, знаете, что он ответил? Когда к головам наших детей приставили пистолет, когда он понял, что наш дом взорвали, – знаете, что он ответил? – Она с улыбкой пожала плечами. – Он сказал: нет. Он не сделал выбор. Он не сдался, потому что тоже знает, что мы не ведем переговоров с террористами.
Кэрри пригладила волосы.
– В этом они и просчитались. Они не понимали, что такое чувство долга. Билл – мой муж, капитан Хоффман, – привержен долгу. Я это отлично понимаю. И, господин президент, вы и сами привержены долгу, я в этом уверена. Я невероятно благодарна за то, что офицеры ФБР нашли нас вовремя. Потому что я знаю своего мужа. И знаю – уже безо всяких сомнений, – что он не разбил бы ради нас самолет. А теперь? Теперь, когда его семья спасена и ему об
