Клуб объединял супервизионную группу, посиделки сплетников, познавательный кружок и подпольное общество, развивая славные традиции мистической северной столицы. Расположение в историческом центре внутри трехэтажного готического особняка напротив Карповки, дух старины и скрипучая лестница, ведущая в цокольный этаж – отражали важнейшую культурную составляющую.
Внутреннее убранство гостиной поддерживало аналитический шарм: мягкие кожаные кресла, широкий диван с изящной кушеткой, вдоль стены антикварный шкаф с книгами, дубовый письменный стол с пожелтевшей прессой и грудой бумаг, в углу деревянный комод с фотографиями в рамках и изогнутой в форме фламинго лампой. Стены увешаны гравюрами с дождливыми пейзажами. На полу выделялся пестрый турецкий гобелен. Дабы не испортить ковер, профессор заставлял снимать уличную обувь и надевать сменные тапочки, не перенося одноразовые бахилы. Места хватало всем, но в пылу жарких дискуссий становилось душно, и лишь приоткрытая форточка спасала от гипоксии.
Основной актив составляли вчерашний ординатор Игорь Борисенко, психолог юнгианского толка Юрий Вертинский и радикальный бихевиорист Михаил Бурдемов.
На последнем собрании Иван не собирался выступать перед аудиторией, забыв, что сегодня должен представить миниатюрный доклад. Обычно он делился наболевшим, когда уже накипело, когда сердце выпрыгивало из груди, или когда был преисполнен вдохновением от свершившихся лечебных чудес. Плановые мастер-классы участников не давали спускаться в пустой треп о прелестях переменчивой погоды.
– Рад видеть всех в добром здравии, – торжественно произнес профессор, зажигая сигару, пытаясь походить на австрийских психоаналитиков, но по-прежнему выглядел как суровый психиатр из института Бехтерева. – Сегодня Иван Алексеевич поведает нам случай из практики. Вы готовы?
– Увы, нет! Извините, вылетело из головы, – неловко оправдался Иван, наливая в фарфоровую чашку чай с бергамотом.
– Вытеснили вашу обязанность? – попытался пошутить Вертинский, блеснув болезненно бледной кожей, будто самый настоящий вампир с бедной мимикой, вытянутым лицом, скошенным подбородком и прилизанными на бок жесткими, черными локонами. Сидя в кресле, он почти не двигался, сверкая красными запонками горчичной рубашки.
– Закрутился и не успел! – парировал Иван. – Уважаемые, коллеги! Есть, что рассказать спонтанно, так сказать, без подготовки. На этой неделе взялся за психотерапию пациента с довольно запутанным арсеналом проблем. Сексуальные нарушения, комплекс неполноценности, тревожно-мнительные черты на фоне достаточной адаптации.
– Набор – классика. Вы уже определили, с чего начать? – нетерпеливо спросил Борисенко – простоватый молодой человек с двухдневной щетиной в зауженных джинсах, бордовой водолазке и коричневом джемпере на толстых пуговицах, выделяясь выразительным глазами, полными жажды познания, а также привычкой прятать руки в карманах.
– Проявите терпение, господа! – вмешался Моисеев. – Прошу, Иван Алексеевич! Далее?!
Майкин лаконично изложил формальные данные и пересказал анамнез – все то, что успел собрать на первичной встрече, и пустился в размышления о тактике терапии:
– По-моему, ему необходим позитивный опыт, чтобы ощутить уверенность в себе. Есть выраженные коммуникативные нарушения в общении с женщинами. Он плохо, точнее, совсем не умеет знакомиться.
– И как вы планируете его научить? – спросил Бурдемов, манерно почесав подбородок.
– Дать прямые наставления, что и как делать, чтобы он реализовал их по мере возможностей.
– Думаете, получится? – с нескрываемым сомнением спросил профессор Моисеев. – Он сильно обеспокоен по поводу самооценки. Испугается и сочинит сотню отговорок, чтобы не выполнять ваши терапевтические посылы.
– Проще сначала обучить его методикам снятия напряжения, чтобы он самостоятельно справлялся с беспокойством, – вставил Бурдемов, покачав сократовским лбом. Короткая кудрявая шевелюра и оттопыренные уши придавали ему неповторимую харизму вперемешку с комичностью.
– Конечно, изменить поведение – важная задача, но без анализа характера это сложно осуществить, – надменно заметил Вертинский. – А как насчет внутреннего мира? Что происходит в его подсознании?
– А надо ли класть его на кушетку? – усомнился Иван. – Я не сторонник длительной терапии в данном контексте. Пациент очень нетерпеливый, и, на мой взгляд, не доверяет анализу.
– Нужно интерпретировать его сновидения. Они дадут ценный материал! Хотя бы так вы приоткроете ящик Пандоры! – настаивал аналитик. – Личность не набор рефлексов. Слепое научение не даст стойкого результата.
– Позвольте! – возмутился бихевиорист. – Поведенческая терапия имеет научную обоснованность и доказанную эффективность. Она включена в стандарты в отличие от умозрительных психоаналитических фантазий.
– Господа, не будем сейчас дискутировать. Мы успеем поспорить позже, – вмешался Моисеев. – Игорь, а вы что-то добавите?
– Я соглашусь с Иваном Алексеевичем. Здравая стратегия. Выгоднее отталкиваться от потребностей пациента, от его прямого запроса. Зачем навязывать негативные практики? Это испортит комплайнс.
– Выражайтесь проще! – парировал Вертинский. – Дорогой, Иван! Погрузитесь в его субъективность, узнайте, о чем он думает. Вы только видите водную гладь, а придется спуститься глубже, не достичь дна, но поплавать среди рифов. И тогда вам воздастся.
Иван придирчиво воспринимал стратегии отличных модальностей, и при всем уважении мнение членов клуба подвергал тщательной проработке, отрицая авторитетов. Далеко не всякий психотерапевт способен оценить пациента системно, находясь в плену выбранной школы. Радикализмом особенно грешат начинающие психологи и закостенелые преподаватели, переставшие замечать чужой опыт и следить за тенденциями научной мысли. Если молодым простительно пропускать детали, то упорство метров вызывает усмешку. Иван пытался взглянуть на проблему более объективно, как бы сквозь известные измерения, но и он не мог переступить грани нажитых стереотипов.
Клубные собрания помогали многое расставить по местам, увериться в правильности решения и внушали оптимизм. Иван никогда не доходил до отчаяния, но случались моменты, когда он не знал, что делать, как поступить, терял аргументы, впадал в ступор, испытывал дрожь и урчание в животе. Столкновение с бессознательным пугало, вызывало экзальтацию и даже отвращение, если окно в бездну открывалось жестоким и безжалостным эхо. Только подобные резонансы, как правило, возникали в ходе длительной психотерапии.
Прежде всего, клуб принадлежал председателю. Его востребованность и слава вызывали зависть и восхищение. Он приглашал гостей, чтобы не сойти с ума от головокружительного успеха, устраивая себе разгрузочную психотерапию. Когда-то Майкин подозревал, что Моисеев высасывает их силы, словно энергетический вампир, но после дебатов выходил на улицу просветленным, отказавшись от голословного обвинения. Профессор претендовал на высокую должность в президиуме психотерапевтической ассоциации, но год за годом получал отказ, и в том числе поэтому создал альтернативное общество.
На научных тусовках нужна свежая кровь, чтобы пополнять бездонную копилку идей. Заслуженным ветеранам свойственно ностальгировать по прошлому, когда они были чисты и наивны, а теперь есть возможность казаться важными на фоне неоперившихся птенцов, на веру принимающих самую нелепую билиберду.
Борисенко как неприкаянный стриж перелетал с одного направления на другое сомневаясь, останется ли в профессии в ближайшую пятилетку. Бурдемов отличался резкостью суждений, без капли эмпатии и конгруэнтности, как злой учитель с колючими розгами, но и он имел благодарную аудиторию. Кому-то подходит армейский подход, прямые внушения, логические построения и культ разума. Невротикам свойственно колебаться
