в принятии решений, мусоля и пережевывая за и против, а четкие инструкции и неукоснительный алгоритм действий прекрасно возвращают в реальность.
Философски настроенным и поэтическим личностям, готовым бороздить океан подсознания, подойдет юнгианский психоанализ. Вертинский не отличался устроенностью психического аппарата и выглядел инфантильно, словно дома его ждет столетняя бабушка с горячим какао с медом и мятными пряниками.
Без веских оснований Иван никогда не вступал в идеологические перепалки, ценя диалектизм мнений. В клубе происходил своеобразный вариант групповой психотерапии. Добрый папа и Большой брат с дымом сигар подобно психоактивным благовониям создавали обстановку уюта и предельной честности. Майкин обожал наивные шутки и задор вчерашнего ординатора, уважал безжалостную критику и ангажированность бихевиориста, и превозносил великую логику председателя.
Отсутствие новых лиц усиливало качество встреч. Если Иван не приезжал сюда дольше месяца, то ощущал томительный дискомфорт в солнечном сплетении, будто не закрыл важный гештальт, мучился бессонницей или видел пугающие сны, точнее, осознанные сновидения с архетипами. Пробуждаясь, Иван забывал их, не успев записать сюжетную линию.
В тайной цитадели создавались самые неожиданные психотерапевтические стратегии. Казалось, что профессор снимает собрания на скрытую камеру или записывает дебаты на диктофон, чтобы использовать информацию в педагогических целях или для компромата, хотя кому они сдались, кроме самих себя, разворачивая спонтанную психодраму без главных и второстепенных ролей? Встретившись в других местах, они бы разругались в пух и прах и разошлись навсегда, а здесь поддерживалось единство, чтобы отвлечься от суеты и структурировать поток мыслей. Не более.
Глеб Ваганович вел лекционный курс по основам психоанализа в петербургском университете. Редкими свободными вечерами штурмовал библиотеки, где составлял список литературы, и скидывал членам клуба на почту названия забытых сочинений классиков, остроумные цитаты, как будто все были ангажированы аналитической археологией.
– Вы хотите утопить нас в умозрительных теориях каменного века? – с подвохом спрашивал Бурдемов. – Меня не сбить с когнитивных рельсов.
– Никто и не собирается! – вспыльчиво возражал председатель. – У нас демократия! Если хотите, откажитесь от рассылки.
– Зачем же отказываться?! Есть дань уважения.
– Присылайте, присылайте! Полезных книг много не бывает, – щебетал Борисенко, глотающий тонны разнородной литературы.
Состоявшиеся психотерапевты излишне консервативны, особенно столетние метры, а Моисеев спокойно выслушивал отличную точку зрения, мог взглянуть на клинический разбор с другой плоскости и даже в рамках эксперимента отказывался от психоаналитической платформы. Слушатели ценили его пластичность, зная, что он всего-навсего забавляется, и не теряли нюх. Опытных психологов не ввести в заблуждение. И доктор Майкин пытался познавать что-то новое, осваивая невиданные прежде техники, хотя при пристальном изучении многие из них повторялись, называясь иначе, и представляли собой хорошо забытое старое.
Академические психотерапевты убеждали, что психиатрия переживает глобальный кризис, затронувший и психологию. Противоположенные мнения указывали, что психотерапия бурно развивается, а число обращающихся за помощью несравнимо выше, чем в девяностые и нулевые годы. Майкин соглашался, что психологическая культура повышается, но по сравнению с западными странами, мы только делаем несмышленые шаги, хоть и пытаемся казаться взрослее. Психотерапия развита в больших городах, а в двух столицах переизбыток предложений. Развитие дистанционных технологий и бум социальных сетей сделали психотерапию сверхдоступной. Межличностная дистанция в сети сокращается до предела, развивается эпистолярная терапия, и запущены сайты с автоматическим подбором психолога по заданным алгоритмам. Выбор слишком велик, вызывая путаницу у потребителя.
– Раньше в нашу клинику приезжали со всей страны, записывались за месяц и более, сидели в очереди, а томительное ожидание и дальняя дорога носили психотерапевтический эффект. А сейчас настоящих профессионалов затмили самоучки и мошенники с дипломами из подземных переходов, – жаловался Моисеев. – Это обратная сторона популяризации психологии!
– Если приехал за тысячу километров, как не вылечиться? Иначе будет накладно! – находчиво отметил Бурдемов.
– И что делать, профессор? – спросил Борисенко, готовый броситься в бой. – Как дать отпор дилетантам?
– Универсального рецепта не существует. Прошу людей десять раз подумать, прежде чем принимать решение. Все взвесить, обратить внимание на опыт, квалификацию, учреждение, научные труды. Сложить переменные и поставить галочку!
– По-моему, проблема завышена, – высказался Майкин. – Пациенты посещают разных специалистов, сравнивают подходы, могут параллельно обращаться к психологам противоположенных модальностей, если возможности позволяют, и в итоге находят своего терапевта. Или перемещаются по кругу, коллекционируя скальпы, создавая черный и белый списки, оставляя груду нелестных отзывов на форумах. Приходится мириться с современными веяниями и адаптироваться.
– А кто еще не приспособился? Полагаю, в наших рядах таких чудаков не найти, – патетично произнес Моисеев. – Вы прогрессивное поколение, и даже я, находясь в предвкушении маразма, понимаю, куда надо кликнуть, чтобы получить то, что нужно. И я сделал себе персональный сайт. А как сейчас без него?! И старику понятно!
Никто из присутствующих не рискнул возразить. Моисеев не отставал от трендов и только прикидывался музейным экспонатом. А Майкин почти не консультировал онлайн, оттягивая неизбежное, не видя в том особой нужды, так как был загружен очной работой, не испытывая недостатка в страждущих.
Получив обратную связь, Майкин убедился, что выбрал верную тактику с Афанасием, надеясь, что он не сорвется и придет повторно, иначе головоломка останется неразгаданной.
– Вам нравится заниматься половыми нарушениями? – претенциозно спросил Моисеев, отложив к пепельнице сигару.
– Таких пациентов много, а сексуальная сфера втиснута между разными дисциплинами. На сеансах аспекты сексуальности всегда всплывают.
– Это верно! Но где границы компетентности? Вы же не получали соответствующего образования?
– Да, но я не занимаюсь узкой специализацией. Если вижу, что не помогу, что чего-то не понимаю, то направляю к сексологу. Только где их найти? Редкий вид!
– Есть один на примете, – вмешался Бурдемов. – Передам вам его контакты.
– Спасибо, – кивнул Иван, чувствуя жжение в грудной клетке, когда его явно недооценивали.
– Сексуальные неврозы универсальны, – высказался Вертинский. – Мы должны заниматься ими. Весь классический психоанализ построен на либидонозных инстинктах. И как отрицать очевидное? Кто из нас не брался распутывать амурные похождения пациентов?
– Если они говорят об этом.
– А если молчат? Разве вы не спросите, все ли там благополучно?
– Я спрашиваю, но не увлекаюсь, – пояснил Бурдемов. – Это не моя тема. Слишком специфичная, провоцирует неудобство. Признайте, что не каждый психолог способен разбирать сексологию в мельчайших деталях без личной предрасположенности и подготовки. Нет, это не для меня! Но спросить мы обязаны! Как же иначе?!
Не успев обсудить границы компетентности и значимость сексуальных аспектов бытия, профессор с грустью объявил, что пора закругляться. Согласно регламенту собрание длилось два часа без перерыва. Моисеев отличался подчеркнутой пунктуальностью, обвешав стены гостиной механическими часами.
– Благодарю вас за увлекательный доклад, Иван Алексеевич! Хочу обобщить, что занимаясь сексуальными расстройствами, мы вступаем на зыбкую почву. Уж слишком много факторов влияет на сексуальность. Вы
