кровавая клятва, Лари! Даже если бы Джия очень хотела, то не могла бы тебе ничего рассказать.
* * *
Он вошёл, и в комнате стало как-то очень тесно. Медведя всегда было много. В любом помещении. Леолия стояла, глядя в окно на пылающий в золоте заката сад, и не обернулась, но сразу почувствовала, что муж здесь. В отличие от косолапых родственников, Эйд умел ходить бесшумно.
— Ты звала меня, моя королева? — сухо просил герцог.
— Да.
Ей было холодно, безумно холодно. Как-то сразу чувствовалось, что пришла осень.
— Почему ты сразу не сказал мне, что у вас с Лараном свой план? Почему допустил, чтобы я совершила все эти ошибки?
Она обернулась и с отчаянием глянула него. Но лицо герцога не потеряло бесстрастности.
— Я полагал, что тайный сыск находится в моей компетенции.
Леолия вздрогнула и обхватила себя руками.
— Так и есть… но это не рядовой случай!
Он приподнял бровь.
— Тогда разъясни, в каких случаях я обязан уведомлять тебя?
— Эйд! — крикнула она. — Перестань!
Ей хотелось, чтобы он обнял её, хотелось сказать, что ей плохо без его тепла. Без него. Но она стиснула зубы.
— И что теперь делать с взбунтовавшимся щитом?
Эйдэрд пожал плечами.
— Ничего. Ларан сам вернёт его в состав королевства.
— Но они мятежники! Положим, герцог провокатор, но ведь они присоединились к нему добровольно!
Медведь сузил глаза.
— Повесить каждого десятого, моя королева?
— Не надо делать из меня монстра, Эйд, — голос её дрогнул. — Я не имею ввиду… Но и оставлять безнаказанным их преступление…
— Вчера Яр укусил тебя за руку. Это покушение на королеву. Карается колесованием. По закону ему сначала нужно выбить зубы, то есть то, чем он совершил нападение…
— Эйд! Он — ребёнок, причём тут…
— Они — тоже. Поэтому у них есть их хранитель и щит. Единственный, кто может руководить этим сбродом головорезов и вчерашних пиратов. Люди так быстро не меняются, Лео. Двести лет — слишком малый срок.
Она вздрогнула от имени, которое ей придумал он. Заглянула в холодные чёрные глаза. Медведь пристально смотрел на неё.
— Я могу идти?
— Эйд… Подожди.
Шагнула к нему, обхватила руками и прижалась к груди.
— Эйд, я очень сержусь на тебя. И на Ларана. Хотя на тебя больше. Мне больно, что ты… Как будто не доверяешь мне. Как будто… Но мне плохо без тебя. Мне давно не было так плохо! Я злюсь, но мне нужен ты. Пожалуйста, обними меня. Я больше не могу.
По щекам её побежали слёзы, и чёрная скала будто растаяла в её руках.
— Малышка, — прошептал он, нежно прижимая супругу к себе, а затем подхватил на руки. — Прости. Я иногда забываю, какая ты маленькая девочка. Под твоей маской перестаю видеть тебя.
Она обхватила руками его шею и прижалась, всхлипывая. Эйдэрд поцеловал её волосы.
— Почему ты так… — прошептала она, сглатывая слёзы, — почему ты так сильно на меня обиделся?
— Потому что ты перестала мне доверять, женщина моя. Ты перестала верить в меня так, как верила четыре года назад. Даже когда ненавидела, даже когда я вёз тебя на Запретный остров, ты мне верила, Лео. Ты единственный человек, которому я могу отдать себя целиком и не ждать удара со спины.
— А Ларан…
— Он мне друг. Но однажды он едва не прикончил меня. Ты знаешь. Прошу тебя, никогда больше не отчитывай меня перед другими. Даже если зла на меня. Ты можешь мне всё высказать, всю ярость, все претензии. Можешь даже ударить, если хочешь. Но только наедине. Дай мне шанс объяснить тебе то, что не понятно и вызывает гнев. Тебе было достаточно спросить меня обо всём наедине. Я бы рассказал.
— Прости, — прошептала она. — Иногда я слишком королева.
— Этого я и боюсь. В одном я согласен с Лараном: я тебя испортил. И боюсь, что однажды ты перестанешь быть собой и закаменеешь в королеву. Я очень радовался, видя как ты стремительно взрослеешь. А сейчас я этого боюсь, Лео.
Она стала целовать его, а потом вдруг улыбнулась и глянула на него лукаво.
— Неужели есть что-то, чего мой Медведь боится?
— Да, — без улыбки ответил он. — И этого очень много. Слишком.
— Тогда я тебе ещё добавлю страхов. Вскоре на этот свет появится ещё одна девочка, за которую ты будешь переживать. Возможно, даже больше, чем за меня.
Эйдэрд вздрогнул, всмотрелся в её блестящие глаза и спросил, резко охрипнув:
— Почему ты уверена, что девочка?
Леолия пожала плечами.
— Я чувствую. Она совсем другая, чем Яр. И меньше заметна… Я хочу назвать её Эрикой…
Он положил руку на её живот.
— Сколько?
— Не поверишь. Пять.
— Маленькая, — с тревогой в голосе отозвался Эйд. — Подожди, я позову лекаря…
Леолия рассмеялась.
— Он уже смотрел… И нет, не надо его вешать над воротами. Ничего не говорить тебе ему приказала я.
Медведь тихо зарычал и зарылся в её волосы.
— Мы квиты, Эйд, — прошептала Леолия с торжеством. — Ты промолчал о вашей игре, а я…
— Никогда так больше не делай, — прохрипел герцог.
— И ты тоже.
Она первой потянулась к его губам…
* * *
Сальгаш, король кровавых всадников, лежал на ложе, застеленном пышными коврами, и тусклым взглядом смотрел, как танцуют перед ним невольницы. Одна из них — совсем юная девочка с волосами цвета спелого льняного поля, трогательно-невинная, привлекла его внимание. Она была по-девичьи неуклюжа и робка.
Властитель искривил узкие губы, чувствуя, как в жилы возвращается молодость. Откинулся на подушки, щёлкнул длинными пальцами в драгоценных перстнях и узлах распухших суставов. Безмолвный раб склонился, наливая в кубок тёплое вино.
— Подойди.
Синеватые от старости губы шевельнулись почти беззвучно, но испуганные рабы, казалось, ловили даже мысли господина. Светловолосую девочку — сколько ей? Двенадцать? Десять? — вытолкнули прямо к его ногам. Она упала на колени, низко опустив голову. Он погрузил руку в лён её волос. Невольница дрожала, и ему нравился её детский ужас перед ним.
Сальгаш был так стар, что не помнил и сам сколько лет, сколько десятков лет назад принёс свою первую жертву Смерти. Он понимал, что скоро и сам войдёт в его чертоги, но… Не сегодня. Пусть король уже не может ликовать от бешенной скачки на молодом жеребце, пусть рука стала не тверда, и раны, нанесённые жертвам, только продлевают их мучения, пусть. Но всё ещё можно пить вино и наслаждаться юными телами дев. И ужасом, плещущимся в их стекленеющих разноцветных глазах.
— Кто ты? — спросил он, делая знак всем покинуть их.
Ему было безразлично, кто она. Он забудет её имя сразу после того, как та
