ну и ладно. Кантакузену от этого было не легче… Он, гад такой, метнулся ко мне стремительным домкратом, просто ввинтился в воздух, ухватил меня за патлы и впился мне куда-то между плечом и шеей. Не двинуть ему со всей дури кулаком в мерзкую харю, по этой самой хренотени, которая у носферату вместо носа, было адовой задачкой. Но — сдержался. Чисто из исследовательских целей!
Так что Кантакузен прокусил мне трапециевидную мышцу и даже вроде как попробовал присосаться, и было зверски больно. А потом упырь отпрянул, ошалело осмотрел меня с ног до головы, помотал своей головешкой и вдруг сказал:
— АЫК! — и принялся громогласно блевать во все горло, постепенно меняя боевую ужасную форму на облик почти человеческий.
Так-то он знал, что уруки невкусные. Но, наверное, надеялся, что его желудок, или что там у носферату вместо пищеварительной системы, выдержит мою полную норадреналина кровушку. Может, он вообще был извращенцем, потому как сосать у уруков — это, конечно, не возбраняется, однако воспринимается в приличном обществе, мягко скажем, неоднозначно. Даже если это общество состоит из реальных упырей. Вот у эльфов — соси, сколько вздумается! У людей — тоже вроде как не проблема. Но уруки? Фу, как можно? Таких называли «чернильницами» и в респектабельные склепы и ковены не пускали.
Трансмутировать в человека упырю я не дал. Я ему дал под зад, с разворота, ногой, отработав удар, который во всех школах обоих известных мне миров именуют подсрачником. Подсрачник получился капитальный, и, отхватив его, Кантакузен с капитальной же скоростью полетел по коридору в обратную сторону и ляснулся о стенку рядом с почившим в Алласе Эргенчем, и сполз вниз.
А я достал один из ошейников, который позаимствовал у коварной Райлы, и вполне себе вальяжно прошествовал к носферату.
— Я говорил тебе не сосать у турка? — вежливо спросил я. — Я предупреждал, что твоя башка в твоей же жопе будет? Понимаешь, теперь мне ничего не остается, кроме как исполнить обещание. Я очень дорожу своей репутацией и не могу позволить себе, чтобы почтенная публика посчитала меня бесчестным типом, который плюет на данное слово…
Я сделал широкий жест рукой, обводя окружающее подземелье и имея в виду, что тут полно почтенной публики. Можно ли было считать труп Эргенча и изрубленные туши драконидов почтенными — я не знал, но перестать трепаться уже не мог, потому как нервишки пошаливали.
— Но при этом, милсдарь носферату, вы противны мне как личность. Да и не то, чтобы только вы сам, но и вся ваша фигура — тоже! Поэтому иметь дела с вашей жопой мне вдруг резко расхотелось… — легким движением руки я защелкнул на шее вампира ошейник и похлопал его по почти ставшей человеческой щеке ладонью. — Говорят, носферату выживают и регенерируют в самых невероятных обстоятельствах… Так что всё, друг ситный. Твое время пришло! Пора продемонстрировать всем и каждому невероятные способности вашего упыриного племени! Давай уже, суй себе свою башку в жопу и шагай в Бухарест! Я в тебя верю, у тебя получится!
Нет, все-таки это было чересчур! С дикой матерщиной и ором упырь принялся пихать голову себе в задницу, и голос его становился все глуше и глуше… А потом вся эта, скажем так, конструкция, довольно бодро двинула куда-то по коридору, явно имея намерение все-таки добраться до столицы Балканской Федерации.
— Ну, вот так как-то… — растерянно проговорил я, зачем-то отряхивая ладони.
— Я заснял!!! — радостно заорал кто-то на потолке. — Заснял!!!
Я аж подпрыгнул. Не от страха, нет! От удивления! Ну, и для того, чтобы ловчее ухватить носатого товарища за этот самый нос. И уже через секунду у меня в руке трепыхался гоблин. Нет, это был не Кузя! Совершенно незнакомый гоблинский чертила — сутулый и с неожиданно длинными прямыми черными волосьями на башке — дрыгал ногами и пердел от страха, тщетно пытаясь вырваться из моих лап.
— А ты что еще за хрен? — согласно местному обычаю поприветствовал его я.
— Гойко меня зовут! — нервическим голосом откликнулся Гойко. — Я свой, я ордынский! Не формально ордынский, а идейно! Я за тебя, Бабай. Затебее не бывает! Я того-этого ваще-то видосы пилю! Уважаемый староста Кузьма Сансебастьянович Ордынский меня ваще как сильно попросил поснимать, потому как, если что-то не отфоткали или не завидосили, то его ваще, считай, и не было! Жызня — она теперь такова и больше никакова! Диджитал, понимаешь!
И шмыгнул носом, и подрыгал ногами, и перднул еще раз — на всякий случай.
— Ну, раз диджитал… — пожал плечами я и зашвырнул гоблина обратно на потолок.
Это такой народ — хуже крыс и тараканов. Только покажи им лазейку — как можно самую капельку улучшить свое материальное положение и поднять самооценку — пролезут куда угодно! Уверен, у Кузи таких идейных по всем Балканам нынче как собак нерезанных… Да и видос с головожопым упырем действительно должен был получиться феерическим, это точно.
И тут меня осенило! Он же потопал куда-то, этот головожоп! Очень уверенно! И чисто теоретически — если следовать за ним, то можно добраться до поверхности кратчайшим путем и разнести всю хату в концлагере, воспользовавшись хаосом инцидента! Так что я быстренько снял с Эргенча его окровавленный кафтан, напялил на себя, подпоясался золоченым кушаком, выбросил к японой матери сраный грандиозный тюрбан, проверил баланс волшебного ятагана… И потыкал этим ятаганом в мертвого одабаши… На всякий случай. Все-таки маги — товарищи стремные!
Ну, и сапоги с него снял — размер у Эргенча был, на удивление, подходящий. Прибарахлившись таким образом, я перезаплел косички на висках, чтобы татуировочные приблуды, которые я так и таскал в прическе, не потерялись, и мурлыча под нос «Интернационал» потрусил вперед, ориентируясь по кровавым следам головожопа.
* *
