И тут он понял, в чем ее беда.
Она живет в этом захолустье с отцом, который преимущественно отсутствует — если не телом, то душой. Она трудится день и ночь, но никто не обращает на это внимания. Никто не хвалит ее за достигнутые результаты, никто не восхищается, не флиртует с ней. Некому сказать, что она хорошенькая, отдать должное ее остроумию, интеллекту, ее доброму и любящему сердцу.
Зачем ей думать о том, как она одета и как причесана, если никто ее не замечает?
— Я все вижу, — сказал он, подходя ближе. — Вы красавица. Я отдал бы все на свете, чтобы заполучить вас. Но я не могу, потому что не имею возможности на вас жениться.
— Разумеется, мы не можем пожениться, — промолвила она. — Вероятнее всего, вы построите свой проклятый канал и разрушите все, что дорого мне, и я возненавижу вас за это. А если вам не удастся его построить, то в этом буду виновата я, и вы возненавидите меня. Сейчас мы любим друг друга, но это не может долго продолжаться. Если мы не займемся любовью сейчас, то не сделаем этого никогда. У вас будут другие возможности с другими женщинами. Я это знаю. А вот я едва ли встречу другого мужчину, к которому буду испытывать такие же сильные чувства, как к вам.
Она говорила спокойно и сдержанно, но лицо ее то краснело, то снова бледнело. Она стояла в напряженной позе, все еще крепко сжимая подол приподнятой юбки.
На ее глазах не блестели слезы, губы ее не дрожали, но подбородок был упрямо вздернут.
Алистер понимал, что хочет того же, чего хочет она, и чувствовал себя последним мерзавцем из-за того, что заставляет ее упрашивать себя. Впрочем, он все равно будет чувствовать себя мерзавцем, независимо от того, как поступит.
Он сделает то, чего оба они хотят, а с моральными проблемами разберется позднее.
В конце концов, он уже не мальчик. Знает, как заниматься любовью, не обесчестив ее.
Он и Джудит Гилфорд не упустили ни одного случая, когда их оставляли вдвоем. У него было достаточно времени, чтобы лишить свою невесту девственности. Она, уж будьте уверены, не старалась сохранить ее.
Но он контролировал себя.
Может быть, это глупо, но у него была совесть.
Все это он говорил себе, снимая с себя сюртук.
Он отшвырнул его в сторону, расстегнул жилет, быстро снял его и бросил поверх сюртука. Потом развязал и бросил галстук, который упал на ее панталоны.
Алистер услышал, как она сделала глубокий вдох.
Сам он дышал легко и свободно. Успокоиться и не терять голову. И стянул с ног сапоги.
Потом он взглянул на женщину, стоявшую на кровати, позволив взгляду медленно пройтись вверх от пальчиков на ее ногах вдоль изящных щиколоток, великолепной формы икр, очаровательной родинки под коленом до нежной округлости бедер.
Он взобрался на кровать и пополз к ней, опираясь на руки и колени по покрывалу, на котором отпечатались следы ее сапожек.
Она замерла, не двигаясь, продолжая держать подол юбки. Приблизившись, он заметил, что маленькое родимое пятнышко имеет форму перевернутого сердечка. Он поцеловал его. Нога у нее задрожала.
Обхватив за колени, он уложил ее.
Она удивленно охнула, упав на подушки. Он стал переползать через нее, она привлекла его к себе.
Он хотел быть нежным и осторожным, но это было почти невозможно. Он был подобен человеку, который много дней, недель, лет бродил по пустыне. А она была оазисом, свежим, чистым, прелестным. Только она была реальной.
Ее аромат был повсюду, от него кружилась голова. Он подержал у лица ее накидку, и ее запах вызвал в памяти все то, что он пытался забыть: вкус ее губ, свежих, как утро, безыскусную страсть поцелуя, тепло ее тела, удары ее сердца, волосы, щекочущие его подбородок.
И вот теперь она здесь, в его объятиях.
Другого шанса у него никогда не будет.
Он поцеловал ее крепче, и нежность уступила место страсти. Окружающий мир исчез, остались только они.
Он быстро расстегнул у нее на спине застежки, к которым поклялся не прикасаться: сначала пуговки платья, потом распустил шнуровку корсета. Затем спустил вниз все — лиф, корсет, сорочку, — обнажив ее до бедер, и замер.
Он мысленно представлял форму ее грудей, но и вообразить не мог, насколько они совершенны — твердые, бархатистые, с нежными розовыми сосками. Он не ожидал увидеть безупречную округлость живота и соблазнительное углубление пупка. В ней было все, о чем он мог только мечтать.
— Мирабель, — тихо произнес он. Великолепная. Чудесная. Он, едва прикасаясь, провел пальцами по ее груди.
Нежные соски от его прикосновения затвердели и потемнели.
— Ох, — выдохнула она. И тихонько застонала.
Его руки скользнули по шелковистому изгибу живота. Она шевельнулась, словно побуждая его продолжать, и его прикосновения стали более властным. Он погладил каждый изгиб ее бархатного тела, и она раскрылась навстречу ему, не испытывая ни страха, ни стыда. Только желание.
— Мирабель? — прошептал он, оторвавшись от ее губ.
— Да, да, да, — прошептала она. «Да, да, да».
Он спустил с ее бедер платье, сорочку и корсет, сбросил с себя остатки одежды.
Забыв обо всем на свете, они неистово ласкали друг друга. Поцелуи становились все жарче. На мгновение Алистер подумал, что совершает нечто ужасное, противоречащее его понятиям о чести, но она прильнула к нему, и он скорее умер бы, чем согласился ее отпустить.
Она была такая теплая, мягкая, такая пылкая.
Алистер понял, что она девственница, по ее реакции на его возбуждение.
«Остановись», — сказал он себе.
Но она не отпрянула от него. Не испугалась, хотя восставшее мужское естество пульсировало, упираясь ей в живот.
Она застонала и прижалась бедрами к его бедрам.
Волна страсти захватила Алистера. Все мысли вылетели из головы.
— Я хочу тебя, — прошептал он. — Безумно.
— Я тоже тебя хочу, — выдохнула она. — Да, прошу тебя. Он скользнул пальцами в ее лоно и стал ласкать мягкие, как пух, кудряшки.
Его ласки становились настойчивее, и она крепко вцепилась в его предплечья.
— О да. Да. Боже мой, я… — Она не договорила и содрогнулась, достигнув вершины блаженства.
Запустив пальцы в его волосы, она запечатлела на его губах поцелуй, пылкий и сладостный, как сам плотский грех. Ему безумно хотелось войти в нее.
Он закинул ее ногу себе на бедро и, запустив чуть глубже дрожащие от желания пальцы, принялся поглаживать ее лоно, чтобы возбудить ее еще сильнее.
Ее рука скользнула ниже живота, и он застонал, не отрываясь от ее губ.
Она обхватила рукой его естество, и это прикосновение поразило его как удар молнии. Не выдержав, он излил семя ей на живот.
Волна счастья захлестнула Мирабель, она все еще дрожала от наслаждения.