В общем, подготовка заключалась в том, чтобы уговорить Лину не расстраивать родителей и впустить его, а соответственно, и их тоже, пожить эту неделю всем вместе, благо съемная трехкомнатная квартира это позволяла.
В конце концов все решилось именно так, как и хотел Андрей с самого начала. А неделя и уйма потерянных нервов, так что ж – бывало в его жизни и тяжелее, и хуже...
...Уже прошло двадцать минут с того момента, как объявили, что рейс Одесса – Тель-Авив совершил посадку. Уже давно начали выходить в большое фойе аэровокзала те прибывшие, которые умели быстро проходить все пограничные и таможенные формальности. А родителей все не было видно.
Андрей метался у металлического ограждения, как зверь в клетке.
«...Ну! Ну же! Что ж это такое?! Ну, когда же уже?!»
И тут... он их увидел...
«...Господи! Боже ты мой!!! Какие же вы стали!.. Господи Иисусе! Прости меня! Прости меня за все, ибо я грешен пред тобой! И сделай так, чтобы и они меня простили! Молю тебя, господи!..»
Последний раз они виделись ровно шесть лет назад, в июле 97-го, когда Андрей сумел вырваться в Одессу на месяц и привезти к дедушке с бабушкой тогда еще шестилетнюю Машу. Шесть лет прошло... Шесть лет!.. Тогда еще «молодые» и «неуспокоенные» родители были похожи на неугомонные торпеды, и никто из окружающих не мог сказать, сколько же им на самом деле лет. А теперь... Нет! Они были еще «очень живые», бодрые, но... И семидесятидвухлетний «папа Леша», и шестидесятипятилетняя «Ма» ...
Эти шесть лет их не пощадили! И это было видно. Так видно, что у Андрея сжалось сердце, а к горлу подкатил огромный тугой комок.
Они смотрели поверх голов, высматривая своего сына, а Андрей даже не мог их позвать, потому что голос попросту исчез куда-то. И он поступил так, как, наверное, и должен был бы поступить любой.
Андрей, ни секунды не задумываясь о последствиях, перемахнул через заборчик ограждения и подскочил к своим старикам.
– Ма! Батя!.. – прошептал он громким шепотом. – Вы кого-то ищете?
...Двое стариков и взрослый мужик плакали все вместе и ощупывали друг друга трясущимися руками прямо посреди таможенной зоны.
К ним бодрым шагом подошли две девушки в форме полиции.
– Слиха! – сказала одна из них довольно резко.
Андрей обернулся и... Видимо, эти соплюшки все поняли по его лицу:
– Элу ха-горим шелха?
– Кэн...
– Кама зман атем ле погаштем?
– Шиша шаним квар...
– Арбе меот!.. – Девушка секунду решала, как ей поступить. – Бэсэдр! Тицу ахшав бахуц, бвакаша! Тов?
– Эцлаэм хаколь бэсэдэр им а-тиким?
– Кэн, кэн! Тильху бахуц!
– Тода! Тода раба! Ве мицтаэрим...
– Тов, тов! Тильху!..[51]
Полицейские отошли на пару метров, а Андрей подхватил в руки две сумки, направился к выходу, увлекая за собой родителей.
– Пойдемте! Здесь нельзя находиться!
– А шо она тебе сказала, Андрюша?
– То и сказала, Ма. Что здесь нельзя находиться, и нам надо поскорее выбираться наружу.
– Именно так и сказала?
– Именно так, Ма.
– Какой интересный у них язык. А мне показалось, что она что-то щебечет. А ты свободно на нем говоришь, сына?
– Свободно, Ма.
Они наконец-то выбрались из толчеи аэровокзала на площадь, и Андрей остановился у автобусной остановки.
– Теперь на автобусе? А долго ехать?
Андрей улыбнулся своей неугомонной матери:
– Ехать семьдесят километров, Ма.
– Долго.
– Да нет! По местным дорогам, да в это время суток – это полчаса или сорок минут.
– Правда? А автобус когда будет?
– А он уже есть! Я сейчас передохну немножко, покурю. Что-то у меня сердце бухает, как заячий хвост. А потом поедем. На автобусе. На персональном!
Через пять минут Андрей подвел родителей к новенькому микроавтобусу «Пежо», который он для такого дела одолжил на один вечер у своего знакомого.
– Вот! Персональный транспорт для вас!
– Это твой?
– Нет, Ма. Я на такой еще не заработал. Это я у друга попросил.
– Хорошие у тебя друзья! – сказал «папа Леша».
– Да, дед, не жалуюсь. Понимающие.
– А почему дед? – спросила мама.
– А разве нет? Двое внуков...
– Дед, дед! – улыбнулся отец. – И не просто дед, а старый пердун уже!
– Ну-у! Не прибедняйся, батя! Ты еще ого-го!!!
– После семидесяти, сына, все «иго-го!» заканчиваются.
...Именно с того дня так и повелось – Дед...
Теперь «папу Лешу» все только так и называли... Даже мама, обращаясь к нему теперь говорила: «Слышь-ка, Дед!» ... Плохо ли, хорошо ли... Но ведь ничего обидного в этом не было.
...Та неделя для Андрея пронеслась, как один день.
Родители хотели знать про него, про его жизнь абсолютно все! Расспросам не было конца. И ему приходилось изворачиваться, сводить все эти разговоры на шутки, чтобы не врать, но и не говорить всей правды – не хотелось Андрею волновать своих, таких пожилых родителей! И так уже тех волнений за их долгую жизнь было предостаточно.
Они с Линой тщательно делали вид, что в их «семье» все в порядке. Да только «мама Аня» всегда была их домашней, «семейной контрразведкой». Она своим опытным взглядом подмечала все, а потом до полуночи шепталась о чем-то на кухне с отцом.
Втроем они съездили к Машеньке. Удивлениям по поводу того, что она уже так взросло выглядит, просто не было конца!
Потом Андрей купил им автобусную экскурсию по христианским местам и к храму Гроба Господня – мать никогда не простила бы себе, что, побывав на Земле обетованной, так и не увидела Иерусалим, город, «откуда все началось». Впечатлений после этой поездки у нее было на десятерых.
Но... Все остальное время они с отцом проводили сюсюкаясь с Максимом, который в конце концов взял да и преподнес дедушке с бабушкой тот сюрприз, который он только и мог преподнести в свои восемь с половиной месяцев – он сделал пять, самых первых в своей жизни шагов!..
И это стало их самым ярким впечатлением, оставшимся от всей поездки!..
...14 июля, 15.20 РМ...
Неделя пролетела, как один день.
Они опять улетали в Одессу, а Андрей опять оставался.
Уже объявили о начале регистрации, когда мама обняла его за плечи и посмотрела прямо в глаза:
– Андрюш... Может, хватит уже?
– Что, Ма?
– По миру слоняться. Больше восьми лет прошло. Может, пора уже и возвращаться, а?
– Пора, Ма. Давно пора! Ты себе даже не представляешь, как я устал!
– Так в чем же дело? Бери детей и приезжай! Поднимем их как-нибудь! Ты же ведь мучаешься – я же вижу! – Она посмотрела на отца. – И Дед видит!
– Что решаешь, сын? – спросил отец.
– А что я могу сейчас решать, родные вы мои? От меня сейчас уже ничего не зависит!
– Так не бывает! Каждый свою жизнь строит сам! И только от него зависят все его шаги!
– Это правильно, батя! Правильно! Только...
– Что?
– Не могу я пока...
– Бросай ты ее на хрен, эту свою Лину! – проговорила мама. – Бери Макса и езжай в Одессу! Найдешь себе нормальную жену, а не эту...
– Да не в этом дело...
– А в чем тогда?
– Я по документам для Максима вообще никто...
– Как это?
– Лина, чтобы получать деньги на двоих детей, как мать-одиночка, сказала, что его отец был туристом из России. А Максику даже отчество дала другое, своего отца. Он теперь Максим Романович. Так что... Забрать я его никак не смогу. Еще чего доброго, меня за киднеппинг объявят в розыск в Интерпол.
– От же сучисько! – не сдержалась мать Андрея.
– И еще... Меня сама Украина не принимает.
– А это как?
– Мы же уезжали как туристы, помнишь? Так вот мой украинский загранпаспорт был действителен только до 99-го года. Да и не это самое главное... Посольство продает визы всем, кроме выходцев из Украины.
– А хохлам шо?
– Безвизовый въезд, но надо стоять на консульском учете.
– Так встань!
– Надо иметь действительный украинский загранпаспорт со штампом, разрешающим выезд на ПМЖ в Израиль. А я со своим – «невозвращенец» ...
– Мама дорогая! – Она приложила ладони к своим щекам. – Так шо, ты никогда не сможешь отсюда выбраться домой?
– Я придумаю что-нибудь, Ма... Обязательно придумаю! – Андрей утирал ее крупные слезы. – Пусть пройдет еще немножко времени. Может, Украина какие новые законы выпустит. Я вернусь обязательно!
– Когда, Андрюша? Мы уже старые. Дождемся ли тебя?
– Вы у меня крепкие, Ма! Вы обязательно дождетесь! А я приеду! Через год приеду!
– Обещаешь?
– Да, Ма! Обещаю!
Он стоял и смотрел на них сквозь решетку ограждения до того самого последнего момента, пока они не скрылись из виду, в «пограничной зоне», помахав на прощанье руками.
«...Я приеду! Приеду! Родные мои! Любимые! Обязательно!..»
А в голове его все вертелась и вертелась старой пластинкой песня:
...Постарели мои старики —Незаметно как это бывает,И уже с чьей-то легкой рукиМаму бабушкой все называют.
И все чаще тревожит отец,Хоть и делает вид, что здоров...Для меня нет дороже сердец,Чем сердца этих двух стариков.
Дорогие мои старики!Дайте, я вас сейчас расцелую.Молодые мои старики,Мы еще, мы еще повоюем!
Вам обоим к лицу сединаИ морщинки лучами косыми —И я ваши возьму имена,Чтоб назвать ими дочку и сына.
И глаза ваши станут светлей,И огня никому не задуть —Ведь внучат любят больше детей,Только я не ревную ничуть...
«...Я обязательно вернусь к вам, родные мои! Простите меня, своего такого глупого, непутевого сына! Так уж у меня жизнь сложилась! Ах! Как бы я хотел забрать с собой ваших внуков! Ах, как хотел бы! Но... Маська уже абсолютно израильтянка. А про Максима вы уже все знаете. Простите меня за все, что я сделал не так, неправильно! Я постараюсь исправить. Я верю, что еще ничего не поздно!..»
