Но продемонстрировать чужаку тайное мастерство презренных шудр тоже было достаточно неплохо.
И душа моя возликовала.
Думаю, в следующем воплощении я обязательно стану кшатрием, великим воином, защитником друзей и грозой для врагов. Ездить придется на золотой колеснице, застеленной шкурами тигров — а как же иначе?! — под царским зонтом, бренча колокольцами. А звать меня будут по-прежнему Силачом… скромно уточняя — Силач-из-Силачей. Минут годы, я прозрею и вспомню, кем был раньше, преисполнясь…
— Не вертись! — строго бросил Гуру.
Отвесив мне хлесткий подзатыльник.
Я расстроился, а Гуру привязал к кольцам два длинных ремня, на концах которых крепились шары из хлопка — каждый размером с голову шестимесячного младенца.
Факел дважды ткнулся в шары, хлопок мгновенно занялся, и досужему взгляду вполне могло бы показаться: сейчас, сейчас огненные головы ударятся макушками о землю, отскочат и вцепятся жгучими челюстями в Силача-ленивца! Я еще раз расстроился, потому что скуластое лицо брахмана-птицы оставалось бесстрастным, а другого досужего взгляда мне было не дождаться! Впрочем, время для посторонних мыслей вышло до последней кшаны[37].
Пора начинать "Пляску Гридхры".
Думаю, со стороны это выглядело бесподобно. Я сам не единожды видел, как ту же "Пляску" исполняют мои товарищи, и хлопал в ладоши, крича во всю глотку: "Превосходно!", за что получал от Гуру очередной подзатыльник, а Учитель Отваги неодобрительно косился в мою сторону. Но, так или иначе, я отлично представлял, что сейчас видит нахальный брахман. Вот: тело ученика "Боя-в-Святом-Месте" вихрем мечется в отсветах факелов, ноги дробно переступают, топча воображаемых змей, следует прыжок, еще один, туловище изгибается ивой под ветром — и пламенные крылья выписывают в темноте лихие зигзаги, расчерчивая светом покрывало Тьмы-Матери! Падающие звезды, боевые диски Опекуна, зарницы-искры из-под копыт коней Братьев-Всадников, а пляска длится, не кончается, и ремни словно сами собой избегают перехлеста, не желая запутываться прежде, чем…
Краем глаза я успеваю заметить, что пляшу не один. Моему напарнику, тому, кто ранее сидел на моих ягодицах, Учитель Отваги успел дать в каждую руку по короткой палке. К краям палок привязаны цепочки с хлопковыми шарами — поцелуй факела, и еще четыре метеора режут тьму, повинуясь ловким движениям человека.
Мы пляшем, самозабвенно и неистово, восторг бурлит во мне, пенится молодым суслом, грозя переполнить чашу счастья, отмеренного Силачу!
— Это и впрямь достойно восхищения! — по правую руку от меня звучит чей-то голос.
Спокойный и сухой.
Ну конечно же, брахман-птица наконец соизволил оценить наше мастерство…
— Что ты можешь добавить к этому? — спрашивает Учитель Отваги.
Брахман молчит. Вместо ожидаемых слов похвалы и изумления странный свист врывается в мои уши. Кажется, что Ратри-Ночь шипяще расхохоталась отовсюду, изорвав покрывало в клочья — и огненные шары больше не повинуются нашей воле. Звезды летят во тьму, стремясь присоединиться к собратьям в небе или хотя бы к светлякам в чаще, летят, падают вдалеке, рассыпаются пригоршнями искр, гаснут…
Я стою, и обрывки ремней свисают к моим коленям с дощечки из благовонного дерева калияка.
Такие же обрывки — только не ремней, а цепочек — висят на концах палок, выданных Учителем Отваги тому ученику, кто присоединился ко мне на середине танца.
"Пляска Гридхры" окончена.
Сбита влет.
Напротив, у ствола розовой яблони, стоит брахман-птица, сжимая в руке натянутый лук. Длинный, гораздо выше самого стрелка.
Я плохо понимаю, откуда взялся лук и куда девался посох чужака.
Еще хуже я понимаю, откуда взялся колчан со стрелами.
Я, Силач, который…
Ладно, речь о другом.
Записи Учителя Отваги, найденные в доме пандита после его смерти, среди сказаний о богах и демонах, 2-й день 1-го лунного месяца[38]
…Он вполне мог сломать мне руку.
Не надо именоваться Учителем Отваги, чтобы понимать это с предельной ясностью. Вот, рывком уйдя в сторону, я пытаюсь "вынуть из-под бхута платок", но подсечка удается лишь на треть — он теряет равновесие, клонясь подрубленным кедром, но не падая, и мой кулак врывается в образовавшуюся брешь подобно Молоту Подземного Мира.
Я знал силу собственного удара.
И знал, что Брахмана-из-Ларца следует бить практически без снисхождения — он плохо ощущает боль и ослабленный удар может попросту не заметить.
Две лианы оплели мое предплечье, мгновенно затвердев половинками боевого шеста, и я понял — по-теря равновесия была лишь уловкой. Западней, в которую Учитель Отваги попался со всем пылом молодого леопарда, когда тот видит отступление матерого вепря…
А вепрь лишь набирает разгон.
Локоть мой слегка хрустнул, и сразу же давление исчезло. Он стоял в полушаге от меня, сложив ладони перед лбом, и если я хотел прочесть на его лице скрытую радость, мне это не удалось.
Возможно, я плохо умею разбираться в человеческих лицах.
Возможно, скуластое лицо Дроны было не вполне человеческим.
— Ну и что мне с тобой делать? — спросил я, потирая ноющий локоть.
Тот же вопрос задал ему мой помощник еще при первом явлении Брахмана-из-Ларца в Святое Место. Год и восемь месяцев тому назад.
— Что тебе будет угодно, Гурукал, — ответил Дрона, кланяясь.
Я подошел к алтарю. Поправил статуэтку Кали-Темной, зажег рядом с обликом богини благовонную палочку и перевел взгляд на изображение Рамы-с-Топором.
Великий аскет равнодушно смотрел мимо меня, да я и не ждал от него ответа.
— Уйдешь? — спросил я, не оборачиваясь.
— Да, Гурукал. В конце весны я, если ты соблаговолишь отпустить меня, уйду.
— Мне больше нечему учить тебя. — Да, Гурукал. Нечему.
Он никогда не врал. Не знал, что это такое. И все-таки сейчас мне было бы легче, согласись Дрона осквернить уста ложью. Ну пожалуйста, скажи, что исчерпать мои познания трудней, чем выпить море, как сделал это мудрец Агастья, сын Варуны-Водоворота, Миродержца Запада! Добавь, что мощь моя беспредельна подобно мощи Шестиликого Сканды-Княжича, полководца богов, чье копье раскалывает горы. Признайся, что останешься в деревне навеки, ибо не в силах покинуть учителя, которому предан, как Шачи-Помощница предана своему супругу Индре-Громовержцу…
Что, сельский пандит, рассказчик бесконечных повествований, истории сочиняем? Черпаем примеры горстями, громоздим цитату на цитату? А на самом деле просто заноза впилась в душу, когда он ответил, кивнув: "Да, Гурукал. Нечему…" Впилась, правда. И болит. Будем привыкать жить с занозой — разве одна она язвит душу?
Будем привыкать.
— Менее двух лет тебе хватило на то, на что у других уходит жизнь. — Я по-прежнему стоял к нему спиной. — Было лишним готовить твое тело, было лишним готовить тебя к бою с оружием… Сперва я хотел спросить, у каких воевод Трехмирья ты учился их искусству, а потом махнул рукой. Зачем? Важно другое: освоив меч-плеть и рогатые кастеты за три месяца, ты лишил меня удовольствия учить тебя оружному бою. А все остальное, на что способен человек без оружия… Ты сам только что сказал, что учиться тебе нечему.
И оказался кругом прав.
Он молчал, даже дыхания слышно не было.
Святое Место тишиной смыкалось вокруг нас двоих.
Всех прочих я отослал в деревню часом раньше.
— И все-таки, Дрона, я просил бы тебя остаться в деревне. Среди шудр. Знаю — безнадежно. Знаю — не останешься. Разве что я, твой Гурукал, прикажу… а я не прикажу. Но если ты уйдешь, лесорубам и их семьям вновь придется всякий раз ездить в Брахмагири[39] и униженно молить о прибытии брахмана для совершения обрядов. А твои моления… Я пандит, я боюсь кощунствовать, иначе сказал бы: ты силой заставляешь богов сделать требуемое! Такое уже случалось на земле, я знаю! Но, как говорит наш общий знакомец Силач: ладно, речь о другом…
Проклятье! При этих словах глаза мои словно цепями приковало к изображению Темной. Ее грозное уродство завораживало — лик с высунутым языком, измазанным в крови, гирлянда из черепов, тысяча безобразных рук сжимает оружие, и ездовой лев у ног богини скалится зубастой пастью. Барбарам почти невозможно объяснить, что Кали-Темная, убийственная ипостась супруги Шивы-Разрушителя, отнюдь не является символом зла. Разрушение и смерть — часть обновления мира, иначе Вселенная сумеет прогнить до фундамента, до Слонов-Земледержцев и Змея Шеша! Зло? Что есть зло?! Отрицание жизни и ее утверждение зачастую являются разными сторонами одного и того же медяка, и Темная, Божественная Мать, символизирует это единство.
Но все-таки…
